Выбор - Игорь Ревва

По правде говоря, я почему-то думал, что больше никогда не увижу своего пистолета. Мне казалось, что Сергей Антоныч должен был держать его у себя дома. И когда Костенко исчез, я подумал, что исчез он вместе с моим пистолетом. А я уже успел к своему оружию привыкнуть — старая «Кобра» 1968 года выпуска, калибр 6.78, девятизарядный. Хорошо пристреленная и безотказная машинка. Жаль было бы лишиться ее.

Я положил пистолет на пыльную поверхность стола и вытащил из коробки пачку бумаги. Это оказался мой отчет, отправленный из Лондона в марте. Зачитанный, с пометками, сделанными чужой (похоже, что Сергея Антоныча) рукой.

Я перекинул несколько страниц и наткнулся на свои измышления относительно Этьена Саргасова. Хорошо, что он успел смыться, подумал я. Это редко бывает, чтобы кто-то из НАС вовремя почувствовал опасность, грозящую ему самому, а не Сети.

Я невольно напрягся. Опасность для Сети я, например, ощущал постоянно. И скорее всего острее любого другого из НАС. Наверное, потому, что опасность эта возникла не без моего участия. Кира Кортес, например, тоже чувствовала нечто подобное, но не так сильно, как я. Может быть, именно поэтому Кире и удавалось вести нормальную жизнь. Ей не приходилось время от времени замирать и настораживаться в тревожных попытках определить, усилилась ли опасность, угрожающая Сети (а значит, и НАМ), или нет. Со мной было иначе.

Я вдруг вспомнил, как однажды ночью проснулся от отчетливого ощущения того, что неведомая опасность эта внезапно стала реальной. Очень реальной. Словно я воочию увидел подожженный фитиль бомбы, грозящей разнести все вокруг. Кира почувствовала беспокойство мгновением позже, но если б я не подскочил на постели как ошпаренный, она бы даже и не проснулась.

Это было как ощущение падения в страшную и неизвестную пустоту. И в конце падения ожидали боль и ужас.

Я сидел на постели, и холодный пот градом катился по моему лицу. Кира посмотрела на меня вначале удивленно, потом испуганно. Губы ее шевелились, она что-то говорила, но я не слышал ни единого слова. В ушах стоял зловещий медный звон, заполнивший все вокруг. И из этого звона вдруг выделилось и окрепло страстное желание выйти в Сеть.

Я выбрался из постели и, кое-как одевшись, уселся за столом перед ЭВМ. Я хорошо помнил, что лимит времени последней телефонной карточки исчерпан почти полностью. Новой же карточки у меня в запасе не оставалось. Но мне очень нужно было в ВЭС. Я не понимал — зачем. Просто рука сама включила ЭВМ и набрала нужный код.

Впервые в жизни я увидел, как цифры в уголке экрана, отображающие оставшееся на телефонной карточке время, приняли отрицательное значение. И понял, что ВЭС тоже очень нужно было, чтобы я оказался там. И от этого мне стало гораздо легче.

Кира подошла и встала рядом, прижавшись к моему плечу своим бедром. Наутро она призналась мне, что вначале подумала, будто меня разбудил сон про ту, другую Киру, погибшую двадцать лет назад.

Она была в курсе всего — я сам ей однажды рассказал — и относилась к этому с пониманием. Но в ту ночь Кира впервые перепугалась за меня по-настоящему. Я очень остро почувствовал ее страх, как и то, что опасения ее направлены не по адресу. Бояться нужно было не за меня, а за всех НАС.

Я осторожно отстранил Киру и вперился взглядом в паутину строк на экране. Я с нетерпением ожидал, что Сеть «впустит» меня, как это уже не раз бывало. Я ждал потока мыслей и образов, которые должны были хлынуть в меня. Эти ощущения не были особенно приятными, но каждый раз я узнавал что-то действительно очень важное и очень нужное. И несколько томительно-долгих секунд я неподвижно сидел перед экраном, прежде чем наконец-то полностью «провалился»…

… Да, опасность приняла реальные очертания. Но конкретной информации об этом мне получить не удалось. Сеть и сама знала немного. Но все, что было известно ей, она «скинула» на меня, а не на кого другого из НАС. И я сразу понял — почему.

Вся информация заключалась в том, что существование Сети оказывалось под угрозой. То есть, если уж быть до конца точным, Сети давно уже что-то угрожало. Но в ту ночь я понял, что это уже не просто угроза, а весьма реальная опасность. И исходит она не от кого иного, как от Сергея Антоновича Костенко…

Через неделю я был официально назначен на должность управляющего группой отделов программирования компании «ДВК». И теперь уже на совершенно законных основаниях мог творить в кабинете Сержа Антоныча все что вздумается.

Я еще раз прочел в отчете абзац про Саргасова. Жаль, что ему пришлось уехать. В московском управлении «ДВК» из НАШИХ, кроме меня, остался только сторож автомобильной стоянки — не помню, как зовут этого молодого паренька, лет двадцати, безумно помешанного на ВЭС. Мы с первого дня узнали друг друга по взгляду, но общаться с ним мне не приходилось — слишком уж разные интересы (не считая увлечения ВЭС, естественно) у нас оказались. Да и общественное положение — тоже. Хотя однажды он даже попытался мне помочь. Дело было месяца два назад, когда в трактире «Золотая тройка» случилась драка.

Мы с Кирой тогда решили отдохнуть и выбрали для этого не совсем подходящее время — суббота, день, когда в Восточной Империи выпивается рекордное количество спиртного. У меня вообще возникла твердая уверенность, что все оно выпивалось именно в трактире «Золотая тройка». Во всяком случае, единственными более или менее трезвыми в этом заведении были двери…

Мне не стоило отлучаться от столика и оставлять Киру одну даже на несколько минут. Потому что когда я вернулся, то успел стать свидетелем отпускаемой ею пощечины. Какой-то парень, решив, что девушка скучает в одиночестве, собрался ее развлечь и, видимо, сделал это крайне неумело. Я сразу же вспомнил, как Кира закатила точно такую же оплеуху таможеннику в Каракасском аэропорту — тот тоже сказал ей что-то не совсем приятное. Но таможенники Великой Колумбии, должно быть, имели верное представление о южном темпераменте. Чего нельзя было сказать о том парне, который схлопотал от Киры по морде в трактире.

Я успел как раз к самому началу драки. Хорошо еще, что я в свое время изучал определенные приемы боевого искусства. А то бы мне несдобровать. Потому что этот парень оказался в трактире не один, а с друзьями. Которые были ужасно возмущены столь бесцеремонным поведением иностранки по отношению к их товарищу.

И вот в самый интересный момент я вдруг вижу того самого молоденького паренька с автомобильной стоянки. Он оказывается рядом со мной и тут вдруг до меня доходит, что мы — я, он и Кира — понимаем друг друга без слов. Я ЧУВСТВОВАЛ, что сейчас нужно обернуться, чтобы не получить по затылку бутылкой, а сейчас надо пригнуться… И так далее. И этот парень с Кирой чувствовали то же самое.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});