Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему - Амеде Ашар

Г-н де Шофонтен приставил рукой ко лбу козырьком, чтобы лучше видеть.

— Да простит меня Бог! Вот было бы здорово! — воскликнул он вдруг.

— В чем дело?

— Эй, Каркефу, сюда! — крикнул г-н де Шофонтен, больше ничего не слыша. — Посмотри туда! Там в дыму, откуда несет паленым, видишь вон того всадника в серой шляпе, верхом на черной лошади? Не наш ли это гугенот? Я узнаю его лошадь, шведскую лошадь, сударь! Ну смотри же, дурак, и отвечай, вместо того, чтобы таращить глаза! Ах, дьявол! Его преосвященство узнает, что у меня есть враг, от которого я получил больше ударов, чем у меня волос на голове, и я воздал ему сторицей за это, но он упорно не умирает от них, если это он… Но, черт возьми! Я бы хотел посмотреть на него — не ошибся ли я?!

И, пришпорив коня, Рено вскоре оставил позади эскорт кардинала и батарею. Каркефу скакал за ним по пятам.

— Господин маркиз, — обратился к нему на скаку Каркефу. — Бог фехтования собирается сыграть с нами злую шутку! У меня уже бегут мурашки по коже!

По дороге Рено, не думающий больше ни о Ла-Рошель, ни о бухте Конь, как если бы крепостная стена её была изображена на прянике, а пушки на леденце, встретил какого-то дворянина — гугенота, который уже готовился приятно провести с ним время в поединке.

— Прочь с дороги! — крикнул ему Рено. — У меня нет времени!

И, атакуя своего противника с фланга, он сбил всадника вместе с лошадью.

Впереди на очереди оказался другой.

— Эй ты, презренный гугенот! Разве это школьная игра? — спросил его г-н де Шофонтен.

И этого, ударом наотмашь, он низверг под лошадь. Арман-Луи, который издали смотрел на этот спектакль, как на турнир, легонько пришпорил лошадь.

Рено, охваченный яростью, ринулся к нему с поднятой шпагой.

— Иди сюда! Я разрежу тебя на четыре части! — крикнул он. — Иди, ты, который превратил в мармелад верующих, подданных Его Весьма — Христианского Величества, и утопил в компоте наши пушки!

Но, как только он увидел г-на де ла Герш лицом к лицу, он бросил свою шпагу и заключил того в свои объятия.

— Черт возьми! Как приятно обняться после столь долгой разлуки! — сказал он.

И два или три раза кряду он душил его в своих объятиях, прижимая к груди.

— Дорогой гугенот, прости меня Господи! Я доволен тобой! — говорил он, не давая времени г-ну де ла Герш для ответа. — Я уже убил двадцать семь гугенотов, открыв этот счет ещё в Дюнкерке, но, сдается мне, сегодня ты, дружище, вознаградишь себя за эту утрату целой кучей моих друзей-католиков. Каркефу издали поклонился г-ну де ла Герш.

— Давай сюда, негодник! — позвал Рено своего слугу. — Давай посмотрим, как выглядит город, который собираются брать штурмом!

— Иду, сударь, иду, — отозвался Каркефу, ехавший рысью, — но при условии, что пушки, которые стоят вон там, не вмешаются в нашу беседу. Если они, однако, захотят стрелять, то пусть метят в наших друзей-католиков, стоящих вон там, похоже, специально для этого в качестве мишеней.

Рено оперся на луку седла как человек, который хочет продолжить беседу.

— Брось, хватит об этом! — одернул он Каркефу. И, хлопнув рукой по плечу Армана-Луи, сказал: — Я бы много отдал за то, чтобы мадемуазель де Парделан и мадемуазель де Сувини оказались здесь вместо кардинала и его тени отца Жозефа! Они бы увидели как ведут себя два настоящих дворянина. Обними меня ещё раз, дружище!

— Охотно! — ответил г-н де ла Герш, которому удалось, наконец, вставить слово. — И когда мы теперь увидимся вновь?

Рено, кончиком шпаги указывая в сторону города, спросил изменившимся голосом:

— Там все потеряно?

— Все.

Рено подавил вздох.

— Возможно, завтра будет штурм. Если ты не вернешься оттуда, что бы ты хотел передать Адриен?

— Что я исполнил свой долг до конца, и последней моей мыслью была мысль о ней.

Рено молча пожал руку Арману-Луи.

— Ну что ж! Если завтра будет штурм, я не выну свою шпагу из ножен…

Они обменялись последним поцелуем, и один из всадников отправился в сторону города, тогда как другой галопом поскакал в лагерь. У обоих были влажны глаза и тяжело на душе.

Четверть часа спустя г-н де Шофонтен уже говорил с кардиналом.

— Да, это был он, мой друг господин граф де ла Герш, самый отважный солдат, которому трудно найти равного ни в уме, ни в умении держать шпагу и ездить верхом на лошади.

— Именно поэтому вы так горячо целовали его? — спросил один мушкетер.

Г-н де Шофонтен гордо посмотрел на этого дворянина.

— Если вам угодно, сударь, господин де ла Герш ещё у крепостного вала и в считанные секунды вы сможете догнать его и побеседовать с ним, чтобы убедиться в том, что я сказал, — предложил он.

Несколько офицеров отряда уже готовы были броситься в погоню за Арманом-Луи.

Раздался пушечный выстрел.

— Еще не время, господа! — подняв руку, жестом остановил их кардинал.

Все успокоились. Его превосходительство внимательно посмотрел по сторонам и, нахмурившись, спросил:

— Капитан, который командовал этой батареей, там? — спросил министр.

— Господин д`Альбре умер, — ответил корнет.

— Он хорошо сделал. И вы, господа, если вам придет в голову совершить легкомысленный поступок, последуете его примеру. Вы избавите меня от необходимости обезглавить виновника за подобные лихости.

Каркефу задрожал всем телом.

— Господи! Как хорошо, что я не капитан! — прошептал он.

Через мгновение со стороны батареи доносился только стук лопат. Министр приказал восстановить повреждения до наступления ночи.

Спустя два дня королевские отряды вошли в Ла-Рошель. Продовольствие и боеприпасы в городе были на исходе. Среди гробовой тишины улиц, наступавшей вслед за тем, как по ней проходили полки, отыскивающие нужные позиции, по городу ехал офицер, в сопровождении всадника, — это был г-н де Шофонтен, который осматривал все вокруг любопытным взглядом. Ни солдаты, сгибающиеся под тяжестью добычи, ни отчаянное положение побежденных, ни передвижение пушек среди развалин не могли отвлечь внимание г-на де Шофонтена и Каркефу, занятых поиском Армана-Луи.

— Думаешь, он убит? — спрашивал Рено, темнея лицом.

— Сударь, это вполне возможно, — робко отвечал ему Каркефу.

Они останавливались и расспрашивали прохожих, при этом одни указывали им на руины, другие на свежевырытые могилы, и все говорили:

— Ищите!

— Черт побери! Но мы занимаемся этом уже три часа! — раздраженно отозвался Рено.

Один паренек с живым и в то же время грустным лицом крадучись следовал за всадниками вдоль городских стен. Он незаметно подошел к Рено и, дернув его за подол плаща, спросил:

— Вы же не станете обижать того смельчака, который разгромил батарею?