Синтез - Токацин

Аэций и Линкен что-то читали с экрана смарта; Гедимин заглянул было через плечо, но увидел длинный диалог и фотографии людей в странной одежде — примерно так одевался Джеймс Марци во время выступлений. «Опять политика,» — досадливо сощурился он, доставая ежедневник. «И у меня в голове пусто. Да, настоящие учёные…»

— До войны не дойдёт, — уверенно сказал Линкен, поворачиваясь к сарматам. — Не так быстро. Писанины будет много, но никто никому даже бластер не покажет. Сатурн делить ещё рано. Его ещё освоить надо. А там полторы базы, и те на Титане.

— На Энцеладе живут учёные, — напомнил Гедимин. Линкен отмахнулся.

— Пока они не нашли там что-нибудь на миллиард койнов — пусть хоть уживутся. Макакам чхать на науку. Хорошо, что твоих учёных туда вообще отвезли…

— А интересно, что в Канске сейчас делают с ирренцием, — задумчиво протянул Константин. — Как бы не обогнали и нас, и Лос-Аламос…

— Даже если обгонят, мы об этом узнаем лет через десять, — снова влез в разговор Кенен. — Из Канска никуда ничего не просачивается. Даже на их хвалёный «Тёплый Север».

Хольгер, уткнувшийся в смарт, внезапно зашевелился и развернулся к Гедимину.

— Подойди сюда, — попросил он изменившимся голосом, и сармату стало не по себе. — Вот это уже интересно…

— Северянский сайт? — Кенен, хоть и сидел на другом конце бревна, рядом с Хольгером оказался раньше, чем Гедимин. — Ого! А в новостях ни полслова…

— «Взрыв в одном из лабораторных корпусов Лос-Аламоса», — вслух прочитал химик. — «Предположительно взорвалась одна из экспериментальных ядерных установок. Служба безопасности отрицает случившееся, но на снимках отлично виден полуразрушенный этаж и люди в костюмах ликвидаторов. Что там случилось?»

Гедимин вздрогнул и впился взглядом в экран. Снимки были крайне размыты, как будто их делали сквозь густой дым, но лабораторные корпуса трудно было не узнать — даже при том, что сармат видел их только на фотографиях.

— Что скажешь? Могла там быть ядерная установка? — спросил Хольгер, встревоженно глядя на него. Сармат кивнул.

— Видишь щит с символом на стене? Один из корпусов лаборатории Лоуренса.

— Что, Лос-Аламос взорвал ещё один реактор? — Линкен, подошедший на взволнованные голоса, заглянул в экран и криво ухмыльнулся. — Отстаёшь, атомщик. На три реактора отстаёшь.

Гедимин стиснул зубы и молча посмотрел ему в глаза. Взрывник осёкся.

— Хорошо разнесло этаж, — сказал он уже без насмешки в голосе. — Но для ядерного взрыва вроде как слабовато. А?

— Мог быть «хлопок», — сквозь зубы процедил Гедимин. Он мог рассказать много историй о том, что и как взрывается, но сейчас все мысли сводились к одной — «Где Конар?»

— Там есть что-нибудь ещё? — спросил он у Хольгера. — Другая информация? Кто был на месте взрыва? Почему его скрывают?

— Тут больше ничего нет, — покачал головой химик. — Сам посмотри, если хочешь. В комментариях тоже спрашивают, что за странная скрытность, и почему не объявили эвакуацию. Тут есть комментаторы из Альбукерке, — у них не включали сирену, а это обычная практика под Лос-Аламосом…

Гедимин кивнул.

— Значит, ирренций, — сказал он, стараясь не смотреть на Хольгера; его глаза сошлись в узкие щели, и снова неприятно заныло под рёбрами. «Люди-учёные не стоят над каждой установкой,» — напомнил он себе. «У них там техника безопасности и всякая автоматика. Герберту нечего было делать рядом с этой штукой. Даже если это… а ведь это мог быть синтезирующий реактор?.. И именно поэтому макаки будут молчать до последнего… Hasulesh!»

Хольгер встал и положил руку ему на плечо.

— Напиши ему, — тихо сказал он. — Не всё же ему спрашивать, живой ты или нет.

