Мусаси - Эйдзи Ёсикава

– У меня нет денег! – прошептал он. – Наверняка они понадобятся.

Матахати вернулся в комнату Око, где обшарил ее ларцы с белилами и помадой, туалетный столик, шкафы. Он перевернул все вверх дном, но денег не нашел. Ему следовало бы знать, что Око не из беспечных женщин.

Обескураженный, Матахати уселся на кучу одежды, брошенной на пол. Запах тела Око окутывал, как липкий туман, он исходил от ее нижнего кимоно из красного шелка, оби, вытканного в Нисидзине, кимоно, крашеного в Момояме. Он представил, как она сидит рядом с Тодзи в театре под открытым небом на берегу реки и смотрит танцы Кабуки. Белизна кожи, дразнящая, кокетливая улыбка Око затмили воображение Матахати.

– Проклятая шлюха! – воскликнул Матахати. Горькие, жестокие мысли поднялись из глубины души.

Его вдруг пронзила боль воспоминаний об Оцу. Дни и месяцы разлуки открыли ему глаза на чистоту и преданность девушки, которая обещала ждать его. Матахати был бы рад покорно склонить перед ней голову, с мольбой простереть к ней руки, только бы Оцу простила его. Но он вероломно порвал с ней, бросив девушку на произвол судьбы, так что теперь он не сможет показаться Оцу на глаза.

– И все из-за этой женщины! – сокрушенно вздохнул Матахати. Он все понял, но слишком поздно. Он не должен был говорить Око про невесту. Око, впервые услышав про Оцу, едва заметно улыбнулась и притворилась, что ей нет дела до деревенской девушки. В действительности ее охватила ревность. Потом при каждой ссоре Око настаивала, чтобы он написал в деревню письмо, разрывающее помолвку. Матахати в конце концов сдался. Око нагло приложила свою записку и хладнокровно отправила послание с рассыльным.

– Что подумала обо мне Оцу? – жалобно стонал Матахати.

Он представил ее невинные девичьи глаза, полные осуждения. Ему виделись горы и реки в Мимасаке. Хотелось позвать мать и родственников. Они так любили его. Даже земля на родине казалась теплой и ласковой.

«Я никогда не смогу туда вернуться! – думал Матахати. – Отказался от всего ради…»

Впав в новый приступ негодования, Матахати принялся выбрасывать из сундуков одежду Око, рвать ее, разбрасывая клочки по дому.

До него не сразу дошло, что кто-то окликает его у парадного входа.

– Простите! – произнес мужской голос. – Я из школы Ёсиоки. Молодой учитель и Гион Тодзи не у вас?

– Откуда мне знать? – грубо ответил Матахати.

– Они должны быть здесь. Понимаю, что неприлично беспокоить их, когда они развлекаются, но я пришел по неотложному делу. Речь идет о чести семейства Ёсиоки.

– Пошел вон! Что привязался?!

– Может быть, вы передадите мою просьбу? Скажите, что в школу явился мастер фехтования по имени Миямото Мусаси, и никто из наших не смог его победить. Он ждет молодого учителя и не собирается уходить. Миямото готов ждать сколько угодно. Пожалуйста, попросите молодого учителя и Гиона поскорее вернуться.

– Миямото?!

Превратности судьбы

Это был день невиданного позора для школы Ёсиоки. Никогда прежде прославленный центр боевого искусства не переживал такого оскорбительного унижения. Ученики сидели в глубоком унынии, вытянутые лица и сжатые до боли кулаки свидетельствовали о безысходности их отчаяния. Большая группа молодых самураев толпилась в передней с деревянными полами, кучки по нескольку человек тихо переговаривались в боковых комнатах. Смеркалось. В обычный день они уже разошлись бы по домам или отправились бы пить, но сегодня все были на месте. Время от времени мертвую тишину нарушал стук ворот.

– Он?

– Молодой учитель?

– Нет! – откликался ученик, который добрую половину дня понапрасну подпирал столб у ворот.

Время шло, погружая людей в трясину отчаяния. От растерянности один щелкал языком, другой смахивал с глаз невольную слезу. Лекарь, появившийся из задней комнаты, спросил привратника:

– Сэйдзюро еще нет? Не знаешь, где он?

– За ним послали. Должен скоро появиться.

Раздосадованный лекарь скрылся в глубине дома.

Зловещий ореол засиял вокруг свечи на алтаре храма Хатимана, расположенного напротив школы.

Никто не отрицал, что основатель и первый наставник школы Ёсиока Кэмпо несравненно превосходил Сэйдзюро и его младшего брата. Кэмпо начинал жизнь как мелкий ремесленник – красильщик тканей. В бесконечном однообразии работы с красками Кэмпо придумал оригинальный способ владения коротким мечом. Он изучил алебарду под руководством самого искусного воина-монаха из Курамы, постиг фехтовальный стиль Кёхати и впоследствии выработал собственный стиль. сёгуны Асикаги, признав его технику владения коротким мечом, назначили Ёсиоку официальным наставником по фехтованию. Кэмпо был великим мастером, мудрость которого не уступала его боевому совершенству. Сыновья Кэмпо – Сэйдзюро и Дэнситиро – прошли такую же строгую школу, как их отец, но они унаследовали его богатство и славу, а в этом, как считали некоторые, заключалась их слабость. Сэйдзюро обычно называли «молодой учитель», но на деле его мастерство не достигало того уровня, который привлек бы большое количество учеников. Молодые самураи посещали школу, потому что во времена Кэмпо боевой стиль Ёсиоки стал настолько популярным, что лишь причастность к школе обеспечивала ученику признание его военного таланта.

После падения сёгуната Асикаги, случившегося тридцать лет назад, дом Ёсиоки перестал получать официальное жалованье, но бережливый Кэмпо успел к тому времени нажить приличное состояние. Обзавелся он и большим заведением на улице Сидзё, где учеников было больше, чем в любой другой школе города, а Киото был крупнейшим в стране. Верховенство школы Ёсиоки, по сути, было иллюзорным. Мир за ее высокими белыми стенами изменился гораздо значительнее, чем подозревали многие ученики, которые бахвалились, бездельничали, развлекались и не заметили, как отстали от времени. Позорное поражение, которое они потерпели от неизвестного провинциального фехтовальщика, раскрыло им глаза на реальную жизнь.

Сегодня в полдень слуга пришел в додзё с вестью, что у ворот стоит человек по имени Мусаси и просит впустить его в школу. На вопрос о незнакомце слуга ответил, что он ронин, родом из деревни Миямото в Мимасаке, что ему года двадцать два, роста высокого, вида весьма угрюмого. Волосы пришельца, не чесанные по меньшей мере год, приобрели красноватый оттенок и были небрежно собраны в пучок на затылке. Одежда заношена до того, что нельзя было сказать, черная она или коричневая, с рисунком или однотонная. Слуга добавил, будто от пришельца неприятно пахло. За спиной у него висел кожаный мешок, который в народе называют «мешок воина ученика», значит, Мусаси – сюгёся, один из многочисленных самураев, которые странствовали в те дни по стране, занимаясь искусством фехтования. По мнению слуги, Мусаси, однако, нечего делать в их школе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});