Тайна «Соленоида» - Владимир Цыбизов

— Не спешите возмущаться, — спокойно произнес Матвей Ильич. — Отпустить преступника еще не означает выпустить его из рук. Вам это прекрасно известно. Мы можем взять его в любой момент. Томпсон, конечно, обязательно узнает, что мы забрали Строкера, и если увидит его на свободе, — а он обязательно увидит его, постарается увидеть, — то насторожится. Это естественно. И не расскажи я всего этого Строкеру, не скажи я ему, что мы установим за ним наблюдение, он понял бы все сам. Может быть, он даже посчитает нас слишком доверчивыми людьми, слишком откровенными и так далее.

И подумает, что нас можно легко, без особого труда обвести вокруг пальца.

Следовательно, его попытки связаться с Томпсоном, чтобы предупредить его об опасности, будут более смелыми. А попытки такие обязательно будут, я уверен.

Если не с его стороны, то со стороны Томпсона, — а инициатива должна быть проявлена. Даже если предположить, что Томпсон из осторожности не решится на встречу со Строкером, то он попытается убить своего бывшего сообщника. Не захочет же он все время жить под угрозой провала, разоблачения со стороны Строкера? Иначе говоря, оставив, Строкера у нас, мы ничего не выиграли бы. А выпустив его на свободу, — относительную, учтите, — мы еще можем надеяться на некоторый успех. Возможно, Томпсон, увидав Гарри Строкера на свободе, посмеется над нами, скажет: «Нашли дурака, выпустили приманку». Пусть посмеется. А что, если Строкер все же укажет нам своего шефа при встрече?

Может и такое случиться. Не надо пренебрегать даже самой крохотной возможностью. Кроме того, мне кажется, что Строкер связан еще с кем-то. Если это так, то шансы распутать весь клубок увеличиваются у нас вдвое. Но Строкер Строкером, а надо предпринимать и другие меры. Что вы предлагаете?

— Я предлагаю, Матвей Ильич, завтра же… вернее, сегодня, — сказал Ярцев, посмотрев в окно, за которым начинался рассвет, — сегодня же выяснить, кто звонил Курганову и где он был.

— Ну, этим не стоит заниматься, — возразил полковник. — Это, мне кажется, уже известно Ивану Терентьевичу. Сегодня он доложит мне о результатах своих наблюдений. В гостиницу вам теперь нет смысла возвращаться.

Глава 10. Песенки

Томпсон в ту ночь напрасно прождал в пещере «Планетарий» своего помощника — Гарри не пришел. Значит, с ним что-то стряслось. Но что?

Рано утром он пришел на берег, искупался в море — но Гарри и здесь не оказалось. Явилась только Галина…

Ведя автобус из заводского поселка в Айлу, Томпсон, как всегда, прислушивался к разговорам за спиной. Одна женщина, позевывая, говорила:

— Ох, не выспалась! Чуть было на автобус не опоздала. Надо пораньше на базар поспеть, а то попадешь к шапошному разбору, ничего не купишь.

— Не выспалась? — переспросила другая женщина. — Раньше надо было ложиться.

— А, брось, Никифоровна. Разве у нас в гостинице уснешь? В девять часов легла, а как же. Да только разбудили ночью, потом два часа не могла заснуть.

Сон перебили.

— А что у вас там, шумел кто?

— Ой, Никифоровна, да еще как шумели!

— Что ты говоришь? Кто же шумел?

— А хулиганье какое-то. Пьяные, конечно. Гоняются друг за другом, драки устраивают. И куда только милиция смотрит. Правда, одного забрали, увели…

«Неужели Гарри попался? — подумал Томпсон. — Раз не пришел на пляж, значит, схвачен. Что же теперь делать?»

Томпсон вел машину почти машинально, голова лихорадочно работала. Как бы Гарри не предал… Надо срочно менять кожу — это прежде всего. И уходить…

Закончив рейс, Томпсон привел машину в автоколонну и заявил диспетчеру, что чувствует себя очень скверно, что у него неладно со зрением — несколько раз чуть не свалился с обрыва.

— Увольняйте, — сказал он и тут же сел писать заявление об увольнении.

Написал и отнес начальнику автоколонны. Начальник стал было удерживать — Криница был хорошим шофером, — но водитель настаивал на своем, ссылаясь на плохое зрение.

— Не могу, товарищ начальник, — сказал он. — Может очень плохо случиться.

Свалю машину в море, тогда и мне труба, и вам несдобровать. Лучше подальше от греха. А то еду — и вдруг в глазах начинает темнеть, радужные круги появляются. Тут надо поворачивать, чтобы с обрыва не свалиться, а в глазах темно. Прямо беда. Очень прошу подписать заявление.

Доводы показались начальнику убедительными. И он подписал заявление. Через полчаса Томпсон уже выходил из конторы автоколонны. Конечно, он мог бы и не увольняться, просто бросить машину и не показываться в автоколонне. Однако Томпсон придерживался одного правила: возможно меньше нарушать закон той страны, где он орудовал, не оставлять контрразведчикам следа. Ведь если бы он сбежал из автоколонны, то его стали бы разыскивать. А так он вполне спокоен, никто не обратит внимания на его уход.

После этого он вернулся на квартиру, взял чемодан с необходимыми вещами, стоявший всегда наготове, рассчитался с хозяйкой и ушел. Женщине он сказал, что уезжает в Москву.

Приехав на железнодорожный вокзал, Томпсон сдал в камеру хранения чемодан и завел с приемщиком разговор, пока тот выписывал квитанцию. Из этого разговора Томпсон узнал, когда сменяются люди в камере хранения. Остаток дня провел в кинотеатрах, смотрел кинокартины. Это гораздо лучше, чем болтаться по улицам.

В кинотеатре, в зрительном зале, темно, полтора часа можно сидеть вполне спокойно, не опасаться, что кто-то следит за тобой. А потом еще сеанс — и еще полтора-два часа покоя…

Томпсон брал билеты на самые последние места в зале, чтобы не иметь позади себя людей. Он просто органически не мог терпеть кого-то за своей спиной, возможно потому, что сам любил наносить удар в спину. В одном зале он даже чуть не поддался искушению загримироваться: поблизости в креслах не было ни одного зрителя, вокруг темно — почему бы и не попробовать.

Все же он поборол искушение, так как был риск. Женщина, впускавшая зрителей в зал и задергивавшая занавесы на дверях, видала, что он сидел на последнем ряду, и могла обратить внимание на то, что он изменил внешность. Конечно, можно было бы во время сеанса пересесть поближе к экрану и затеряться среди зрителей, но все же лучше не рисковать…

Дождавшись ночи, Томпсон пробрался в пещеру «Планетарий», зажег электрический фонарь и принялся гримироваться…

Через час по шоссе шагал человек, в котором, только самый наметанный глаз мог бы признать шофера Криницу. На этом человеке был новенький, слегка помятый габардиновый костюм цвета кофе с молоком, коричневые скороходовские полуботинки, шелковая рубашка с откладным воротником. В руке он держал соломенную шляпу. Курортник — да и только. На голове человека была густая шапка черных волос, завитых в крупные кольца. Черные усы делали его похожим на грузина. Он остановил попутную машину и поехал в Айлу. Здесь Томпсон купил билет в кассе парка и прошел в ворота. В парке он довольно быстро познакомился с одной из накрашенных девиц, которые там еще встречаются, пригласил ее в ресторан, а в первом часу ночи пошел к ней на квартиру, где и провел время до утра.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});