Александр Первый: император, христианин, человек - Всеволод Глуховцев

Один из адъютантов Александра, князь Долгорукий (у Толстого, правда, он Долгоруков – прозрачная вуаль художественного вымысла) весело сообщает:

«…но что забавнее всего, – сказал он [Долгоруков – В.Г.], вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось» [65, т. 1, 232]

И далее Долгорукий-Долгоруков восхищается чьей-то свитской изобретательностью, придумавшей титул «главе французского правительства».

Итак: войска двух императоров признанных двигались с востока на запад, полки императора полупризнанного – на восток. Главнокомандующим русской армией впервые стал генерал-аншеф Михаил Кутузов, немолодой военачальник прежнего времени, давний ученик и сподвижник Суворова – но чья главная слава была, как выяснилось позже, впереди. Человек разумный, спокойный, образованный, по военной специальности, между прочим, артиллерист – не частое дело среди тогдашних полководцев, в большинстве пехотинцев или кавалеристов… При том своенравный и с характером таким же трудным, что и у его наставника. И о заговоре против Павла I он наверняка знал, хотя участие его в этом сталось не доказанным – присутствовал в числе приближённых на последнем обеде Павла Петровича с семьёй и царедворцами… Впрочем, после устранения Палена именно Кутузова Александр сделал военным губернатором Петербурга; однако довольно скоро они друг с другом повздорили, и генерал удалился в отставку.

В сущности, точь-в точь повторилась история «Павел – Суворов»: когда понадобилось воевать всерьёз, а не на парадах, выяснилось, что лучший генерал тот, что в опале. Кутузова призвали ко двору, помирились, забыли прежние обиды и дружно выступили – на войну, вести которую не очень хотелось.

4

Кто-то из французов сказал однажды такую язвительную фразу: «Каждый в отдельности француз – мошенник, но Франция – честное государство; каждый англичанин честный человек, а вся Англия в целом – один большой жулик». Как в любом красном словце, в этом есть перегиб, но есть и тонко подмеченная давняя изощрённость британской политики: находиться в союзе с Англией всегда было подобно заключению контракта с умелым адвокатом, который дело, возможно, выиграет, но с клиента постарается содрать побольше – желательно весь выигрыш.

Порядок действий в альянсе Питт в качестве генерального распорядителя ухитрился расписать так, чтобы все боевые операции на континенте пришлись на долю не Англии, но её союзников; и следует признать, что ему это удалось блестяще. Вообще, Третья коалиция – классика политического жанра, лебединая песнь Питта-младшего… Ради справедливости нужно сказать, что навязав русским с австрийцами воевать сухопутно, англичане обеспечили прикрытие с моря; правда и прикрывать-то намеревались в первую очередь самих себя. Но французский флот, долго угрожавший английским берегам, вдруг куда-то исчез.

Это вызвало в Лондоне очередной нервный приступ: две недели никто не знал, куда делся противник. Министры и Адмиралтейство с ног сбились, но недаром: наконец, стало известно, что французский флот соединился с испанским в порту Кадис на юге Испании.

От этого сообщения легче не стало. Моментально возникла гипотеза, что объединённая армада готова обрушиться на Мальту – а этот остров для британского правительства был делом святым. Кое-кто готов был снова удариться в панику, но Питт и здесь проявил чудеса силы воли: в самый краткий срок эскадра адмиралов Нельсона и Коллингвуда была брошена на юг. Корабли шли без остановок, матросы ели, спали на ходу. Успели! Нагнали врага на выходе из Кадиса, у мыса Трафальгар – и заняли выгодную позицию [69, 53].

К этому времени боевые действия на суше уже велись, и вела их коалиция самым плачевным образом. Пока главные русско-австрийские силы двигались на запад, Наполеон атаковал в Баварии так называемую Дунайскую армию австрийцев, решительными маневрами дезорганизовал её, окружил и принудил к капитуляции – близ городка Ульм, будущей родины Альберта Эйнштейна. Это произошло по Григорианскому календарю 20 октября [10, т.44, 195].

А на следующий день грянула Трафальгарская битва. В ней не повезло уже французам (и за компанию испанцам). Нельсон погиб сам, но противника разгромил полностью, хотя британский флот понёс при том тяжёлые потери. Англия от угрозы вторжения была избавлена.

Однако для русско-австрийской армии успех англичан ровным счётом ничего не значил. Катастрофа под Ульмом поставила войска в крайне невыгодное стратегическое положение, в котором, как говорится, не до жиру, дай Бог ноги унести. Кутузов и начал уносить – то есть отходить на восток, выполняя сложнейший, с арьергардными боями маневр. Принято считать, что организованный отход вообще самый трудный вид боевых действий – если так, то генерал-аншеф справился с ним на отлично (также особо проявил себя в этой операции генерал Багратион). Командованию удалось сохранить в войсках полный порядок, вывести их из-под угрозы французских атак, и к 5 ноября перегруппировать. Отход был долгим – перегруппировку удалось осуществить почти на самой восточной окраине Австрии, близ городов Брюнн и Ольмюц (теперь это Чехия, и города носят славянские названия, соответственно Брно и Оломоуц). Через несколько дней к группировке присоединилась 2-я русская армия генерала Буксгевдена и то, что осталось от австрийских войск – всего около 85 тысяч штыков и сабель. Явились и императоры, Александр и Франц. Последний, к горькой для себя неожиданности, очутился в роли короля Лира: Наполеон уже захватил Вену и там уж старался, конечно, как можно оскорбительнее задевать самолюбие бездомного монарха… Александр утешал собрата.

Есть сведения, что перед отъездом на войну он повидался со знаменитым скопческим вождём Кондратием Селивановым [74], и тот предсказал царю поражение – но относиться к этой информации следует осторожно: не исключено, что скопцы, действительно пользовавшиеся немалой популярностью в светском обществе, таким образом создавали себе дополнительное реноме… Во всяком случае, император отправляясь к войскам, не грустил. По пути он посетил с дружественным визитом Пруссию, и в Потсдаме имел свидание с королём Фридрихом-Вильгельмом и его женой Луизой. Встреча эта завершилась на несколько странной, чёрно-романтической ноте: в компании королевы (по некоторым сведениям, она, увидев Александра, тайно в него влюбилась) [73, 121] монархи спустились в фамильный склеп Гогенцоллернов, где над гробницей Фридриха Великого поклялись в вечной дружбе. Наверняка были при этом слёзы, объятия, лобзания… Король, однако ж, несмотря на столь сильные чувства, в глубине души считал, что следует быть осмотрительнее, и с подмогой не спешил, дожидаясь исхода генерального сражения. В чём и оказался прав. Александр же отбыл на фронт в настроении возвышенном, полагая, очевидно, что достаточно зарядился победной энергией над Фридриховым гробом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});