Командоры полярных морей - Николай Черкашин

«…Шхуна вышла из Петербурга 10 августа (28 июля) 1912 года… Когда “Святая Анна” выходила в Финский залив, произошел замечательный эпизод. Мимо проплыла яхта “Стрела”, на борту которой находился будущий президент Франции Пуанкаре.

— Ках прежде называлась яхта? — поинтересовался он.

— “Пандора”.

— Да, — задумчиво сказал будущий президент. — Пандора — богиня, которая неосторожно открыла сундучок с несчастьями.

И эти слова оказались пророческими».

Стоп! «Пандора»! «Святая Анна» называлась раньше «Пандора». Нанести новое имя на борта — полдела. Но на штурвале и некоторых других важных деталях шхуны было выбито ее первородное имя — «Пандора». Икона Святой Анны — какую же еще могли вручить им перед походом?! Именно той святой, в честь которой и перенарекли судно. Конечно же, это могла быть икона и Николы Морского, покровителя моряков, и Христа Спасителя. Но к штурвалу «…andor…» была прикреплена все же Святая Анна. Два совпадения… По двум точкам штурманы берут пеленг. Можно ли это маленькое открытие считать пеленгом на пропавшую шхуну? Что если именно брусиловскую «Аннушку» встретили в Северном море немецкие рыбаки? Разве не могла она со своим мощным противоледовым корпусом продержаться на плаву с 1914 по 1946 год? Как бы там ни было, но и эта история лишь пополнит злосчастный сундучок Пандоры, и без того набитый версиями о судьбе «Святой Анны» и ее команды.

Псков. Ноябрь 1997 года

А в Пскове помнят, любят и чтят капитана Татаринова. Даже домик отважного капитана могут показать: старинный особнячок на Ольгинской набережной, что глядит своими окнами на реку Великую, на стены, купола и башни здешнего кремля. Впрочем, достоверность этого домика такая же, как и у подвальчика булгаковского Мастера на Арбате. Читательская фантазия щедра и неистощима. И все же с капитаном Татариновым в Пскове-Энске можно встретиться. Для этого надо прийти в старую часть древнего города к детской библиотеке, что на улице Некрасова. Там увидишь, как широко шагает в летных унтах и пилотском шлеме бронзовый Саня Григорьев, а за его спиной — то ли из глыбы льда, то ли из гребня волны, вырастает капитан Татаринов.

«Бороться и искать, найти и не сдаваться…» Ставить памятники любимым литературным героям — традиция давняя, охватившая многие страны, где «жили» Том Сойер или Дон Кихот, Тиль Уленшпигель или андерсеновская Русалочка… Теперь такой монумент есть и в Пскове, поставленный стараниями и терпением заведующей детской библиотекой Аллы Алексеевны Михеевой. Жаль только, что в нашей стране нет памятника невыдуманным героям этой истории — Георгию Седову, Георгию Брусилову, Владимиру Русанову. Да и российскому Колумбу Борису Вилькицкому тоже еще постамент не заготовлен.

Впрочем, в Полярном поставили на гранитный пьедестал старинный церковный колокол, под прощальный звон которого уходили из Екатерининской гавани пропавшие экспедиции. И имена Брусилова и Русанова выбиты на камне.

В те самые годы, когда в США интерес к Северу подстегнула золотая лихорадка, российские энтузиасты устремились в Арктику отнюдь не ради «золотого тельца». Их вела в гибельные пространства Ледовитого океана державная идея: проторить для России морской путь великой стратегической и экономической важности, соединить регулярным транспортным сообщением Дальний Восток с Крайним Севером. Прокладывая эту трассу, полярные экспедиции россиян пропадали вместе со своими кораблями. То был воистину русский космос — льды да льды кругом. Туда, на поиски новых земель, уносили моих соотечественников поморские кочи, собачьи упряжки и парусные шхуны…

Тогда, в начале XX века, Полярный круг манил к себе, как ворота Вселенной.

ЗАГАДКА ПОЧТОВОЙ ОТКРЫТКИ

Первая и пока что единственная в мире высокоширотная зимовщица Ерминия Жданко, исчезнув во льдах Арктики в 1913 году, подала о себе весть в 1928-м?

Если бы за настоящие приключения давали «Оскаров», история с полярной шхуной «Святая Анна», наверное, получила бы наград не меньше, чем нашумевший фильм о «Титанике». Тем более что драматические события разворачивались примерно среди тех же льдов и айсбергов.

