Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Однако меч оружейника не рубил в обе стороны. Эссен мог игнорировать желания Берлина, мог даже ставить под угрозу безопасность Пруссии – а по-иному нельзя расценить флирт с Луи Наполеоном, – но Берлин должен покупать оружие только в Эссене. Такова логика Круппа, утверждавшего: «Когда мы работаем для Пруссии, мы несем относительные потери, хотя она и платит за наши товары, поскольку мы тратим наше время и искусство более прибыльно, когда отдаем их другим правительствам».

То есть он считал себя вправе занять такую позицию, что, если Берлин закажет «всего одну пушку» его конкуренту, фирма «всему миру предоставит то, что он хочет». Тот факт, что он уже осуществлял поставки всем, у кого есть дукаты, гульдены, ливры, марки, мараведи или рубли, для удобства не брался во внимание. Письма, в которых на это тактично указывалось, он читал глубокой ночью, когда страдал бессонницей, и с раздражением отшвыривал. Двойной стандарт или нет, но игра будет вестись по его правилам, так, как хочет он.

Вслед за его французским разочарованием поступило сообщение о том, что новый военно-морской флот Северо-Германского союза рассматривает предложение британского оружейника Армстронга. Это определенно не укладывалось в правила игры, и, оставив Берту, Крупп купил билет до Финляндского вокзала. Он выбрал Россию потому, что был одним из любимцев царя Александра II и, как он выразился, мог рассчитывать на «огромные заказы» для укрепления его самоуважения. Из гостиничного номера он начал обмен беспокойными телеграммами со своим человеком в Берлине Карлом Майером. Факты, о которых сообщал Майер, тревожили. 9-дюймовые британские орудия, заряжавшиеся со ствола, были испытаны в Тегеле и понравились высокому жюри: Вильгельму, Бисмарку и адмиралам. («Мерзкая банда», – мятежно написал Альфред.) Берлин рассматривал начальную цену. Это было ужасно. Это было не чем иным, как бесчестным, бесстыдным свободным предпринимательством. Как он может бороться? Существовал только один способ – заставить двуглавого прусского орла пищать. «В отношении меня, промышленника этой страны, не было соблюдено равное правосудие, и я буду это обжаловать, – заявил он. – Прусские королевские ВМС не должны получать орудия из-за рубежа, пока у них есть возможность приобрести лучшие по качеству орудия дома, для меня это является в гораздо большей степени делом чести, нежели финансовых интересов». И, сидя в российской столице, выпрашивая новые заказы у официальных лиц на левом берегу великолепной Невы, отправляясь каждый вечер в Александрийский театр вместе с офицерами российских ВМС, которые вооружал, он энергично настаивал на том, что «иностранцу» (Армстронгу) не следует позволять конкурировать в борьбе за фонды северогерманских ВМС с коренным жителем (им самим). «Подобные действия со стороны Пруссии, – протестовал он, – более чем что-либо еще унизят эссенское предприятие в глазах всего мира».

Унижения удалось избежать, проявив чрезвычайную хитрость. Альфред коллекционировал рекомендательные письма от царских адмиралов. Все они клялись, что 8– и 9-дюймовые пушки Круппа более эффективны, чем пушки других марок. Они призывали Вильгельма не переключаться на марку «X», и эти замечательные документы Альфред отправил Майеру, который положил их на стол его величества. Король отступил. Взбешенные англичане уехали. Возможно, этот эпизод показался им настолько фантастическим, что они не сообщили никаких подробностей своему министерству внутренних дел; никаких упоминаний о нем не содержится в официальной истории Армстронга. Мы лишь знаем, что они отказались от каких-либо дел с немцами, так же как Крупп сделал это во Франции, и никогда к ним не возвращались. После такого фарса их винить не за что. Англичане выигрывали все битвы, за исключением последней, а ее проиграли потому, что Крупп обвинил их в непорядочном поведении. С каждым годом Германия становилась все более непостижимой.

