Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже в полете получили расстановку сил и средств, кто действует в группе захвата, поддержки, наблюдения, какими парами работаем, с какой стороны. Руководил операцией непосредственно на самолете Михаил Васильевич Головатов.
Игорь ОРЕХОВ, сотрудник группы «А»:
— Выезжая по тревоге, не знаешь, будешь ли в группе захвата или поддержки. Когда сказали, что я вхожу в группу захвата, ощутил какое-то двойственное чувство: с одной стороны, радость и гордость за доверие, а значит, и признание как профессионала, с другой — волнение, желание не подвести.
Сразу же после объявления состава группы ребята стали помогать подгонять нам бронежилеты, вооружение. Здесь же, в самолете, обсудили первоначальный план действий, потом руководство собрало группу захвата, уточнили некоторые детали.
Когда мы прилетели в Тбилиси, все силы уже были приведены в готовность по плану «Набат». Аэропорт оцепили войска. Погода — хуже не придумаешь: дождь, промозглый ветер, градуса два-три тепла. Темно.
Вошли в здание аэропорта в касках, в экипировке, с кейсами. Вокруг полно людей, все таращат на нас глаза. Ведь в ту пору о группе не писали ни слова, сверхсекретность. Мы тоже ни с кем не разговариваем, не общаемся…
18 ноября 1983 года. Тбилисский аэропорт. Арушан ГЕВОРКЯН, авиатехник по самолетам и двигателям Ту-134 Тбилисского авиапредприятия:
— Ночью, где-то между 23.00 и 24.00 у меня состоялся разговор с командиром 347-го летного отряда Григолашвили. Он попросил: надо пойти на захваченный самолет, помочь раненым и выполнить некоторые технические работы. Сказал, что это дело добровольное и связано оно с риском. Я согласился.
Меня отвели в комнату особого отдела. Там были председатель КГБ Грузии генерал Инаури, офицеры спецподразделения, еще какие-то люди.
Мне сказали, что надо помочь раненому флагштурману Шабартяну, подключить электропитание и выполнить работы, необходимые для слива топлива с самолета.
На машине поехали к стоянке самолета: я, начальник управления Кадзаная и три милиционера. Подошли к самолету. Кадзаная начал переговоры с угонщиками. Они требовали дать свет в салон и заправитьлайнер. Кадзаная сказал, что для этого нужно пропустить техника в кабину.
Бандиты потребовали, чтобы я разделся догола у них на виду. Пришлось подчиниться.
На аэродроме ветер, дождь, замерз, заледенел. А они стоят на том, чтобы я прошел в кабину через салон. С трудом удалось объяснить, что дверь в кабину заперта и из салона ее не открыть. Согласились. По аварийному канату я влез наверх, протиснулся в кабину. Вытолкнуть в форточку Шабартяна не удалось, он был полный мужчина.
Включил аккумуляторы, преобразователи тока, в общем, сделал все необходимое для слива топлива. Пока работал — бандиты из салона ломились, просили открыть дверь, сулили миллионы. Потом стали угрожать. Я не отвечал.
Закончил ремонт, спустился обратно по канату. В это время один из милиционеров отвлекал их разговорами. Когда я спрыгнул, он сказал: «Беги». Все время, пока бежал, милиционер (он был в бронежилете), закрывал меня своим телом. Добежал. Оделся. Рассказал о том, что видел и слышал.
Под утро узнал, что спецподразделение быстро и умело обезвредило террористов.
В. ДЕМИДКИН:
— В аэропорту нам дали возможность потренироваться на запасном самолете. Все-таки волнение было — до сих пор мы работали на учебных машинах, а тут реальный самолет, настоящие убийцы, жертвы.
После тренировки началось самое неприятное время: время ожидания. В здании аэропорта нам отвели несколько комнат, периодически их покидали и выдвигались к самолету. Потом вновь уходили, прятались за ангаром, за грузовиками. Ждали. И так в течение всей ночи. В это время штаб по чрезвычайному происшествию вел переговоры с террористами. В зависимости отнакала этих переговоров и действовали. Они агрессивней — мы ближе к самолету.
