Шаман из космоса - Ксения Викторовна Незговорова

потом распознавал значения его слов. Мира слегка толкнула Никиту в бок и строго взглянула на него. Он понял, что она хочет ему сказать: у каждого есть свои недостатки, и нам приходится быть благосклонными друг к другу. Если не соблюдать это простое правило, наше существование превратится в жалкое выживание.

– Давайте свою историю, – махнула рукой Мира. – Всё равно нечего делать.

– О чём вы собираетесь нам рассказать? – уточнил Никита. Он всё ещё чувствовал слабость в теле и тяжесть в области висков.

– О жизни, – щёлкнул пальцами водитель, ненадолго замолчал и сделал шумный глоток. – О своей жизни.

Аграфену привлекали автобиографические герои, и она ценила книги, в которых писатель делился собственным жизненным опытом. В этих вопросах Никита, как будущий сценарист артхаусного кино, был с ней солидарен.

Петя Трофимов зажёг сигару и начал рассказывать. Он пытался как можно меньше шепелявить, но всё выходило наоборот, не так, как ему хотелось. Впрочем, любой человек в конце концов привыкает к парадоксальным перипетиям того запутанного сюжета, который навязывает нам жизнь.

***

А вы когда-нибудь задумывались о том, что движет родителем, который отрекается от своего дитя? Это значит, что в момент его рождения никто не чувствовал радости. Возможно, мать надеялась, что нежеланный отпрыск никогда не осквернит криком её и без того чёрную жизнь.

Дайте мне заботу, тепло и ласку, вы же сами меня породили, поэтому должны обеспечить моё хрупкое существование самым необходимым. Любите меня, ведь для этого я сюда и пришёл.

Одно дело – трагедия, когда младенец внезапно становится сиротой. Он не перестаёт плакать, потому что предчувствует неминуемую борьбу с несправедливостью в будущем. И совершенно другое дело, когда твоей судьбой распоряжается не Бог, а земной человек. Тот отказывается от ребёнка просто потому, что не хочет брать на себя ответственность за его воспитание.

Мальчика выбросили на улицу в морозный вечер, как ненужного слепого котёнка. Жестокий человек целенаправленно оставил скулящий свёрток у ворот детского дома.

В пору своего взросления мальчишка напоминал забитого щенка, который боялся вымолвить хотя бы одно скупое слово и посмотреть в глаза вечно недовольной воспитательницы. Возможно, иногда она всё-таки улыбалась, но не ему и не для него. Всегда оказывались ребята, более достойные её похвалы и короткого объятия. Особенно счастливой эта женщина была в те дни, когда одного из таких ребят забирали родители-самозванцы. Она была рада от кого-нибудь избавиться, потому что не умела любить. Её сердце напоминало дырявый шершавый плед – пытаешься согреться, но не можешь, да и ощущение какое-то неприятное.

***

Водитель вздохнул, поставил термос на пол и принялся разминать кисти рук. Кит снял наушники. Он рисовал на стёклах силуэты несуществующих миров.

– Боже мой! Неужели вам действительно пришлось такое пережить? – всплеснула руками тётя Груша, совершенно позабыв о медленно утекающем времени.

– Боюсь, что так, – пробормотал Петя Трофимов и втянул голову в плечи.

– Почему вы постоянно чего-то боитесь? – не вытерпел Никита. Он уже чувствовал на себе испепеляющий взгляд Миры, которая, разумеется, посчитала этот вопрос невежливым.

– Боюсь, вы не поймёте, если не послушаете дальше… – водитель снова выпрямился и прикрыл глаза, точно так ему было проще предаваться не самым приятным воспоминаниям.

– Я всегда был маленьким, щуплым и неказистым. Может быть, дело в том, что я постоянно недоедал. А может быть, всё это из-за недостатка любви. Вы знаете, если ты хочешь вырастить красивый цветок и будешь каждый день осыпать его бранью, ничего не выйдет: он никогда не распустится и увянет. Я стал тем, кого называют изгоем. Сверстники издевались надо мной. И это доставляло им столько радости и удовлетворения! Конечно, они точно так же, как и я, вечно чувствовали себя голодными. Но постоянные надругательства над слабаком становились для них самой роскошной пищей. Они уходили от меня… счастливые. Разве я мог отказать им в этом удовольствии? Возможно, именно безумная идея быть кому-то полезным и заставляла меня молчать, терпеть и смиряться. Хотя могу вас уверить, что в то время я ничего не знал о христианских добродетелях. Молитву, которую читала нам перед сном воспитательница, я повторял совершенно бездумно. Боюсь, что не понимал в ней ни слова.

Автобус дёрнулся, но тотчас же заглох, ведь за рулём никого не было. Ассистент фокусника закашлялся и приложил к губам носовой платок. Никита оглянулся: он знал, что молчаливый Цепеш тяжело болен, и хотел помочь, но тот сразу же отвернулся. Мира протянула Владиславу стакан воды.

– Грустная история, не так ли? – уголки губ водителя растянулись в лёгкой улыбке. – Боюсь, что мне не стоит продолжать.

– Нет-нет, рассказывайте, – замахала руками Мира.

– Это очень интересно, – вторила младшей приятельнице Аграфена.

– Продолжайте, – Никита приподнялся с кресла. Руки и ноги сильно затекли, и он был бы не против немного прогуляться. Однако наглухо запертые двери отказывались исполнять желание юноши, поэтому ему пришлось смиренно присесть на краешек кресла.

– Наверное, подростки – это самые жестокие существа, которым неведомо никакое сочувствие. Они бросали мне вслед колкие фразы и называли меня подкидышем. Да, каждый из них по каким-то причинам был брошен своими родителями. Но никого не оставляли морозным вечером у ворот детдома. Никого, кроме меня. Они сыпали бумажки на мою голову, ставили подножки и скидывали на пол учебники и тетради. А однажды избили меня за то, что я получил отличную отметку. Одноклассники сговорились обмануть учителя, потому что не сделали домашнее задание. А я взял и ответил, то есть пошёл против товарищей. Так они выразились, хотя на самом деле ни друзей, ни товарищей у меня среди них не было. Но даже это оказалось не самым страшным, на что были способны маленькие звери.

Боюсь, я ещё об этом не упомянул: в свободные минуты я любил рисовать. Это были иллюстрации к прочитанным книгам или просто беглые зарисовки. Бывает, остановишься, заглядишься на какой-нибудь предмет, достаёшь блокнот и карандаш и начинаешь набрасывать… Ещё не понимаешь, что в итоге получится, но уже не можешь держать это в себе. Чувствуешь, что надо выплеснуть, дать волю воображению… – мужчина снова замолчал. Аграфена Волкова тревожно взглянула на часы, но внезапно осознала, что никуда не торопится. Она принялась наматывать на пальцы секущиеся пряди волос.

– Боюсь, я немного улетел из реальности, – покачал головой Петя Трофимов. Он постукивал подушечками пальцев по термосу. Наконец, остановился, сделал глубокий вдох и продолжил историю, которая с каждым новым поворотом сюжета давалась рассказчику всё тяжелее.

***

Однажды Петя опоздал на урок и заметил, что в его рюкзаке нет тетради с рисунками. Ему не хотелось, чтобы