Арлекин - Бернард Корнуэлл

Колокола возвестили о закрытии городских ворот. По улицам прошли дозоры, высматривая огни, которые могут за считанные часы уничтожить весь город. На стенах ежились часовые, а на вершине крепости развевались флаги герцога Карла. Томаса окружали враги, и единственной его защитой были сообразительность и одеяние доминиканца. Он был совсем один.

* * *

При приближении к крепости Жанетта все больше нервничала, но убеждала себя, что Карл Блуаский примет ее в свое окружение и признает ее сына, названного в его честь. Муж Жанетты всегда говорил, что герцог полюбит ее, как только узнает получше. Да, в прошлом Карл был к ней холоден, но ее письма должны были убедить его в ее преданности. Она не сомневалась, что у него, по крайней мере, хватит благородства не бросить женщину в беде.

К ее удивлению, попасть в крепость оказалось легче, чем договориться о проходе через городские ворота. Стражники махнули рукой на подъемный мост, она прошла под арку и оказалась в обширном дворе, окруженном конюшнями, клетями и складами. Два десятка латников упражнялись во владении мечом. В вечерних сумерках их клинки высекали искры. Другие искры летели из кузницы, где подковывали лошадей. Жанетта учуяла запах паленого копыта, который смешивался с вонью навоза и смрадом разлагающегося трупа, висевшего на цепях высоко на стене. Безграмотно написанная табличка лаконично объясняла, что казненный был вором.

Распорядитель провел Жанетту через вторую арку в большой холодный зал, где два десятка просителей дожидались приема у герцога. Секретарь спросил ее имя и, когда Жанетта представилась, в молчаливом удивлении приподнял брови.

— Его светлости доложат о вашем присутствии, — нудно и без выражения проговорил он, оставив ее дожидаться на каменной скамье, шедшей вдоль одной из высоких стен зала.

Пьер опустил доспехи на пол и примостился рядом с ними. Некоторые просители ходили туда-сюда, сжимая в руках свитки и шепотом повторяя слова, которые собирались произнести перед герцогом; другие жаловались секретарям, что ждут здесь уже три, четыре, а то и пять дней. Долго ли еще? У столба задрала ногу какая-то собака, потом в зал ворвались два мальчика лет шести-семи с деревянными мечами. Они мельком взглянули на просителей и тут же бросились наверх по охраняемой латниками лестнице. Жанетта предположила, что это сыновья герцога, и ей представилось, как Шарль подружится с этими мальчиками.

— Ты будешь здесь счастлив, — с убеждением сказала она.

— Мама, я хочу есть.

— Уже скоро, милый. Потерпи.

Жанетта все ждала. По верхней галерее лестницы прошли две женщины в светлых платьях из дорогого льна; они словно плыли, и Жанетта в своем мятом красном бархате вдруг почувствовала себя как в обносках.

— Ты должен держаться с герцогом вежливо, — сказала она Шарлю, который от голода начинал капризничать. — Опустись перед ним на колено. Ты умеешь это делать? Ну-ка, покажи мне.

— Я хочу домой!

— Покажи маме, как ты опускаешься на колено. Вот, хорошо!

Жанетта поворошила сыну волосы и тут же постаралась снова привести их в порядок. С лестницы доносились сладкие звуки арфы и томной флейты, и Жанетта с тоской подумала о той жизни, которой всегда хотела. Жизни графини, жизни, окруженной музыкой и красивыми мужчинами, изяществом и могуществом. Она перестроит Плабеннек, хотя и неизвестно, на какие средства, но сделает башню больше и устроит вот такую же каменную лестницу.

Прошел час, потом еще один. Стемнело. Зал тускло освещали два факела, посылая под высокие своды копоть. Шарль совсем раскапризничался, Жанетте пришлось взять его на руки и укачивать, чтобы он уснул. По ступеням, держась под руку, спустились два священника, они смеялись чему-то. Затем сбежал слуга в ливрее герцога. Все просители выпрямились и с надеждой посмотрели на него. Он прошел к столу секретарей, поговорил о чем-то с ними, потом обернулся и поклонился Жанетте.

Она встала.

— Вы останетесь здесь, — велела графиня своим слугам.

Остальные просители обиженно уставились на нее: она последняя пришла в этот зал, а вызвали ее первую. Шарль еле волочил ноги, и Жанетта слегка шлепнула его по затылку, напоминая о манерах.

— Его светлость в добром здравии? — нервничая, спросила графиня.

Слуга не ответил, а просто провел ее по ступеням, потом направо по галерее, куда через открытые окна долетали капли дождя. Они прошли под арку и поднялись еще по одной лестнице, после чего слуга распахнул высокую дверь и объявил:

— Граф Арморика и его мать!

Круглая комната за дверью находилась, очевидно, в одной из башен крепости. Сбоку виднелся большой камин, а крестообразные прорези окон выходили в серую сырую темноту за стенами. Сама круглая комната была ярко освещена сорока или пятьюдесятью свечами, отбрасывавшими желтый свет на гобелены, огромный полированный стол, кресло, аналой с резными изображениями страстей Христовых и покрытую мехом кушетку. Пол был устлан оленьими шкурами, скрадывавшими звук шагов. За столом поменьше работали два секретаря, а за большим столом сидел сам герцог в роскошном темно-синем халате. Рядом с аналоем стоял сухопарый священник средних лет, светловолосый и узколицый. Он с неприязнью смотрел на Жанетту.

Она присела перед герцогом в поклоне и подтолкнула Шарля, шепнув ему:

— На колено!

Мальчик заплакал и зарылся лицом в ее юбку.

Герцог вздрогнул от детского плача, но ничего не сказал. Он был еще молод, хотя ближе к тридцати, чем к двадцати, худощав, со светлой бородкой и усами, с бледным настороженным лицом. Длинные белые костлявые пальцы переплелись под подбородком. Уголки губ были опущены вниз. Он имел репутацию образованного и набожного человека, но на лице читалась раздражительность, встревожившая Жанетту. Ей хотелось, чтобы герцог что-то сказал, но все четверо мужчин в комнате рассматривали ее в полной тишине.

— Имею честь представить вам вашего внучатого племянника графа Арморику, — сказала Жанетта, подтолкнув вперед плачущего сына.

Герцог взглянул на мальчика. Его лицо ничего не выразило.

— Его назвали Шарлем, — продолжала она.

С таким же успехом она могла бы промолчать, поскольку герцог так ничего и не сказал. Тишину нарушали лишь детские всхлипы и потрескивание огня в большом очаге.

— Надеюсь, вы получали мои письма, — нервно добавила Жанетта.

Внезапно заговорил священник, и она подскочила от неожиданности.

— Вы явились сюда, — сказал он резким голосом, — со слугой, который принес какую-то ношу. Что это?

Жанетта поняла, что они приняли мешок за дар герцогу, и покраснела, поскольку у нее не возникло такой мысли. Даже пустячный подарок стал бы жестом вежливости, но она просто забыла о положенной в таком случае учтивости.