Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подполковник Федченко сразу сел на кровать.
— Да ну? Ну, капитан, спасибо за новость. Вот это подарок! А крепко ударили там, у Сольцов?
— Новость, товарищ подполковник, и верно, не плохая, — улыбаясь, поглаживая подбородок, как всегда тихим голосом спокойно говорил Угрюмов. — Хотя, ежели разобраться, так какая же это «новость»? Что соседний фронт вовремя нам помощь подал? Так, товарищ подполковник, а мы-то с вами сюда разве не для того же явились? Были «северо-западными», стали «ленинградцами». Это не просто «помощь», это «взаимодействие». Без него русская армия со времени Суворова не привыкла воевать. Да и как же это иначе мыслимо?
Пятнадцатого числа подполковник Федченко впервые в своей командирской жизни отдал вверенным ему подразделениям «приказ о решительном наступлении». Через несколько часов роты его полка выбили пехоту противника из пяти небольших хуторков и захватили пленных. Это случилось с ними, с молодыми солдатами, тоже впервые в их жизни. Вот вам и непобедимые полчища! Значит, фашистов отлично можно бить!
На закате того дня утомленный до предела Василий Григорьевич вышел посидеть на крылечке штабного дома. Бой затих. Кругом была тысячи раз виденная, привычная, мирная картина: маленькая станция, ожидающие ночного отдыха перелески, росистые пожни вокруг нее, да туман над болотами, да узенький серп месяца на бледном русском небе.
Подполковник вспомнил совершившееся за день.
Это был успех, небольшой, но несомненный. Да, да! Их можно бить. Всё дело, значит, в том, чтобы научиться побеждать, чтоб собрать для этого силы. А силы есть.
Пусть сегодня батальоны его полка заняли маленький полустаночек. Не навечно заняли, может быть на три дня. Но мы полустанок лишних три дня удержим, а Луга из-за этого тремя неделями дольше простоит. Луга — три. Гатчина — шесть. А ежели Гатчина продержится, то Ленинград им не одолеть. Да разве же он сдастся когда-нибудь, Ленинград наш! Разве позволит страна его сдать? Разве Москва помирится с этим?
Так думал вечером четырнадцатого или пятнадцатого Василий Федченко. А несколько дней спустя армейская газета донесла до его части новый лозунг: «Обороняя Лугу, — обороняешь Ленинград! Не забывай этого, красноармеец!»
Однако в эти дни как раз подполковнику Федченко стало не до размышлений. Утром семнадцатого числа противник кинулся в контратаку. Огрызаясь, восемьсот сорок первый отошел на старые позиции.
Восемнадцатого июля на горизонте, над занятой немцами Плюссой, как пчелы, зареяли вражеские транспортные самолеты: они подбрасывали подкрепление по воздуху. Эх, было бы у нас авиации побольше!
Сутки спустя дивизия Дулова снова рванулась вперед. Девятнадцатого удалось захватить мост через реку Плюссу и самоё станцию. Но уже к вечеру того же дня немцы снова хлестнули по флангам выдвинувшегося вперед клина. Начался отход. Танки врага ворвались в Серебрянку. Что делать?
Теперь Василий Григорьевич, вчитываясь в сводки соседей, видел ясно замысел противника. Немцы стремились сразу и к Луге и к Кингисеппу, и в лоб и с флангов. Им нужно было во что бы то ни стало пробить нашу оборону по реке Луге, прорвать внешний обвод огромной твердыни, имя которой Ленинград. Они бросили танки на Муравейно (двадцать два года назад, 15 июня, красноармеец Вася Федченко впервые услышал возле этого Муравейна, как свистят боевые пули). Они двигались к озеру Самро. Названия девятнадцатого года замелькали в сводках: опять Попкова гора, снова Веймарн...
Двадцать шестого от Луги с ревом и грохотом подошел к полустанку Фандерфлит спешно переброшенный с другого фронта танковый батальон. Двадцать седьмого в двадцать один час тридцать минут танки, а вслед за ними и красноармейцы подполковника Федченко, снова ворвались в Серебрянку. Василий Григорьевич был вне себя от счастья: два батальона немцев с десятью танками, артиллерией и минометной ротой остались у нас в тылу, были окружены нами около маленькой деревушки Враги.
Все в полку почувствовали себя именинниками, когда по улице деревни провели первых пленных — еще горячих от боя, грязных, растрепанных. Они пока еще держались злобно и нагло, но в то же время уже трусливо озирались вокруг. Среди них попался офицер, адъютант штаба немецкой дивизии, некий чистенький лейтенант Клопфер. Как ни ясно понимали Федченко и Угрюмов, что Клопфера этого (да и остальных тоже) они обязаны как можно скорее переправить в тыл, они не смогли отказать себе в наслаждении, пока подойдет машина, тут же допросить этого первого плененного ими лейтенанта, «еще тепленьким», благо Тихон Угрюмов довольно свободно владел немецким языком.
