В городе Сочи темные ночи (сборник) - Мария Хмелик

— А сейчас я покажу тебе место, откуда открывается великолепный вид на Бруклинский мост, — интригующе сказала Стефани и потащила меня пешком по пустынным, темным, пропахшим рыбой улицам (неподалеку был расположен рыбный рынок) к каким-то баракам, которые давно надо было бы снести.

Фонари горели тускло. Свет автомобильных фар не слепил нас, потому что машины там не ездили. Стефани толкнула массивную дверь одного из бараков, и мы оказались в помещении, напоминающем мастерскую или гараж. Там забаррикадированный железными банками от пива и кока-колы чинил мопед пожилой мужчина в промасленном комбинезоне. Он с удивлением взглянул на нас.

Стефани что-то объяснила ему, и мы по скрипучей деревянной лестнице поднялись на второй этаж.

Там была кухня с ржавой газовой плитой и холодильником, сделанным в пятидесятые годы. Дальше, в комнате, изъеденная мышами мебель, покрытая толстым слоем пыли.

"Все ясно, — обреченно подумала я, — она действительно безумна. Сейчас она меня здесь убьет и бросит".

— Ой! — обрадовалась Стефани, увидев на пыльном кухонном столе несколько пыльных нераспечатанных конвертов. На марках стояли штемпели. Стефани взяла письма в руки и поднесла к глазам. Электричество было только на лестнице.

— Это моя старая квартира, — наконец объяснила она мне. — Это была комната брата, а я жила выше, сейчас мы туда пойдем…

От пыли щекотало в носу, но я мужественно лезла на третий этаж по ненадёжной лестнице. Там было такое же запустение. Стефани подошла к окну, за которым, по-видимому, и открывался великолепный вид на Бруклинский мост. Окно было забито фанерой. Стефани энергично подергала, пытаясь отодрать эту фанеру. Но прибито было крепко, и она развела руками.

Мы пошли обратно. Стефани торжественно держала в руках письма. Отдав ключи мужчине на первом этаже, Стефани обдула с конвертов пыль и убрала их в сумочку.

— Это мне написал мальчик, с которым мы любили друг друга в школе. Поздравляет меня с позапрошлым Рождеством. Он не знает моего нового адреса, а я здесь уже семь лет не живу.

Я знала, что Стефани семь лет жила с парнем, с которым рассталась незадолго до моего приезда. Она надеялась залечить свое разбитое сердце при помощи красавца Роланда, но он не отвечал ей взаимностью.

— Давай позовем Люси и пойдем в китайский ресторан, — сказала Стефани, и мы вернулись в зал, где выпивали кинематографисты-интеллектуалы. Ярко-синим пятном выделялось среди них шелковое платье Люси, ярко-рыжие волосы довершали ее образ. Стефани по сравнению с ней была не такой яркой. Но она старалась одеваться экстравагантно в необычного покроя пиджаки и странные ботинки.

— Смотри-смотри, видишь, яппи пошли, — указала она мне, когда мы опять очутились на улице, на двух тщательно причесанных девушек с кейс-атташе в руках, в костюмах деловых женщин с галстуками. — Они делают карьеру.

— А вы с Люси делаете карьеру? — спросила я.

— Да.

— Значит, вы тоже яппи?

— Нет, — засмеялась Стефани, — мы не яппи, — она с грустью посмотрела вслед этим девушкам. — Они очень хорошо зарабатывают.

В китайском квартале, в том ресторане, куда хотела пойти Стефани, чтобы угостить меня настоящей китайской уткой, не оказалось мест, и мы пошли в соседний.

Но там, когда Стефани увидела то, что нам принесли под видом утки, у нее вытянулось лицо.

— Что это?! — брезгливо спросила она.

Я не знаю, как должна выглядеть настоящая китайская утка, и мне казалось, что нам принесли нечто съедобное.

— Не-е-ет! — покачала головой Стефани. — Это не утка… Это то, о чем мы недавно говорили, я опять забыла, как это будет по-испански… Да! Это — черви!.. Идем, купим выпить что-нибудь и навестим мою сестру. Она здесь недалеко живет, тоже драматург, между прочим.

Сестра-драматург жила на третьем этаже кирпичного трехэтажного дома в вытянутой, как вагон, квартире. Начиная с прихожей одна длинная узкая комната переходила в кухню, потом кухня в другую комнату, и все заканчивалось письменным столом у стены. На столе стоял антикварного вида поцарапанный громоздкий компьютер. Наверное, сестра-драматург знала в прошлом лучшие времена, раз смогла позволить себе купить первую модель компьютера. Сестре было лет под сорок, и неизбывная грусть одинокой женщины таилась в ее глазах. Она сидела за письменным столом перед потухшим экраном.

