Гарем - Кэти Хикман

— Да. Мы называем их «десерт». Действительно, Керью мастер стряпать такие лакомства. — По спине Пола пробежал холодок, страх ощетинился острыми иглами, и секретарь обхватил голову руками. — Только не говорите мне, пожалуйста, не говорите, что сахарный кораблик, который приготовил Керью, оказался отравленным. И что из-за него умирает их главный евнух.

— Бедняга Джон. — Лицо ученого приобрело мягкое, извиняющееся выражение. — Неприятности так и преследуют его, не правда ли?

— Похоже на то. — Мысленно Пол сжал пальцами шею своего слуги-соотечественника и стискивал ее до тех пор, пока лицо того не посинело и глаза не выкатились из орбит. Но тут новая мысль пришла ему в голову. — Это же абсурдно! Какие мотивы могли быть у Керью для такого поступка? Положить яд в угощение для султана? Мы прилагаем все старания, чтобы произвести благоприятное впечатление на вашего повелителя, а не, избави боже, отравить его! Нет-нет, я готов поставить на кон все, что угодно, даже свою жизнь, за этим скрывается кто-то совершенно другой. Возможно, это дело рук де Бреве или Байло, венецианца. А может быть, и их обоих.

— Послы Венеции и Франции? — Брови его собеседника удивленно взлетели вверх. — Это невозможно.

— О, не смотрите на меня с таким недоверием. Они интригуют против нас с того самого момента, как нога англичанина ступила на стамбульскую землю. Они пойдут на все, лишь бы помешать нам установить торговые отношения с Османской империей.

— Погодите, друг мой, вы слишком уж торопитесь с выводами. — Джамаль предостерегающе выставил перед собой руки ладонями кверху — Сейчас, я почти уверен, несколько рано делать какие-либо умозаключения. Хассан-ага слишком слаб и не может объяснить, что с ним произошло, но, к сожалению, слова об «английском кораблике», как его называют при дворе, были единственными, которые произнес несчастный евнух с тех пор, как его обнаружили.

— Он так и сказал: «английский кораблик»?

— Именно так.

— Откуда вам это известно?

— Я был во дворце в то утро, когда нашли Хассан-агу. Я часто бываю в одном из помещений для евнухов, там проходят мои занятия с юными принцами. Как рассказывают, несчастный кастрат в беспамятстве бродил по саду, зачем он туда отправился, никто не знает, также неизвестно, как он туда попал. Во дворце царит полное смятение. И скажу вам, Пол, не догадаться о том, что произошло нечто невероятное, было бы просто невозможно.

— Но вы скажете мне, где находится мой слуга?

— Нет. Этого я не могу сделать. Впрочем, мне и самому это неизвестно. — Джамаль выразительно пожал плечами. — Он в безопасности, вот и все, что я знаю.

— Но с чего они напустились на Керью? — нервно продолжал Пол.

— Оттого, очевидно, что именно он доставил это лакомство во дворец. Его признал один из алебардщиков гарема. Кажется, Керью приходил и раньше по какому-то случаю.

— Но разве во дворце не понимают, что он всего лишь слуга? — Пол устало опустился на ближайший стул. — Почему охотятся именно за ним? А не за послом, в конце концов? Или за мной, если уж на то пошло? Керью не служитель посольства, он всего лишь мой вассал, только потому и находится здесь, в Стамбуле.

На эти вопросы Пиндар не дождался ответа. Ученый хранил молчание, и Пол продолжал настаивать:

— В чем же тут дело, скажите, Джамаль? Их поступки не имеют ни малейшего смысла.

— Полагаю, вы сами уже ответили на свой вопрос, друг Пиндар: именно потому, что он второстепенное лицо. Во дворце не хотят громкого скандала, так же как не хочет его и ваше посольство. Таково, по крайней мере, мое мнение. Но если Хассан-ага поправится и сможет внятно поведать о случившемся, тогда они будут вынуждены что-то предпринять. — Быстрый взгляд в сторону Пола. — В силу внутригосударственных причин, так сказать.

Пиндар медленно направился в другой конец восьмиугольной комнаты. Легкий ветер дышал в окна запахом моря. Пол задумчиво огляделся, все тут было как всегда, как три года назад, когда он впервые познакомился со звездочетом. Та же суровая нагота белых выбеленных стен, обстановки, на взгляд европейца, больше напоминавшей монастырскую келью, чем обсерваторию ученого-астронома. Коллекция инструментов, которую ему только вчера показывал Джамаль: квадрант, набор астролябий и солнечных часов, кибла, все находилось на своих местах. И тем не менее сегодня здесь все выглядело несколько по-другому. Горшочки с красками, лепестки листового золота, пергаменты и перья, с помощью которых астроном записывал результаты своих наблюдений и которые только вчера лежали разложенные на столе, теперь исчезли. Вместо них появилось несколько полированных стекол, подобных тому, какое вертел сейчас в руках Джамаль. Некоторые из них были плоскими и круглыми, словно большие монеты, другие — почти сферическими, как хрустальные шары. При иных обстоятельствах любопытство Пиндара привлекло б его к ним, заставило взять в руки, рассматривать, забрасывая астронома расспросами об их предназначении и о том, где умеют производить такие вещи. Но сегодня он едва замечал это богатство.

Пол краем глаза наблюдал за хозяином, который, в свою очередь, следил за ним с противоположного конца комнаты. Лицо того оставалось в тени, а белоснежное одеяние, слегка позлащенное солнцем, сбегало вниз пышными складками, напоминая мантии алхимиков. Выражение лица, как показалось Полу, изменилось, исчезли лукавые морщинки у глаз, взамен веселья появилась печаль. А сам ученый, казалось, стал выше ростом и будто строже.

Голова Пола шла кругом, вдруг возвратилось чувство неприятной тошноты, оно даже стало еще сильней. Настал тот момент, которого он ждал. Если он намерен обратиться к Джамалю за помощью, сейчас самое время это сделать, но как заставить себя произнести решительные слова. Слишком много поставлено на карту — жизнь Селии, а теперь и Керью, — и храбрость оставила помощника посла.

Вполне вероятно, что его слуга был по-своему прав: с чего Джамаль станет помогать ему? Почему Пол вдруг решил, что тот знает много больше, чем говорит? Он опустил руку в карман, и пальцы его сомкнулись, охватив компендиум. По-прежнему внимательный взгляд Джамаля был прикован к Полу, и дрожь пробежала по его позвоночнику.

— Вижу, что у вас много вопросов ко мне, друг мой, — заговорил тот. — Я с удовольствием отвечу на них, если смогу, конечно.

— В самом деле?

— Разумеется. Вы, наверное, хотели спросить, почему именно Керью?

— Нет. — Пиндар отвечал астроному таким же пристальным взглядом. — Скорее я хотел спросить, почему именно вы, Джамаль?

Рука его нервно щелкала крышкой компендиума: открывала и закрывала его, открывала и закрывала.