Правда по Виргинии - Мария Фашсе

– Потому что я пишу в своей записной книжке или из-за того, что я пишу в записной книжке?

– Из-за всего, – говорит он, и я чувствую, что он хотел сказать что-то другое.

Дешевое легкое вино с пузырьками сделало нас всех немного дешевыми, легкими и пузырящимися. Кофе был как раз кстати. Мама принесла его на подносе. Я подумала, что тот поднос, который принес Диего, – единственный у нас в доме, и удивилась, откуда они их берут.

– Тебе положить сахар? – Мама открыла Сантьяго сахарницу.

– Нет, спасибо. – Сантьяго приподнялся, чтобы взять чашку. Чашка, как всегда, была наполнена до краев. Такая у меня мама: слишком много пирожков, слишком много кофе.

– Ты похожа на мадам де Турвель, – говорит Диего.

– Мне больше нравится Сесиль Воланж, – говорю я.

– Нет, Сесиль обманывает, прекрасно зная, что будет потом, и ее это веселит. – Он кладет ложечку сахара в кофе и перемешивает. – Вот мадам де Турвель на самом деле загадочна. Она, возможно, даже во всем романе единственный персонаж, который знает себе цену, у нее есть «моральная целостность».

– Ты читал этот роман? – удивленно спрашиваю я, но на самом деле меня удивляет не это. «Моральная целостность, – произношу я про себя. – Ха!»

– Да, читал. Мне не нравятся эпистолярные романы, но этот просто прекрасен. Ты полностью погружаешься в заговор между маркизой де Мертей и Вальмоном через их переписку, и тебе жаль, что тебя там нет и что ты просто слушаешь сплетни и не можешь ничего сделать.

– А меня из всех персонажей восхищает Вальмон, – говорит Сантьяго.

– Да, – кивает Диего. – Сцена за завтраком, после того как он соблазнил Сесиль, как он ест сливы… Эволюция персонажа на протяжении романа происходит под влиянием любви, и ему сложно «выполнить» обещание, данное Гленн Клоуз.

– Должно быть, случайная измена – это что-то совсем неприятное, – говорю я и еще раз думаю о том, что у нас странный разговор», словно это запоздалое действие марихуаны.

Мама составляет чашки на поднос, хоть Сантьяго еще не допил свой кофе. Я, как всегда, делаю слабую попытку подняться, которую замечает Диего.

– Сиди, – говорит мама, будто хочет, чтобы мы продолжали разговор, и я не двигаюсь.

– В этом ты тоже похожа на мадам де Турвель, – говорит Диего, – ты должна была бы быть окружена прислугой. К счастью, у тебя есть мама и я.

– Она у нас интеллигентка, – говорит мама, и мы все смеемся, уже более слабо.

– Почему мы не звоним Августину?

– Мама, уже двенадцать часов.

– Слава богу, он у нас мальчик… Только я поняла ее мысли:

– Мама хочет сказать, что, поскольку он мальчик, его не изнасилуют, например.

– Насколько легче воспитывать сына, – кивает она, – дочерей окружает столько опасностей… А еще они такие бесчувственные.

– Августин не бесчувственный, – говорю я. И вспоминаю о дневнике. Я ненавижу свою маму. И мне сразу кажется, будто он мне никогда не звонил, не говорил, что любит меня.

– Пришла машина, – говорит Диего.

Мама уже с сумочкой в руке прощается с Диего, с Сантьяго («Очень приятно», – говорит она), и мы с ней идем к дверям. В свете коридора видно седину у корней ее волос.

– Девочка моя, этот парень, Сантьяго, – он ненормальный, – говорит она мне на ухо и целует меня.

Я хочу обнять ее, но не делаю этого и ничего не говорю. Я стою и просто смотрю, как она идет к лифту с сумочкой под мышкой и пустой тряпочной сумкой в руке. Я закрываю дверь.

Он ненормальный. Еще одна любимая фраза моей мамы. Я сама ее иногда говорю. В одних случаях прилагательное «нормальный» имело положительное значение, в других – отрицательное. В одном случае я хотела сказать одно, в другом – другое. Мы не всегда понимаем, что именно нам хотят сказать, но благодаря контексту всегда понимаем – плохое это или хорошее. Мой отец не был «нормальным» для моей матери, но она говорила это с гордостью, она хотела сказать, что она «сверходаренная», «независимая» (еще два слова, которые она постоянно использовала); хотя она уже очень давно не имела в виду ничего такого. Сейчас фразой «ты ненормальная» она хотела сказать «ты бесчувственная», потому что я ей не звонила, потому что я забыла своих школьных подруг. Но то что Сантьяго ей показался ненормальным, – это явно говорит о том, что он ей не понравился. Я знала, что она имела в виду. То что он был ненормальным, ее успокаивало, и я это прекрасно осознавала, потому что, если бы она положительно отнеслась к присутствию Сантьяго в нашем доме (словно говорила бы мне, что Диего полезно иногда тебя поревновать), она непременно боялась бы за нашу семью.

Он ненормальный. Я не знаю, хотела бы я, чтобы Сантьяго ей понравился. В отличие от Диего в первый раз – как и всегда – Сантьяго не сделал ничего, чтобы понравиться ей. Но, прежде всего, моя мама была женщиной, а Сантьяго всегда вел себя так с женщинами. Кроме того, зачем ему нужно было прилагать усилия, чтобы понравиться маме, если он вообще никогда ни к чему не прилагал усилия?

Я оставалась на кухне, как в траншее. Я поставила кипятиться воду для чая; мама намыла тарелки, бокалы, чашки, подносы; единственное что мне оставалось сделать, – это положить грязную одежду в стиральную машину. Я отмерила нужное количество смягчителя и стирального порошка, насыпала их в специальные отделения и повернула тумблер на нужное деление. Я делала все это, внимательно прислушиваясь: Диего и Сантьяго устали, они тут же легли и быстро уснули, говорила я самой себе. Кроме того, Диего на следующий день рано вставать и идти в университет принимать экзамены. Мне нужно было лечь, когда они уже будут спать, тогда всего этого вечера не будет, будет такое ощущение, что все это мне приснилось, словно я смотрела это по телевизору вместо «Опасных связей».

Я пила чай за кухонным столом, рассматривая прозрачные баночки с приправой, лапшой, мукой, сухарями, стараясь расшифровать названия содержимого, написанные на английском на горизонтальных крышечках самых маленьких баночек.

Монотонный шум стиральной машины действовал на меня успокоительно. События этого дня кружились у меня в голове, как одежда в барабане: разговор с Томасом в «Майо», Диего и Сантьяго в трусах, курящие косяк, я между ними, Чарли Паркер, поцелуй с дымом Сантьяго. Руки Сантьяго. Сантьяго. Звонок мамы, сообщающий о том, что она приедет вечером, как спасительное известие, и я, выбегающая из квартиры, подкидывая яблоко, с головой, полной дыма.

Я развесила одежду по цветам. Каждая вещь занимала соответствующее ей место, не соприкасаясь с другой.

Я сразу же уснула, даже не почувствовав, что засыпаю. Мне ничего не снилось. Я проснулась от жажды и пошла на кухню за стаканом воды.