Гастроль без антракта - Леонид Влодавец

Мы спрятались у входа в туннель. Я отдал Эктору автомат и взял «М-16А2». Во Вьетнаме у Дика Брауна был «М-16А1», но в принципе существенной разницы между модификациями не усматривалось.

— Подпусти на полсотни метров, — посоветовал я Эктору.

— Глаза жжет, — пожаловался тот, — все еще слезятся…

Судя по тому, как сеньор Амадо управлялся с «узи», держать в руках этот инструмент ему приходилось не в первый раз. Это меня порадовало.

Тем временем граждане с фонарями вышли из бокового хода в туннель. Фары у них были мощные, и я убедился, что, столкнись мы с ними в туннеле, прицелиться не успели бы. Мы уже довольно долго торчали в темноте, глаза отвыкли от света, и три мощных фонаря ослепили бы нас минуты на две. За это время умелые люди успели бы понасверлить нам столько дырок, что наш ответный огонь просто не состоялся бы. Кроме того, защищены эти молодцы были получше нашего. На них были бронежилеты и каски с забралами из бронестекла — таких ребят сразу не продырявишь с расстояния в сто метров.

Их было пятеро. Двое, с фонарями, шли впереди, чуть дальше — еще двое с ручными пулеметами на изготовку, а пятый — позади, посвечивая фонарем назад. Патронов у них, я думаю, было в достатке.

Вообще я с удовольствием пропустил бы их мимо, если бы знать наверняка, что они, обнаружив нас в зале около лифта, не откроют по нам огонь. Кое-какой шанс остаться незамеченными у нас был, но уж сильно сомнительный. Фонари у этих товарищей были мощные, ушки, я думаю, они держали на макушке, и наше сопение в темноте мимо ушей не пропустили бы. А увидев вооруженных людей, раздумывать некогда. При перестрелке в упор максимум, что мы с Эктором смогли бы успеть, так это положить одного или двух. Подпускать их совсем близко означало сдохнуть с гарантией.

Но нельзя было и раньше времени открывать карты. Пальба с большого расстояния этим бронированным парням особого вреда причинить не сумела бы. Разобрать издали, какие броники напялены на этих хлопцев, я не мог. Но ясно, что на такую работу, как штурм подземного сооружения, не ходят в какой-нибудь легонькой игрушке типа нашего российского «Визита», защищающего только от «Макарова», нагана, дроби и финки умный человек не пойдет. Ясно, что народец нацепил что-то покрепче, типа «Кирасы-5», которую «калаши» 5,45 берут только с пяти метров, а старые «АКМ» — с десяти. С расстояния в сотню метров такую хреновину мог пробить только древний патрон образца 1908-1930 годов, которым нынче заряжают снайперские винтовки Драгунова или ротные пулеметы «ПК». Но у меня такого оборудования при себе не было. Вряд ли «М-16А2» с пулькой 5,56 могла долбануть такой бронежилет лучше, чем «АК-74», а «узи», который я отдал Эктору, сработал бы эффективнее «АКМ». Если бы мы открыли огонь раньше времени, эта пятерка тут же погасила бы фонари, залегла в темноте, и пулеметчики, которые прямо-таки обязаны были иметь инфракрасные прицелы, стали бы долбить по обрезу туннеля, не давая нам носа высунуть. Пока мы, зажавшись за углы и не выставляя носа из-за прикрытия, крошили бы воздух, бойцы подобрались бы поближе и положили бы пару гранат, которые смогли бы нас навеки отучить от упражнений в стрельбе. Бойцы могли руками

кинуть, могли из подствольника — нам от этого легче не стало бы. В общем,опять получалась ситуация из «Блэк-Джека» с перебором и недобором.

Но надо было на что-то решаться. Поскольку граждане, господа или товарищи, топавшие по направлению к нам, не орали в мегафон: «Баринов, сдавайся, ты окружен!», то считать их с ходу неприятелем было как-то неудобно. С другой стороны, данные джентльмены не делали и объявлений типа: «Дорогой и глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич! Убедительно просим вас сохранять спокойствие и ни в кого не стрелять, поскольку вашей драгоценной жизни ничто не угрожает». Впрочем, даже такое заявление отнюдь не гарантировало, что после того, как я милостиво выйду из-за укрытия, меня не пристукнут тут же и без объяснений за что. Времени на раздумья с каждым шагом бронированных мальчиков становилось все меньше. Их фонари уже положили световые пятна на стены лифтового зала, и им, должно быть, хорошо была видна решетка, перегораживающая «тюремный коридор». Догадываться, насколько близко они подошли, я мог только приблизительно, потому что высунуть из-за угла хотя бы полглаза означало дать себя обнаружить. Тем более что ребята могли все-таки услышать каким-то образом шлепанье наших босых пяток по цементному полу. Поскольку они были увешаны всяким оружием — я это заметил еще тогда, когда в первый раз их увидел, — то у них наверняка имелось и то, что в народе называется «спецсредства». Они могли пойти вперед, предварительно ослепив нас каким-нибудь блиц-патроном, от вспышки которого полторы минуты ничего не видишь. Могли нам и еще раз газовую атаку устроить или плюнуть вперед из одноразового огнемета, так что мы изжарились бы в один момент. Все это было бы очень весело, если бы не приводило в отчаяние…

