Рейтинговые книги
Читем онлайн Россия и Европа-т.3 - Александр Янов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 145

Россия не исключение

Я вовсе не хочу сказать, что сверхдержавный соблазн был един­ственной причиной Катастрофы 1917 года. В основание порефор­менной России заложены были, как мы помним, три «мины» замед­ленного действия, а не одна, и, конечно же, русские «бесы» вовсе не выскочили на сцену, как черт из коробочки, и не повернется у исто­рика язык их оправдывать. Говорю я лишь, что сама её величество История словно бы поставила этот гигантский - и безжалостный - эксперимент, чтобы продемонстрировать великому народу, как неразумному дитяти, всё вероломство и ужас и бесплодие сверхдер­жавного соблазна, терзающего его десятилетиями.

Замечу лишь - и это, пожалуй, самое важное, - что во всех слу­чаях, когда какая-либо страна заражалась этой страшной болезнью, кончалось всё для нее без вариантов - катастрофой. О судьбе напо­леоновской Франции, николаевской России и вильгельмовской Германии, поочередно сменявших друг друга на сверхдержавном Олимпе в XIX веке, мы уже говорили.

Но ведь ровно ничего не изменило в этом правиле и XX столетие. В промежутке между мировыми войнами доминировал в Европе сверхдержавный кондоминиум Франции и Англии. Франция, как всегда, расплатилась за это очередной иностранной оккупацией, судьба Англии висела на волоске, и, даже избежав оккупации, она потеряла империю. А для сменившей кондоминиум гитлеровской Германии закончилось дело еще трагичней. Её города были превра­щены в руины, она была оккупирована и поделена между победите­лями.

В послевоенный период доминировал мир еще один сверхдер­жавный кондоминиум, на этот раз США и России. Чем завершилось это для России, напоминать не надо. Чем завершится для Америки, мир узнает в XXI веке.

Глава четвертая Ошибка Герцена

Как бы то ни было, теперь мы понимаем, почему судьба постни­колаевской России не могла не быть трагической. Просто она не была исключением из общего правила.

гЛАВА первая вводнэя

глава вторая У истоков «государственного патриотизма»

глава третья Упущенная Европа

ПЯТАЯ

глава шестая

глава седьмая

глава восьмая

глава девятая

глава десятая глава

одиннадцатая

глава четвертая ошибкз герцвнз

Ретроспективная утопия

Торжество национального эгоизма Три пророчества На финишной прямой Как губили петровскую Россию Агония бешеного национализма

Последний спор

ГЛАВА ПЯТАЯ

Ретроспективная утопия

Невозможно представить себе ничего настолько абсурдного, чтобы не нашлись философы, которые взялись бы это доказать.

Рене Декарт

«Раньше нас гнала власть, а теперь к ней присоединился хор», - признавался, как мы помним, в минуту отчаяния Герцен. Иначе гово­ря, в настроении русского общества произошел вдруг резкий, оше­ломивший его своей необъяснимостью переворот. С декабристских времен, на протяжении двух поколений, все казалось тут прозрачно ясным: власть и общество находились по разные стороны баррика­ды. Самодержавие со своими жандармами, со своими двенадцатью цензурами и казенной риторикой было чужим, было врагом.

Всякому мыслящему человеку в России казалось естественным, что государственный патриотизм, в основе которого лежал категориче­ский запрет на инакомыслие, - это нечто дурное, зловещее, хамское. Мы проследили это по дневниковым записям Никитенко, по страстной риторике славянофилов, называвших царя не иначе, как деспотом, по язвительном замечаниям Чаадаева, по презрительной прозе Герцена. И вот во мгновение ока всё перевернулось вверх дном.

Из политики, тщательно оркестрованной правительством, гоне­ние на свободное слово превратилось, как мы видели, в стихийную, «хоровую», так сказать, охоту. Существуй во времена подавления польского восстания 1863 года рейтинг, он наверняка зашкалил бы у императора за 8о. Общество вдруг оказалось на стороне самодержа­вия. Того самого, что лишь десятилетие назад принесло ему невыно­симое национальное унижение. Того, чей вроде бы мертвый госу­дарственный патриотизм оно только что исторгло из сердца.

Мы знаем, что это случилось. Но как? Этого мы покуда не знаем. Вот первая загадка, которая ожидает нас в этой главе. За нею, одна­ко, высится вторая, куда более драматичная, исторический резонанс которой не заглох и поныне.

