Парацельс. Гений или шарлатан? - Александр Бениаминович Томчин

вы с охраной. Надеюсь, ничего плохого больше не случится! – промолвил охранник.

– Благодарствую, сын мой! Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. До встречи!

Все трое прошли по переулку и завернули за угол. Там их ждал человек с двумя конями и мешком с одеждой. Пришедшие мгновенно переоделись и сменили парики. Отец Юлиус уже не в церковном одеянии с ожидавшим их человеком сели на коней и в ночной тьме понеслись вдаль. Двое стражников тоже растворились в ночной тьме – кони ждали их в другом месте.

– Ты молодец, Ганс! – сказал Михаэль, который перед выходом из камеры стал «отцом Юлиусом». – Меня гноили там три недели. Без тебя я бы оттуда не вышел! А откуда взялся отец Юлиус?

– Неужели ты его не узнал, Михль? Это же Штофель Ганнер из твоего комитета в Бриксене! У него фигура, как у тебя. После того как тебя подгримировали, да еще надели на тебя его бороду и шевелюру, ты выглядел его копией. А Штофелю пришлось из монаха превратиться в стражника. Только успевай переодеваться!

– А во что это тебе обошлось?

– Там, где вы жили с Магдаленой, в доме Ангерера, каноника собора, после твоего ареста были опечатаны шкафы. Магдалена вскрыла один из них и передала мне кое-что из ценного. Мне пришлось подкупить несколько человек. Так что побег оплатил тебе твой враг.

– Ладно, я готов с ним рассчитаться. Кстати, пусть отцу Бенедикту подбросят его кошелек.

– Непременно, Михль. Я договорился.

Назавтра арестант в камере пролежал весь день, не вставая, и не барабанил в дверь, требуя пищу. «Не умер ли он?» – к ночи забеспокоился надзиратель и решил больного растолкать. Невероятно! Бритая голова оказалась муляжом, а тело в арестантской робе – набитым соломой. Когда власти узнали, что в ночь на 7 октября 1525 года Гайсмайер сбежал, он был уже далеко от тюрьмы.

* * *

Известие о побеге вызвало у правительства и эрцгерцога замешательство. Гайсмайер на свободе – а не разгорится ли новый мятеж? В тюрьме усилили охрану, ужесточили порядки. Было приказано немедленно найти и арестовать беглеца. Всюду расклеили объявления: «Разыскивается первый и величайший бунтовщик в стране Михаэль Гайсмайер, высокий мужчина худощавого сложения лет 34–35, слегка сутулится, бритоголовый, лицо приличное, с темно-коричневой бородкой, располагает к себе, умеет убеждать». За его поимку или голову было обещано вознаграждение. Его имущество и рудники семьи Гайсмайеров в окрестностях Штерцинга власти конфисковали без решения суда.

Друзей Михаэля, несколько родственников и даже Магдалену с грудным ребенком и горничной посадили в тюрьму и допросили. Не помогла ли она мужу деньгами? И не переписывалась ли с ним? Магдалену не пытали, но угрожали заковать в кандалы. От нее требовали дать показания против мужа, но она не сгибалась.

Михаэль спрятался от преследования в лесу около своего родного города Штерцинга. Через пять дней после побега Гайсмайера правительство получило от него, по его выражению, «письмо протеста». Михаэль потребовал, чтобы его родственников отпустили, а над ним провели законный суд. Он возмущался тем, что по отношению к нему нарушены законы, и особенно жестоким обращением с его женой, из-за которого она и ребенок заболели. Попытки ландтага и правительства заставить повстанцев возместить причиненный ими ущерб он счел незаконными. Виноваты во всем представители дворянства и духовенства: это они довели людей до мятежа.

Если его требования не будут выполнены, то ему на помощь придут и поднимут восстание 18 городов и поселков в долине реки Айзак (Изарко) на юге Тироля. Эта угроза представлялась правительству опасной: до ареста Гайсмайер объездил Южный Тироль и получил там поддержку. Жители этих мест отказались выполнять решения ландтага, а замки и крепости оставались в руках повстанцев.

Верил ли еще Михаэль в реальность честного суда? Что означало это письмо – просьбу законопослушного гражданина или угрозу мятежника?

Будучи хладнокровным, дальновидным и расчетливым, Гайсмайер казался человеком, сделанным из стали. Но железных людей не бывает. В начале восстания он в глубине души испытывал мучительные колебания. Видя сцены насилия, кровопролитие, он сомневался, правильно ли поступил, встав на сторону мятежников. Однажды Гайсмайер тайно отправил письмо с оправданиями епископу Шпренцу, своему бывшему начальнику. Он объяснял, что деньги и ценности из сундука епископа были израсходованы только для того, чтобы нанять солдат, и для помощи бедным. Епископ не отозвался: он был болен и вскоре умер. Впрочем, после приступа депрессии Михаэль быстро взял себя в руки.

Пребывание в тюрьме изменило его взгляды. До ареста он верил эрцгерцогу, не ставил его власть под сомнение и надеялся мирным путем согласовать с правительством реформы. Теперь стало ясно, что с этими людьми договориться нельзя. Они идут на все, лишь бы сохранить cвои посты и привилегии. К жизни, основанной на принципах Евангелия, оставался только один путь – вооруженной борьбы с людьми, которые плюют на эти принципы. Власть в стране должна принадлежать не Фердинанду I, а народу Тироля. Так Михаэль превратился в смертельного врага эрцгерцога. Охота на беглеца продолжалась. Но допросы его родственников ни к чему не привели, и их отпустили. Это была приманка для Михаэля – его связи власти надеялись выследить. Тем не менее у него было столько друзей и сторонников, что схватить его так и не удавалось.

Несмотря на обещанную амнистию, участников мятежа в Тироле преследовали вплоть до начала 1526 года. Их бросали в тюрьмы, допрашивали и пытали. Фердинанд лично усердно изучал протоколы допросов мятежников, полученные под пытками. Некоторым членам комитета в Бриксене, в том числе Штофелю Ганнеру («отцу Юлиусу»), удалось спастись, а другие подверглись наказаниям. Пятеро из них были казнены. Прочих мятежников топили в навозной жиже, отсекали им пальцы, выкалывали глаза или вырывали язык. Многих разоряли, штрафовали или высылали из страны.

В ноябре 1525 года Гайсмайер оказался уже за пределами Тироля. Вначале Михаэль завязал знакомства в Граубюндене[19], а потом приехал в Цюрих – самый крупный и богатый город Швейцарии, самой свободной страны в Европе. Там он познакомился со священником Лео Юдом, ближайшим другом и помощником своего коллеги Ульриха Цвингли – выдающегося реформата и самого влиятельного человека в Цюрихе. Юд, или «мастер Лео», как его называли в городе, входил также в очень узкий круг друзей Парацельса, с которыми тот переписывался на протяжении всей жизни. Он принадлежал в Цюрихе к так называемой военной партии, то есть считал, что войны с католическими кантонами Швейцарии не избежать. Юд встретил Гайсмайера как единомышленника:

– Здравствуй, Михаэль! Я о тебе слышал. Как я рад, что ты до нас добрался!