Но у меня выдержки хватило. Сорвался Эктор. Поскольку, кто из нас командир, а кто подчиненный, мы с ним определить не успели, то решали каждый за себя. Сеньор Амадо издал некий боевой клич, выскочил чуть не на полметра из-за укрытия и в лучших традициях боевиков (имеются в виду не боевики-профессионалы, а боевики-кинофильмы), стал опустошать магазин «узи», молотя от бедра и веером. Кто-то ойкнул, впрочем, сомневаюсь, что я всерьез услышал это сквозь грохот стрельбы, раскатившийся по туннелю. Один фонарь погас, второй стал светить немного наискосок, снизу вверх, но большего, как я понял, Эктору достичь не удалось — не дали. Товарищи из туннеля на сумасбродство отреагировали быстро. Две строчки трассеров прочертили пунктиры через лифтовый зал, пули звонко тенькнули по решетке, перегораживающей тюремный коридор, зачиркали, искря, по стенам, потолку и полу, замяукали, рикошетя в разные стороны. При этом достаточное число прошило вождя «молодых койотов». Ему попали и в грудь, и в шею, и в живот. В свете фонаря, который еще светил, я заметил, как из его спины летели клочья одежды и кровавые ошметки. Сам я в это время плюхнулся на пол, дал длинную очередь по сути дела в никуда, без надежды как-то выкрутиться, с одним лишь желанием завалить хоть кого-то, чтоб не сдохнуть просто так, не за понюх табака. Я уже с хорошей отчетливостью понял, что настает хана и эта хана неизбежна так же, как в свое время дембель.

Впрочем, как говорится, дуракам везет. Поначалу я даже не понял, что произошло. Даже показалось, что хана уже пришла. Очень ярко сверкнуло, грохнуло так, что я мигом оглох, рвануло как пушинку винтовку из рук… Дальше не помню. Кроме одного ощущения — будто кто-то рывком поднял меня с цементного пола и куда-то уносит. По-моему, даже насчет ангелов успел подумать, но, как выяснилось, преждевременно.

Сознание вернулось. Меня довольно нежно пошлепали по щекам. В глаза светил фонарь, и я заморгал, привыкая к свету. Вроде бы постепенно возвратился слух, после чего до меня долетел очень слабый голос Эухении Дорадо:

— Деметрио, вы живы?

В голове гудело, на лице чуть-чуть саднило, где-то в районе задницы что-то припекало, в глазах крутились оранжевые круги и кляксы, но я, едва ворочая языком, попытался дать утвердительный ответ. Получилось что-то вроде нечленораздельного мычания. Правда, в поле моего зрения угодила и Лусия Рохас, которая сказала Эухении:

— У него может быть перелом позвоночника.

Это долетело до моего сознания уже отчетливее, я почуял, что меня переворачивают, задирают майку, ощупывают… А потом я как-то само собой сумел сесть, покрутить головой и выдавить из себя более или менее понятный вопрос:

— Где мы?

— Все тут же, сеньор Баринов, — ответила Эухения. — В этом подземелье. А Эктор, бедняжка, убит. Видит Бог, я недолюбливала его, но все же он мой племянник…

Возможно, сеньора Дорадо устроила бы образцово-показательный поминальный плач, но я уже кое-что соображал и припомнил, что перед тем, как выстегнуться из ума, кое с кем воевал.

— А где эти? — Я показал в сторону туннеля.

— О, там что-то ужасное! — воскликнула супергадалка. — Там произошел страшный взрыв. Сплошная кровь и клочья мяса…

От такого радостного известия я оперся ладонями об пол, подтянул ноги к себе и попытался встать. Эухения и Лусия помогли мне это сделать, и я, опираясь на них, принял вертикальное положение. Голова немного кружилась, но в общем и целом стоять я мог.

Более того, взяв из рук Эухении фонарь, я сунулся в туннель. Картинка там и впрямь оказалась неаппетитная. Пол был заплескан кровищей на протяжении нескольких метров, клочья мяса и костей украшали не только пол, но и потолок со стенами. В основном эти детали принадлежали одному из моих оппонентов. Его разнесло на куски. Трое лежали у стены в виде бесформенных мешков с костями, а пятый, тот, что замыкал шествие, валялся в полсотне метров от своих товарищей. Эктора я высветил фонарем на решетке, перегораживающей коридор тюрьмы, то есть примерно метрах в двадцати от того места, где его изрешетили.