В злосчастный год гибели крупнейшего лайнера мира отправилась навстречу льдам и неизвестности небольшая парусная шхуна, бывшее зверобойное судно, «Святая Анна». Перед ней стояла непростая даже для современного атомохода задача — пройти Северным морским путем из Петербурга (потом из Александровска-на-Мурмане) во Владивосток. Опасный и тяжкий крест подобного предприятия взвалил на себя 28-летний офицер Российского императорского флота лейтенант Георгий Брусилов. Об Арктике он знал не понаслышке, судно было приспособлено к сжатию ледяных полей, запасов хватало на несколько зимовок. Может быть, поэтому Георгий Львович рискнул взять в этот поход свою дальнюю родственницу Ерминию Жданко. Впрочем, не все так просто…

Можно было бы смотреть на нее как на сумасбродную генеральскую дочь, которая в силу каприза «увязалась» за экспедицией, если бы не знать характера этой 20-летней казачки. В четырнадцать лет она едва не укатила к отцу в Порт-Артур, чтобы защищать с ним крепость. Узнав, что дальний родственник семьи Георгий Брусилов затеял небывалое плавание со зверобойной охотой на всем пути через Ледовитый океан, Ерминия умолила, упросила, уговорила Брусилова взять ее хотя бы вокруг Скандинавии до Александровска-на-Мурмане. В Екатерининской же гавани — последнем оплоте цивилизации на предстоявшем пути — выяснилось, что несколько членов экипажа сбежали с борта шхуны, предчувствуя гибельный рейс, а лейтенант Андреев, друг детства Брусилова, в назначенный срок на «Святую Анну» не прибыл. Девушка в сердцах писала родителям: «Этого Андреева я видела на “Святой Анне” в Петербурге. И как-то сразу почувствовала недоверие и антипатию… С Андреевым должны были приехать в Александровск ученый Севастьянов и доктор… но вдруг накануне отхода оказалось, что ему “мамочка не позволила”, а попросту он струсил… Между тем, когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя же допустить, чтобы ничего не вышло… Аптечка у нас большая, но медицинской помощи, кроме матроса, который был когда-то ротным фельдшером, никакой. Все это произвело на меня такое удручающее впечатление, что я решила сделать, что могу, и вообще чувствовала, что если я тоже сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу». Такие вот мотивы, весьма далекие от порыва взбалмошной барышни. Ерминия окончила медицинские курсы (тогда они назывались «самаритянскими») и потому считала своим профессиональным долгом сопровождать экипаж «Святой Анны» в качестве лекаря. К тому же она настолько вошла в курс всех дел экспедиции, что даже внесла в общий пай двести рублей из своих весьма скромных личных средств. Тем не менее Брусилов весьма сомневался, брать ли девушку с собой. Все решила телеграмма, которая пришла от генерала Жданко в ответ на просьбу дочери разрешить ей поход на шхуне. «Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама». Она и решила…

Знала ли Мимка, как ее звали дома, на что себя обрекает? Кое о чем догадывалась, прокачавшись месяц в полярных водах на деревянном парусном судне среди простых мужиков, не стеснявшихся, как и все матросы, в выражениях. Но могла ли она представить себе все тяготы зимовки, да еще не одной, в скованных льдах? Уже на первой кончился осветительный керосин. Жгли тюлений жир в плошках… Вечная сырость, неистребимый холод, нескончаемый мрак полярной ночи, плесень на всем — на подушке, одежде, продуктах, авитаминоз, болезни… Заболевали, сдавали наиболее сильные мужчины, капризничали, ссорились, швыряли в сердцах тарелки с супом чуть ли не в голову «обидчику», выкрикивали непристойности, ввязывались в драки…

А она терпела. Более того — утешала их, увещевала, лечила. И еще играла им на фортепиано в кают-компании. Брала нежнейшие аккорды под грохот ломающихся льдов и шорох инея, осыпающегося с обмерзших рей… Не представляю себе эти концерты среди торосов, среди белого безмолвия ледяной пустыни…

О том, каким добрым ангелом для команды была Ерминия, мы знаем из дневника штурмана Валерия Альбанова. Ему да еще матросу Конраду посчастливилось вырваться из ледяного ада. После крупной ссоры с лейтенантом Брусиловым Альбанов вместе с несколькими добровольцами ушел по льду со шхуны на Большую землю. Был шанс спастись вместе со штурманом и у Ерминии Жданко. Но она, повинуясь своему врачебному долгу и выбору сердца, осталась с больным командором и больными матросами. Что бы о ней ни судачили, а она исполнила клятву Гиппократа по самому высокому счету. Альбанов был последним, кто принес вести о «Святой Анне» в 1913 году… Что было потом? Шхуна навсегда ушла в область преданий, домыслов и легенд… Восемь десятилетий историки Арктики, ученые-гляциологи, полярные летчики и всевозможные аналитики ломали и ломают головы над тем, что могло статься со вмерзшим во льды судном и людьми лейтенанта Брусилова. Десятки гипотез и теорий… Я тоже попытал счастья на этой зыбкой ниве… И вдруг (после публикации статьи «Два капитана и “Святая Анна”) звонок из Санкт-Петербурга: «Приезжайте! Есть новости от Ерминии Жданко!» Выезжаю немедленно…