Первые пять или десять минут фашист, должно быть, никак еще не мог осознать, что с ним происходит; ему, чего доброго, казалось, что его вот-вот освободят свои. Он отвечал, точно отлаивался, багровел, тяжело дыша. Руки его то и дело сжимались в кулаки. Повидимому, ему представлялось совершенно неимоверным, что он, лейтенант Третьего райха, стоит посреди чисто прибранной избы, а перед столом, облокотившись о него, сидит невысокий, слегка лысеющий, спокойный русский и ничуть не трепещет перед ним, перед немцем. Неестественно! Нелепо! Невозможно!
Из отрывистых, сквозь зубы выжатых ответов пленного удалось установить одно: противником Федченки являются части тридцатой авиадесантной дивизии. Она прибыла сюда по воздуху из района Тильзита, чтобы принять участие в штурме и взятии Петербурга, — это одна из второстепенных задач гитлеровской армии.
— Какого города? — не поднимая головы, переспросил Угрюмов, и шея его впервые за время допроса покраснела: — Петербурга в нашей стране нет!
— Прошу извинения... Ленинграда... — буркнул немец.
— А вы рассчитываете всё же взять Ленинград?
Лейтенант нехотя поднял веки. «Что за комедия?»
— Согласно приказу фюрера, — вяло проговорил он, — город Луга имеет быть взятым к первому августа, город Ленинград — к пятнадцатому числу того же месяца. С первого числа моя дивизия будет иметь свой штаб в форштадте Луга, район аэродрома...
Капитан Угрюмов налег грудью на стол. Голос его слегка изменился.
— Ах, вот оно что! Следовательно, вы обязаны попасть в Лугу к первому числу августа, герр Клопфер? — тихо, почти ласково переспросил он. — Таков приказ фюрера? Очень хорошо. Но, видите ли, я, капитан Красной Армии Угрюмов, я отменяю этот приказ. Для меня это — не достаточно быстро! Я предписываю вам быть в Луге сегодня, двадцать седьмого июля! Кого же вы послушаетесь на этот раз, господин лейтенант?
Он сказал это очень спокойно, очень! Но офицер вдруг опасливо покосился на него.
— Судорожное сопротивление всегда возможно, герр хауптман — пробормотал он. — Вы человек военный, вы понимаете: регулярной армии у большевиков под Ленинградом уже нет.
Выслушав и это, Угрюмов помолчал несколько секунд, еще и еще раз приглядываясь к пленному.
— А они тупее, чем даже я рассчитывал, товарищ подполковник! — сказал он, наконец, точно убедившись в чем-то окончательно. — Ну что ж, слепота только ускорит дело. Так-с, господин Клопфер. А теперь прилично встать, чорт вас возьми, мерзкая тварь! Вы стоите перед подполковником, лейтенант, и извольте отвечать точно. Здесь у вас часть дивизии или вся она? В полном составе? Кто ею командует?
Офицер вытянулся, точно его проткнули незримым стержнем. Он побледнел, как смерть.
— Вся дивизия, кроме тыловых учреждений, здесь. Штаб дивизии — в пункте Плюссэ. Командир — генерал-лейтенант, граф Дона-Шлодиен. Прошу извинить меня, господин капитан, я... я еще не различаю русских чинов. Да, граф Дона-Шлодиен.
— Это что же? Родственник того, что командовал капером «Мёве» в ту войну?
— Командовал чем, господин капитан? Прошу прощения, я не слыхал такого наименования.
— Не слыхали? Ваше дело! Офицеру не мешало бы знать военную историю собственной страны хоть за последнюю четверть века, но... Нам от вас больше ничего не надо: вас допросят, как должно, в Луге. Вы там собирались быть первого августа? Ничего, Клопфер, вы там будете сегодня!
Es ist eine alte GeschichteDoch bleibt sie immer neu![20]
Знаете, кстати, чьи это слова? Тоже не знаете? Тем лучше! Отведи фрица в сарай, Калмыков!
Двадцать восьмого и двадцать девятого июля полк Федченко всё еще вел бои на уничтожение немцев, окруженных около деревеньки Враги. К вечеру двадцать девятого эта группа противника была ликвидирована. Это обрадовало, но, увы, не решило главного: соседние части всё же отходили, немцы заняли за железной дорогой сначала Островно и Стай, потом — Душилово, Пустошку. Приходилось, оставив предполье, опереться на главную оборонительную полосу под Лугой.
Когда подошло время выбрать новое место для штаба, капитан Угрюмов пришел к командиру полка с картой: может быть, выехать посмотреть?
- Хранительница меридиана - Владислав Бахревский - Детская проза
- Партизаны Великой Отечественной войны советского народа - Коллектив авторов - Детская проза
- Богатырские фамилии - Сергей Петрович Алексеев - Детская проза / О войне
- Лесные тропы - Евгений Васильевич Дубровский - Детская проза
- Партизанка Лара - Надежда Надеждина - Детская проза
- Облачный полк - Эдуард Веркин - Детская проза
- Самостоятельные люди - Марта Фомина - Детская проза
- Всё Простоквашино (сборник) - Эдуард Успенский - Детская проза
- Линия связи - Лев Абрамович Кассиль - Разное / Детская проза / О войне / Советская классическая проза
- Шторм и штиль - Дмитро Ткач - Детская проза