Капитуляция короля перед Альфредом сбила с толку многих в его свите. Роон, этот непримиримый деятель, который отравлял жизнь Круппу, был особенно ошеломлен. Подходило время обращаться с прусским военным министром нелюбезно. Событиям огромной важности предстояло дискредитировать его техническую мудрость и повернуть дело так, что он преднамеренно бросал тень на оружейника рейха. Однако Роон не был круглым дураком. Да, он предпочитал бронзу – или, когда это не удалось, кованые и укрепленные кольцами стволы Армстронга, – но ведь такое отношение получало сильную поддержку со стороны понимающих специалистов по вооружениям. Они продолжали питать недоверие к стали, отмечая, что она неравномерно охлаждалась во время литья, в результате чего последующие дефекты могли вдребезги разнести орудие. Это уже случалось. Это случалось с пушками Круппа. Долгое время спустя, после того как были приняты нарезка и зарядка с казенной части, неоднократно выдвигалось основное возражение. Оно появилось через шесть месяцев после окончания «битвы на флоте». Альфред думал, что проблема разрешена. Распорядившись, «в ожидании контрактов с ВМС», о расширении оружейных цехов Эссена, стоимость которых должна была составить два миллиона талеров, он вернулся к обхаживанию Берты и страдал от сильного солнечного ожога, когда Роон нанес удар в спину. За семь дней до Рождества в 1868 году министр посоветовал ему отложить все это дело в долгий ящик. Британцы уехали, но никто и не приехал. Что делать с корабельным оружием, не было ясно. Министр прямо заявил, что для Эссена не будет никаких контрактов и Альфред должен отменить расширение цехов. Он написал Роону: «Я… склоняюсь перед неизбежным».

Он склонялся – как складной нож. Ясно, что здесь было нечто большее, чем бросалось в глаза, и он хотел добраться до сути. Отправился прямо к своим сторонникам в министерстве. Они разделяли его озабоченность. Они даже лучше знали, насколько острой стала ссора в Берлине из-за оружия, им также известно, что было принято решение об огромном импорте. На карту поставлено не что иное, как сама жизнь Пруссии и будущее Европы. Оценка Альфредом настроения Луи Наполеона была верна. После своего люксембургского унижения он хотел прибегнуть к последнему средству королей. И продолжал хотеть; он добивался окончательного расчета с Пруссией. Юнкера были рады отблагодарить. С октября 1857 года, когда Вильгельм стал принцем-регентом, а Мольтке был назначен начальником Генерального штаба, планировалось развертывание военных действий против Франции. Было лишь делом времени, когда обе державы набросятся друг на друга. И было делом месяцев – когда вопрос о пушке решится.

Урегулирование состоялось поздней осенью, и королевский кивок согласия опять относился к Круппу. Фойхт-Ретц прислал ему радостное известие. Оба они постоянно поддерживали контакты, и генерал стал хорошо понимать причину головных болей Альфреда. Теперь, полагал он, они прекратятся, и был прав. В июне клика Роона пошла на раскрытие карт. Они хотели, чтобы решение о стальном оружии было пересмотрено, и потихоньку планировали полное возвращение к бронзовой артиллерии, пока не разразилась война. (Это было не невозможно. Производство тяжелых орудий тогда занимало год. Если бы оружейники начали в тот момент большой поворот, они закончили бы его как раз к началу военных действий – таким образом фактически обеспечив поражение Пруссии.) Фойхт-Ретц прямо называл это изменой. Его собственная группировка стояла перед дилеммой. Честь офицерского корпуса была сама по себе, но никто из противников военного министра не мог предложить этот вопрос на обсуждение с Вильгельмом. Было принято решение пригласить для этого гражданское лицо. Между Ниццей и Эссеном взад-вперед летали послания, и наконец Альфред отправил к королю Майера. Все теперь открылось. Возмущенный его величество вызвал Фойхт-Ретца (что показывает, на чьей стороне были симпатии короля) и спросил его мнение. Генерал был краток. Крупп, сообщил он, довел начальную скорость снаряда до 1700 футов в секунду и может увеличить ее до 2 тысяч футов. «Король, – сообщил генерал Альфреду, – сразу понял, что бронза не выдержит такой нагрузки, что мягкий металл расплавится и что вес орудия придется увеличить настолько, что 4-фунтовое будет слишком тяжелым для использования в полевых условиях». С ликованием описывая разгром оппозиции, Фойхт-Ретц направил Альфреду настоящий гимн о короле: «Обсуждать с королем такие вопросы доставляет настоящую радость, потому что он проявляет такую доброжелательность, такую симпатию и благодарный интерес в сочетании с таким пониманием. Если бы только эти люди не продолжали мешать ему и раздражать его».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});