Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

Понятно? Ну… Шагом марш! Прямо и не сворачивая!" Их глаза и рты были развязаны. Было очень темно, и они не поняли, где оказались.

Только поняли, что это вроде какой-то скверик. Оба они были по-прежнему связаны вместе, но привязь немножко ослаблена. Близнецы чувствовали себя так, будто очнулись после хорошей пьянки или слишком сильного косяка, из тех, что им добывают аувен-мирмейские приятели из клана Навзи. Они ничего не соображали.

Поэтому им ничего не оставалось, как идти вперёд, туда, где, судя по огням и ночному уличному шуму большого города, пролегает одна из центральных улиц Эрании…

***

В то время, как Максим искусно и умело отвлекал близнецов Блох, Рути покорно плелась, ласково ведомая Хели, в сторону лесничной площадки, к лифтам. Хели усадила обессиленную и равнодушную Рути в небольшое кресло рядом с лифтом.

Потухшими глазами шарила Рути по сторонам и, казалось, ничего не видела.

Подошёл вызванный Хели лифт, и она ласково и осторожно ввела Рути в кабину, загораживая дверь. Рути даже не заметила, что Хели пару раз прокатила кабину вверх и вниз, пока они не вышли из кабины прямо в густые заросли. Это оказался небольшой садик у подножья пригорка, расположенного в тылу городской больницы.

Об этом садике в тихом квартале города знали, если ещё помнили, только старожилы Эрании. Его-то и обнаружил один из коллег Хели, и молодые люди согласились, что такой тихий и зелёный, и в то же время полузаброшенный уголок города – самое подходящее место для их исследовательской деятельности, тем более больница под боком.

Хели привела Рути в караванчик, провела через небольшой салон, уставленный неизвестной Рути аппаратурой. "Наверняка, Мотеле заинтересовался бы всем этим…" – устало подумала Рути, и глаза её снова заволокло слезами. Тем временем Хели привела её в маленькую комнатку, показала на удобную кровать, показала крохотную душевую, ласково и тихо предложила: "Располагайтесь, гвирти, чувствуйте себя, как дома. Пока вы будете устраиваться, душ примете, то-сё… а я приготовлю вам чаю, попьёте – и уснёте спокойно. Вам просто необходимо выспаться: я знаю, как вы провели последнюю неделю. А мы постараемся узнать всё, что сможем. Обещать ничего не могу, но постараемся сделать всё, что в наших силах. Мы пытаемся наладить видеосвязь с моим братом Ирмиягу, друзья зовут его кратко Ирми. Ваша дочь с ними, и, когда мы с ними свяжемся, я расспрошу подробнее, как она там.

Ещё мы ищем ваших родных, и есть серьёзная надежда, что скоро найдём…" – и Хели коснулась руки Рути, потом помогла ей устроиться и вышла, напоследок проговорив: "Не волнуйтесь, вас никто тут не потревожит: тут наше… э-э-э… убежище…" Рути промолчала. Кроме судьбы исчезнувшего Мотеле, её ничто не интересовало.

Даже о детях, даже о дочери, с которой ей так и не удалось связаться, она сейчас не думала. Все её мысли были только о Мотеле…

Хели чуть ли не силой убедила Рути принять душ, долго извиняясь, что не могла обеспечить ей тёплую ванну, помогла улечься в постель. Ей стоило немалого труда заставить Рути выпить большую кружку горячего душистого чая. Рути откинулась на подушки и безразлично закрыла глаза. Она только лепетала слабым голосом: "Спасибо, гвирти, о, спасибо… Не стоит беспокоиться… Мне главное… Моти… Где мой Моти… Моти… Моти… Моти…" – и с этим словом она задремала.

Она спала до полудня завтрашнего дня. Так долго ей никогда спать не доводилось…

СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ. Второй виток

1. Tarantella-металл

Встреча отцов в Шестом отделении Моти проснулся, словно от резкого толчка, и это его напугало. Сначала он приоткрыл глаза, потом тут же широко раскрыл и, лёжа на спине, оторопело оглядывался, с трудом соображая, что его так внезапно разбудило. Он подумал, что это неприятный, пронзительно-сверлящий звук, накативший на него и заполнивший гулкое пространство. В больнице он успел отвыкнуть от этой какофонии. Попытавшись повернуться на бок, он с изумлением и страхом обнаружил, что не может этого сделать. Не сразу он понял, что утопает в слишком мягкой перине, покоящейся на круглой тахте – эта перина мешает ему, сковывает движения. Сверху тяжело навалилось пухлое, душное одеяло, как бы вдавливая его в перину. Помещение, в котором он себя неожиданно обнаружил, было округлым, совершенно лишённым углов.

Стены буро-болотного оттенка ("подобающей цветовой гаммы?" – мелькнуло в голове у Моти) завинчивались вокруг него то медленной, то убыстряющейся спиралью. Окон нет и в помине! – с изумлением и некоторым страхом обнаружил Моти. Непонятно, где источник ровного, унылого, тусклого, желтовато-серого света.

Моти попытался приподняться. С немалым трудом ему удалось выпростать руку из-под одеяла, издающего при каждом движении противные скребущие звуки. Но подняться и сесть оказалось непросто – он неизменно проваливался в перину. Защемило сердце, и Моти оставил попытки сесть, бессильно распластавшись под одеялом, которое ему тоже никак не удавалось сбросить с себя. Подождав пару-другую минут, он жалобно позвал: "Рути… Ру-ти!!!" Ответа не последовало. Он повысил голос: "Ру-ути, где ты? Что со мной? Где я, где мы? Я хочу встать и почему-то не могу даже приподняться… Что со мной?!.." Но снова ответом было пугающе глухое молчание, и он начал сердиться: "Что это за перина, что за одеяло мне дали? Позови сестру!" Снова ни звука. "Ру-у-ути-и! Ты куда ушла? Где ты-ы-ы?" – уже испуганно заскулил Моти. Неожиданно он с ужасом осознал, что все эти слова он слышит только внутри себя: в странном помещении если и был слышен, то только тихий посвист и скрежет, и – ни единого осмысленного звука. Просьбы и призывы словно бы увязали в жуткой перине. И снаружи в странное помещение не проникало ни звука. Он почувствовал, как спрут сжал, скрутил жгутом сердце. Рядом – ни единой живой души…

Почувствовав, что начинает задыхаться, он снова попытался сесть, извивался, пытаясь сбросить с себя удушающее одеяло, боролся, как если бы от этого зависела его жизнь. В конце концов, ему это удалось ценой неимоверных усилий. Каким-то образом он локтем ощутил краешек такты, который неожиданно оказался жёстким и холодным, и опёрся на него ладонью. Это показалось ему якорем спасенья. Он содрогнулся от внезапно охватившего его озноба, но ноющая боль потихоньку отпускала…

Внезапно с ясностью безысходности он осознал: он один в странном круглом помещении без окон, и нет с ним его Рути. Стены в непрестанном спиральном движении словно бы уносятся в вышину, в мутную зеленовато-желтоватую бесконечность. Тусклый молочный свет, казалось, струится со всех сторон – и одновременно ниоткуда… Жуть навевало отсутствие потолка, как такового – только завихряющиеся в вечном движении высоко-высоко над головой стены из непонятного материала. Округлая тахта, в которой обнаружил себя потрясённый Моти, стояла приблизительно посреди такого же помещения обтекаемой формы, которое язык не поворачивался назвать комнатой. Скорее уж камера…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});