Там я впервые понял состояние солдата на фронте перед атакой. Его не передать словами…
Видимо, террористы нас все-таки заметили. Дело в том, что самолет освещался прожекторами, и делалось это весьма неудачно: наши тени были видны из иллюминаторов. На ломаном русском языке звучали угрозы, мол, уходите отсюда, иначе всех взорвем. Потом вдруг слышу: что-то упало нам под ноги. Невольно весь сжался — ни бежать, ни падать нельзя. К счастью, это оказалась не граната, а оторванная телефонная трубка.
Минуты текут, волнение нарастает, промозглый ветер с дождем, кажется, протыкает ледяными иглами каждую косточку. Вокруг темнота, где-то вдалеке горы. О них я судил по огонькам селений, да по фарам машины, которая петляла по горной дороге. Луч ее то утыкался в скалу, то шарил по небу, словно прожектор. Подумалось: увижу ли я еще раз эту ночную картину? Вспомнились семья, жена. Моему ребенку исполнился год, один месяц и один день. Увижу ли я своего малыша, когда ему будет год, месяц и два дня?
Но в следующее мгновение раздался плач ребенка из салона самолета, и мысли о семье ушли. Теперь все силы души были отданы операции: не отстать, не споткнуться, не испортить дело.
И. ОРЕХОВ:
— Посадка самолета была очень жесткой, и при ударе о взлетнопосадочную полосу один из люков вывалился на крыло. Террористы его приподняли, прислонили. Этот люк мог в любую минуту упасть сам или его могли открыть бандиты. Теперь представьте, как «приятно» лежать у этого люка. Не успеешь ахнуть, как получишь пулю. Но такая уж, видимо, у меня судьба, по боевому расчету мне достался именно этот люк.
Когда была дана команда готовиться к штурму, заняли свои места на самолете. Не — в самолете, а — на самолете. Ползешь и каждую заклепку чувствуешь. И все-таки качание машины, видимо, было. Из салона раздались крики: "Не вздумайте штурмовать! Всех перестреляем!"
Теперь, с годами, когда анализируешь свои действия, понимаешь: помогло то, что наше отделение в ходе учебных занятий так много внимания уделяло тренировкам на борту.
Не могу точно сказать, сколько мы пролежали на ноябрьском ветру час, два, три. Напряжение огромное, а команды все нет и нет. Кажется, кожа уже примерзла к плоскости. Ведь у нас на голое тело были надеты бронежилеты и легкие комбинезоны. И все!
Виктор Федорович Карпухин, который находился где-то между штабом и самолетом, как мог, подбадривал нас, успокаивал: "Ребята, не волнуйтесь!"
А у меня свои, так сказать, индивидуальные проблемы из-за люка. Что делать, если он неожиданно откроется? Выход один: штурмовать, не дожидаясь команды.
В. ДЕМИДКИН:
— Сначала в кабину поднялся Владимир Николаевич Зайцев. Помню, первое, что увидел: кабина маленькая, узкая, возле кресла лежал мертвый пилот. Впереди — бортинженер, тоже уже мертвый. Каждую минуту выходили на связь. Боевые группы докладывали о готовности. Мы тоже доложили, и потянулись минуты. Неоднократно объявлялась "готовность номер один". И снова время штурма откладывалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- «Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов - Борис Корнилов - Биографии и Мемуары
- Прожитое и пережитое. Родинка - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии - Артем Драбкин - Биографии и Мемуары
- 50 знаменитых террористов - Илья Вагман - Биографии и Мемуары
- «Вымпел» — диверсанты России - Михаил Болтунов - Биографии и Мемуары
- Приходит время вспоминать… - Наталья Максимовна Пярн - Биографии и Мемуары / Кино / Театр
- Душа разведчика под фраком дипломата - Михаил Болтунов - Биографии и Мемуары
- Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке - Юрий Борисович Швец - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Мы атакуем с небес - Сергей Сергеев - Биографии и Мемуары