Море играет со смертью - Влада Ольховская

нужно было убедиться в судьбе «Соная», все проверить несколько раз, а потом уже сообщать печальные новости.

И вот теперь Полине и другим психологам предстояло передать эту весть родственникам тех, кто до сегодняшнего дня считался пропавшим без вести. Пропавший – это страшно, но это же надежда на чудо. Не важно, что с другими чудо не происходит. Каждый в глубине души считает себя единственным достойным.

Здесь чуда не случилось, и задача Полины была сложной в любом случае, но страшнее всего оказалось говорить об этом с Еленой.

Елена ведь так и не прекратила ждать. Она проводила на пляже каждый день – приходила ранним утром, уходила в темноте. Иногда она стояла на коленях, иногда сидела на песке, иногда ходила у кромки воды, но всегда шептала что-то. Молилась.

Если на пляж приходили другие люди, которым хотелось насладиться морем вопреки всему, она не мешала им. Елена не бросалась на них гарпией и не кричала, что они установили лежак на том самом месте, где недавно лежал ее мертвый муж. Она смиренно отходила в сторону, за укрытие из нежных бледных цветов, и молилась там.

Говорить с ней было бесполезно. Полина пыталась, да и отец Гавриил тоже. Елена выслушивала их спокойно, вежливо, но с пляжа не уходила, продолжая выполнять ей одной понятный ритуал.

Теперь оказалось, что ждать больше нечего. Полине очень хотелось перекинуть это задание на кого-нибудь другого, послать к Елене Анфису или Олю, может, Павла – он тоже из опытных… А она не могла. Ей придется пройти этот путь до конца.

Сегодня Елена оставалась на пляже одна, спокойная, прекрасная, как выточенная из белого мрамора статуя. Полина подошла к ней, села рядом, заговорила – непривычно сбивчиво, по-другому не получалось. Она очень условно представляла, какой реакции можно ожидать… Да какой угодно: от слез до попытки ввязаться в драку. Слишком уж уникальным был случай Елены, чтобы строить прогнозы.

Елена удивила ее и на этот раз. Известие о том, что ее сын все-таки погиб, она выслушала все так же невозмутимо, не отрывая взгляд от далекого морского горизонта. Когда Полина закончила говорить, с места ее собеседница так и не двинулась, просто перестала шептать молитву.

– Вы уйдете теперь? – тихо спросила Полина.

– Мне обязательно нужно покинуть отель?

– Что?.. Нет, не думаю… Это, конечно, не мне решать, но, полагаю, вы сможете остаться тут до конца работ…

– Тогда я бы хотела остаться на пляже.

– Но зачем? – не выдержала Полина. – Тимура больше нет. Простите, что говорю вот так прямо, но принять эту правду необходимо. Это ужасная правда, чудовищная, несправедливая, и все же она уже состоялась. Это не наказание за ваши грехи или поступки вашего мужа. Нет здесь никакого «за что?», есть просто трагедия. Мне жаль, но никакое умение плавать не помогло бы тринадцатилетнему ребенку выжить в такой ситуации.

Елена повернула к ней голову, встретилась взглядом с Полиной. Глаза гостьи не были глазами матери, обезумевшей от горя и давно поселившейся в собственном мире. Нет, Елена все прекрасно понимала. Принимая страдание и боль, которые невозможно представить, она сохраняла здравый рассудок.

И все равно не уходила.

– Я знаю, – сказала Елена, и ее голос напоминал шелест волн. – Я все знаю. Но разве тело Тимура нашли?

– Нет, насколько мне известно, тела, подходящего под описание, пока нет… Работы еще продолжаются.

– Вот поэтому я и останусь здесь. Я продолжу молиться, чтобы Тимур вернулся ко мне, хотя бы мертвый. Я не хочу хоронить его на чужой земле, я хочу отвезти его домой, как и обещала. Он обожал море, никак наплаваться не мог, к этому я привыкла, но он всегда возвращался. Поэтому я и теперь останусь с ним до конца.

Глава 8

Что делать, если делать нечего

Полина прекрасно знала, что он ничего не поймет. Это нормально: у него не было предпосылок для понимания, потому что про разговор с Борисом он не знал. В мире Майорова они отлично общались до последнего, а потом Полина вдруг резко начала его избегать.

Он хотел объяснений. Она объясняться не хотела, пока не подкорректирует психологический портрет. Все это могло превратиться в бразильский сериал, если бы их обоих не отвлекала работа. Полина уже знала, что в документальный фильм собирались включить немало информации про «Сонай», из-за этого требовалось переснять несколько дублей, и Майоров постоянно был при деле. Да и у нее забот хватало: не все восприняли новость о крушении катера так же спокойно, как Елена, со многими пришлось работать не один час, чтобы хоть как-то их стабилизировать.

У временной паузы в общении имелся еще один плюс: Майоров чуть ли не зациклился на истории, которую подкинул им ныне покойный Федор Михайлович. Он считал, что старик докопался до чего-то серьезного, потому и был убит. Полина же пыталась просто отстраниться от этого, убеждая себя: не мог пожилой турист обнаружить то, что просмотрела полиция.

Какой вообще смысл держаться за его версию? Он им пояснений не даст, а больше информацию взять негде. По крайней мере, Полина верила в это, пока не увидела плакат.

Плакат был закреплен на заборе, с внешней стороны ворот, рядом со многими другими. Все они выглядели одинаково кустарно: куски картона, разноцветные маркеры, иногда – картинки, вырезанные из журналов и газет. Но в большинстве своем надписи на плакатах были сделаны на турецком, а потому оставались понятными лишь местному населению и переводчикам.

Теперь же среди них появился еще один, такой же бездарный с художественной точки зрения, как и остальные, но написанный на русском. Правда, надпись была далеко не дружелюбная: «Убирайтесь отсюда! Вы приносите только горе!» В этом, как подозревала Полина, плакат как раз не отличался от остальных. Но кто-то же его создал…

Она прекрасно знала, кто оставил здесь плакаты. Жители ближайшего поселка приходили к воротам уже не раз – в основном женщины, хотя порой мелькали среди них и мужчины. Женщины голосили так, что было слышно до самого моря, однако на частную территорию их никто не пускал.

Они на это бурно обижались, развешивали плакаты, игнорировали полицию. Да и полиция не рвалась их разгонять, других забот хватало. Полина как-то пыталась узнать у переводчика, чего, собственно, жаждет оскорбленная общественность.

– Не обращайте внимания, – отмахнулся тот. – У них тут у многих знакомые работали, тоже погибли под завалами. И они считают, что отель виновен в том, что столько рыбацких лодок затонуло.

– Каким это образом, интересно?

– Якобы отель изменил