Родители у сестер были дипломатами, и, оказывается, в детстве они достаточно поколесили с ними по миру, пока не осели в Нью-Йорке.

— На соседней улице. — сказала мне сестра-драматург, — есть театр Я мечтаю заработать денег, купить его и ставить там мои пьесы…

Эта мысль мне понравилась. В ней есть полет и широта. С тех пор я мечтаю купить себе киностудию и издательство. Мы пили джин с тоником и грызли орехи, развалившись на тахте у драматурга.

— Сегодня я в восемь утра ходила на прием к гинекологу, — рассказывала Люси, — и говорю ему: "У меня месячных нет уже два месяца". Он отвечает: "Это потому, что вы беременны".

А как я могу быть беременной, когда уже полгода я не трахалась с мужчиной!!!

Хорошая собралась компания! Когда они узнали, что моей дочери уже девять лет, они вытаращили глаза, будто у меня тяжелая болезнь, а не ребенок.

— Такого не может быть! — кричали Стефани и Люси. Они были старше меня года на два, и, кажется, им никогда не приходило в голову, что они могут стать матерями.

— Пошли на дискотеку, — предложила сестра-драматург.

Тогда только что вошел в моду стиль "техно", в дискотеках гремели барабаны и мигал в такт фиолетовый свет. Стефани танцевала старательно, будто работу важную делала, сестра, смущаясь, сидела на стуле.

— Почему в СССР развал экономики? — выпытывал у меня утром следующего дня серьезный журналист с седой бородкой. — У вас, я знаю, много армян. Они хорошие коммерсанты. Почему так плохо развита торговля?..

Откуда я знаю?? Я жалела, что у дивана Роланд починил ножку. Вот было бы смешно, если бы этот дядя тоже свалился.

Болела голова. У меня начинался бронхит.

Пришел с магнитофоном журналист из "Голоса Америки". Задавал умные вопросы. Я истошно кашляла в микрофон. Не понимаю, как ему удалось смонтировать из этого кашля что-то членораздельное. В Москве два наших знакомых слышали это мое интервью, им даже что-то понравилось.

Смена в монтажной была заказана на вторую половину дня, и Роланд повел меня в Музей современного искусства. Машину свою он, слава богу, отдал в починку, и мы поехали на такси.

В музее мне повезло, там только что открылась посмертная выставка Энди Уорхола, и я смогла посмотреть его картины и постаралась понять, так сказать на месте разобраться, почему у него мировая слава.

Не поняла…

— Я был с двумя девушками в баре, — сказал Роланд, — в который часто ходил Уорхол, и он зашел туда. Это было незадолго до его смерти. Я дал одной из девушек доллар и велел ей сходить, попросить у Энди автограф. Он дал. А она, дура такая, на следующий день этот доллар потратила!

В ресторане музея мы долго изучали меню. Зная, что за все платит щедрый Джерри, я выбрала блюдо не по названию, а по цене — самое дорогое. Роланд перевел: "Филе перепелки в соусе из трюфелей". Я с нетерпением стала ждать, что это, особенно интересно было посмотреть" как выглядит загадочный гриб — трюфель.

Когда принесли это филе, я от хохота чуть не свалилась со стула: на большой тарелке лежали два кусочка размером с трехкопеечную монету, политые каким-то белым киселем.

— А где же трюфели? — спросила я.

— В соусе, — невозмутимо ответил официант и ткнул пальцем в кисель.

Это было единственное блюдо, которое мне не удалось взять с собой на завтрак.

В монтажную нас вез таксист, который, узнав, что мы едем на киностудию, радостно сообщил, что он кинорежиссер и у него дома под кроватью стоят коробки с двумя его фильмами, которые он не может продать.

Мы проезжали мимо здания Нью-Йоркской биржи.

— Вот здесь мне дали миллион долларов, — меланхолично заметил Роланд, — а через месяц все забрали обратно.

Я не могла представить Роланда с его вялостью среди биржевых маклеров.

— И долго ты играл на бирже?

— Год, — ответил он. — И таксистом я работал… Полгода, наверное, тяжелая работа. От вибрации я очень уставал…

Джерри ждал нас в монтажной. Он был не такой веселый, как обычно.

— В русских магазинах на Брайтоне уже продают видеокассету с "Маленькой Верой", откуда они могли взять копию?

Джерри еще не приступил к распространению видеокассет с фильмом, субтитры еще не были готовы, да и длина еще не та…

— Стефани придумала, где можно сократить! — добавил он. — Всю сцену на корабле, где они выпивают и арбуз едят, а Блу забирает мужчина с цветами.