^ I Глава пятая

«ЭЭ ВЯЗ КЗ [Ретроспективнаяутопия

славянофильской драмы

Состояла эта вторая загадка, как мы помним, втом, что казенная Русская идея, рожденная деспотом, перепуганным декабристским мятежом, и вылившаяся в бюрократи­ческую утопию новомосковитской «цивилизации», оказалась вдруг очищена от казенной шелухи государственного патриотизма, рафи­нирована, так сказать, и представлена обществу как воплощение национальной - и цивилизационной - идентичности русского наро­да. Еще совсем недавно это бы и в голову никому не пришло (во вся­ком случае не пришло, как мы только что видели, Герцену, одному из самых проницательных людей эпохи). Просто не могло вроде бы ста­рое косноязычное чудовище «сфабрикованной народности», пугав­шее одних и вызывавшее язвительную иронию у других, само по себе превратиться вдруг в респектабельное и оснащенное новейши­ми философскими и культурологическими аксессуарами учение, в последнее, если угодно, слово науки.

Само по себе, конечно, не могло. На самом деле большая группа замечательно талантливых московских философов и литераторов (Константин Аксаков, Алексей Хомяков, Иван Киреевский, Юрий Самарин, Александр Кошелев, Николай Языков и др.) работала в 1840 годах над этой метаморфозой патриотизма в России. Оппонен­ты назвали их славянофилами (они, впрочем, против такого назва­ния не возражали). На самом деле были они, конечно, обыкновен­ными национал-либералами. Эти люди и составили ядро диссидент­ской котерии постдекабристского поколения, которая обеспечила

бессмертие николаевскому постулату «Россия не Европа» - в каче­стве русской национальной идеи.

Как мы уже знаем, само представление о том, что идея может быть национальной, заимствовали они вместе с расистскими ее обертонами у немецких романтиков, ревизовавших европейскую традицию эпохи Просвещения (я не должен напоминать читателю, что в этой традиции идеи не имеют отечества и тем более расовой принадлежности). Конечно, и без Гегеля с его соблазнительной гипо­тезой, что нации поочередно сменяют друг друга во главе человече­ства, славянофильства никогда бы не было. Но и «гегемоном» их национальная идея тоже никогда бы в России не стала, не будь она так искусно, с таким талантом и блеском адаптирована к отечествен­ным реалиям.

К примеру, не было ни у германских романтиков, ни тем более у Гегеля интеллектуального оправдания самодержавия или апологии архаической средневековой общины. И вообще уровень артикули- рованности идеи, как скоро сможет убедиться читатель, был у славя­нофилов несопоставимо более рафинирован и высок, нежели у любого другого современного им течения мысли.

Вместе с их диссидентской самоотверженностью и неслыханной до тех пор в России групповой солидарностью всё это обеспечивало превосходные стартовые позиции в борьбе за «гегемонию», которая предстояла трем славянофильским поколениям на протяжении XIX века (что, впрочем, не мешало славянофильству, как и герман­скому его прототипу, оставаться средневековой фантасмагорией, пронизанной национальным самодовольством, и время от времени обрекавшей страну на судороги патриотической истерии).

Посмотрим теперь, что отличало родоначальников славянофиль­ства как от их предшественников, декабристов, так и от современных им идеологов Официальной Народности.

Коротко говоря, если декабристы чувствовали себя в Европе дома, а геополитики Официальной Народности стремились подчи­нить её России, то смысл рафинированной, «хоровой», повторим за Герценом, Русской идеи состоял поначалу лишь в том, чтобы от Европы отмежеваться.

Еще за столетие до Освальда Шпенглера славянофилы провоз­гласили закат Европы, и впрямь переживавшей тогда мучительный переходный период (очень, кстати, напоминающий то, что происхо­дит сейчас в России). Подобно Шпенглеру, впрочем, приняли они муки этого переходного периода за агонию. Убежденные, что Европа гниёт заживо, идет ко дну, они, естественно, не желали, чтобы она потянула за собою Россию.

Потому и оказался в центре славянофильского учения тезис о неевропейском характере «русской цивилизации», придуманной николаевскими политтехнологами. Как уточнил, повторяя Погодина, сегодняшний «национально ориентированный» интеллигент, «Рос­сия - это отдельный мир. Более точного определения нашей геополи­тической и геокультурной сути не существует»1. Здесь, собственно, и была та идейная цепь, что намертво приковала рафинированных интеллигентов к казенной риторике Официальной Народности. Выкована она была, оказывается, из того же немецкого Sonderweg, с которого, как мы уже знаем, и начинается деградация патриотизма.

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 145
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Россия и Европа-т.3 - Александр Янов бесплатно.
Похожие на Россия и Европа-т.3 - Александр Янов книги

Оставить комментарий