Новая Инквизиция V - Михаил Злобин

любые доказательства, лишь бы избежать конфликта. Поэтому я вежливо, но настойчиво прихватил офицера за локоть и отбуксировал его подальше от любопытных глаз сослуживцев и директора.

— А если я скажу тебе, капитан, что точно так же лежал в могиле? — вкрадчиво поинтересовался я. — Что меня зарыли, считая погибшим, а я потом как сраный зомби жрал землю, чтобы выбраться на божий свет…

— Я… э-э-э… — полицейский попробовал осторожно высвободить руку, но я держал крепко. — Но это же невозможно!

— А вот это возможно?! — моя ладонь метнулась к молнии на куртке, а затем оттянула воротник майки. — Видишь шрам?

— Вижу…

— На что похож?

— Ну-у… он довольно глубокий… — все еще мялся полицейский, хотя ответ был очевиден.

— Он остался у меня после вскрытия, — подсказал я. — Мое тело выпотрошили, как селёдку, а потом набили тряпками и ветошью. И вот такой мясной пиньятой я пролежал сорок дней в гробу под землей. Устраивает тебя такое подтверждение, капитан? Теперь понимаешь, почему мы здесь?

Собеседник вытаращился на меня, словно испуганный кролик. Вероятно, до него начало доходить, кто перед ним стоит. Об инфестатах в обществе гуляло множество разных небылиц. А у страха, как говорится, глаза велики. Потому я, заметив, что служащий дрогнул, добил его последним аргументом. Отпустив майку, я извлек черно-красные корочки инквизиции.

— Нас привело сюда не праздное любопытство, капитан, — понизил я голос еще сильнее. — Мы работаем. И ваша задача помогать нам, а не мешать. Вопросы есть?

— Н-никак нет… т-товарищ майор… — пробормотал представитель закона, уткнувшись носом в удостоверение. — Сейчас что-нибудь придумаем…

Полицейский вернулся к своим коллегам и о чем-то коротко с ними посовещался. Периодически патрульные косились в мою сторону, но сразу же прятали глаза, замечая, что я смотрю на них. А вокруг, не умолкая, бесновался директор. Метался и орал, требуя выставить нас. Он галдел так шумно и противно, что даже броня моего спокойствия стала постепенно прогибаться и трещать под натиском растущего раздражения.

— Так, гражданин, послушайте! — сунулся к кладбищенскому начальнику полицейский. — Я взял объяснения и обнаружилось, что… э-э-э… ситуация действительно непростая. Есть основания полагать, что… ну… как бы выразиться… придется выкапывать, наверное.

— Ч-ч-чего?! — злобно встопорщил усы старик. — Ты что мелешь, придурочный?! Какой, нахрен, «выкапывать?!» Я сказал, вышвырните их отсюда!

— Пожалуйста, гражданин, сохраняйте спокойствие, — продолжил жевать сопли капитан, — мы сейчас во всем разберемся…

— А нечего тут разбираться! Вот эти вон, — директор беспардонно ткнул пальцем в сторону недобро зыркающих инквизиторов, — тут собираются чёрт-те чё утворить! Разрешение на эксгумацию могу выписать только я! А я его не дам ни при каких обстоятельствах! Всё! Вопрос закрыт!

Пожилой чиновник с вызовом посмотрел на меня. И чуть не выпрыгнул из штанов, когда я невозмутимо отдал приказ своим людям браться за лопаты.

— Эй, мордоворот, ты совсем оглох?! — начальник кладбища подскочил ко мне и крайне смело сцапал воротник моей ветровки. — Читай по губам: «Про-ва-ли-вай от-сю-да!» И холопов своих тоже прихвати! Ты хоть понимаешь, против кого варежку разеваешь?! Я же вам всем жизнь так испорчу, что вы из Москвы впереди электрички побежите! Более того, я ваших жен и матерей найду! Будут стоять у позорного столба перед толпой журналистов и на всю страну каяться за вас идиотов! Да вы у меня…

Старик осёкся, стоило мне лишь слегка нахмуриться. Я будто со стороны увидел, как зловещий мрак застилает мой взор. Моя широкая ладонь накрыла дряблую руку директора и без какого-либо ощутимого сопротивления оторвала ее от одежды.

— Еще одно слово, — угрожающе прохрипел я, наклоняясь к лицу пожилого мужчины, — и я испорчу даже не жизнь, а твое посмертие.

Непроглядная тьма потекла от меня, стелясь по земле. Она распростерлась вокруг на несколько десятков метров. Плыла, как утренний туман, и медленно просачивалась вглубь почвы. Я прикладывал достаточно усилий, чтобы некроэфир не касался живых людей. Поэтому они до последнего момента не понимали, что происходит. Полицейские и работники кладбища боязливо заозирались, лишь тогда, когда со всех сторон послышались шорохи, стуки и похрустывания. Когда погребенные заскребли костями по истлевшим доскам своих гробов.

Вот это уже проняло визитеров до самой печенки. По воздуху разлился такой стойкий и леденящий душу ужас, что я легко мог попробовать его на вкус. Бедный старик побледнел так сильно, что я побоялся, как бы он прямо на территории своей вотчины коней не двинул. Но пока вроде держался…

— Всем выйти за ограду, — не терпящим возражений тоном приказал я. — Больше предупреждений делать не буду.

Убедившись, что эмвэдэшники и кладбищенские бюрократы меня услышали, я напряг дар и потянул обратно выпущенный некроэфир. Возвращался он менее охотно, нежели рвался к погребенным здесь телам. Но даже так у меня не возникло с этим особых проблем. К тому моменту, когда люди на подгибающихся ногах добежали до своих автомобилей, я уже поглотил остатки энергии смерти.

Ну вот теперь можно быть уверенным, что нам никто здесь больше не помешает…

* * *

Домой я попал только утром следующего… нет, не дня. Понедельника. Все это время мы с Умаром и остальными братьями без устали штурмовали столичные погосты. Воевали с администрациями кладбищ, скалившими зубы похлеще упырей. Договаривались с полицией, которую неизменно на нас спускали. Спорили, угрожали, убеждали. В конечном итоге нам удалось обойти триста двенадцать могил павших инквизиторов. Из которых всего двадцать две отозвались на мой призыв. Сейчас тела этих борцов с нежитью покоились в специально оборудованном помещении. Холодные, бездыханные, объеденные жуками и остальными трупоедами. Но все-таки живые. Дар еще пульсировал в их останках. И он же мог вытащить их из небытия. Единственное, что ему для этого требовалось, это некроэфир. Море некроэфира. Благо, во мне его плескалось столько, что хватит заполнить целый мировой океан. Поэтому я щедро поделился тьмой с погибшими бойцами. А чтобы контролировать их состояние и процесс восстановления тел, приставил к ним в качестве сиделки измененного старшину. И теперь нам оставалось просто ждать…

Где-то в недрах брошенных на спинку стула штанов зазвонил телефон. Но я не сдвинулся с места. И так знаю, что это президент обрывает линию. Слишком сильно его беспокоит обретаемая мной самостоятельность. Вот ей богу, готов поручиться, что не маячь за моими плечами громада всей остальной инквизиции, давно б уже нашли за что меня посадить. Да за того же Колпина хотя бы. Впрочем, этот неприятный день может оказаться гораздо ближе, чем я думаю. Ведь по мере того, как очищалась от нежити Москва, менялось и отношение национального лидера ко мне. Всё меньше и без того наигранной благожелательности звучало в его голосе. Всё чаще он показывал зубы и огрызался. Всё реже стал прислушиваться к моим заявлениям. Скорее всего, посчитал, что