…Вернувшись из леса и отмывшись от запаха взрывчатки, сарматы ушли на озеро; Гедимин остался в бараке и, закрыв дверь в комнату, снова включил смарт. Новых сообщений не было.

20 июня 44 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Сто десять граммов вязкого расплава — смесь ирренция с плутонием в соотношении один к десяти — лежала на дне контейнера, поддерживаемого защитным полем, плотным до непрозрачности. Тугоплавкий фрил мог выдержать вчетверо более высокую температуру, но Гедимин на всякий случай проверил дно.

— Пушка не поплавится? — спросил Линкен, глядя на пристроенный над смесью излучатель. Из контейнера откачали воздух, нейтронам было негде рассеиваться, а выделяющийся гелий уходил наружу, в специальный баллон; можно было поднять источник излучения на высоту в полметра.

— Не должна, — ответил Гедимин, накрывая установку ещё одним слоем защитного поля. Её можно было оставить так на два месяца — в постоянном наблюдении она не нуждалась.

— А тут целых две пушки? — Линкен ткнул пальцем во второй полупрозрачный купол. — А на реактор тебе хватит?

— Пока излучатели здесь, реактор ждёт. Всё равно урана нет, — напомнил Гедимин, недовольно щурясь на вторую установку. На первый взгляд она была проще — никакого постоянного нагрева и вытекающего расплава — но повозиться с ней пришлось, и до сих пор сармат не был уверен, что разместил источники нейтронов наилучшим образом.

Из-за открытой настежь двери доносился лязг и скрежет — Иджес закрепил на потолке рельсы для электрокрана и теперь испытывал механизм, катаясь на его стреле. Гедимин морщился — конструкция была достаточно прочной, но лишние царапины на металле тоже были ни к чему.

— Пойду помогу, — сказал он, осторожно подталкивая Линкена в спину — оставлять взрывника в лаборатории одного ему не хотелось. Тот ухмыльнулся.

— Уже ухожу, атомщик. Не бойся, я не заберу твой плутоний!

…Схема на листке ежедневника выглядела красиво, но сомнительно; Гедимин переставил излучатель на другую её сторону и снова задумчиво сощурился. «Хотя — сигма-излучению без разницы, для него всё прозрачно…» — он наметил место для излучателя сбоку и начал размечать параметры слоёв. Их было больше трёх, и даже больше привычных для экспериментальных «слоек» пяти, — плутоний, обсидиан, ирренций, рилкаровая подложка, ирренций, обсидиан, плутоний… Шестнадцать слоёв, вместе с внутренним стержнем из рилкара, на котором и держалась вся конструкция, — небольшой, но массивный слоистый цилиндр. Гедимин предусмотрел расходящиеся крепления, — при разборке одним движением можно было вывести весь плутоний из установки, оставив там все источники излучения. На реактор это не тянуло — в особенности потому, что основной элемент — сигма-излучатель — скорее всего, никакого действия на металлы оказать не мог…

— Что-то новое? — Константин остановился у верстака и посмотрел на лист. Гедимин, досадливо щурясь, отодвинул чертёж от света.

— Не закончено.

— Смотрится уже неплохо, — командир «научников» задумчиво потёр подбородок. — Хочешь проверить сигма-излучатель?.. Я сейчас думаю, что такое опробовали в Лос-Аламосе. Кажется, я зря попрекал тебя техникой безопасности. Твои экспериментальные установки работали по два месяца без накладок.

В другое время Гедимин порадовался бы — командир нечасто признавал ошибки — но сейчас его хватило только на кривую ухмылку и отдёргивание руки, снова потянувшейся к смарту. Ни с утра, ни в обед сообщений из Лос-Аламоса не было. Молчал и Кронион, а новости, которые Гедимин пытался понять, пока не зазвенело в черепе, не могли сказать, жив он или нет, — но что-то странное между Атлантисом и Севером, несомненно, намечалось…

Смарт загудел ближе к вечеру, когда глайдер с сарматами подъезжал к заводу «Вестингауза», и Гедимин, сразу после выхода на платформу отделившийся от толпы, зашёл за угол ограждения и открыл почту.

«Чёрт подери! Коллега, я вовсе не собирался пугать вас,» — в этот раз Конар даже забыл обычные приветствия. «Никогда не одобрял секретность — она порождает нелепые слухи. Один такой упустили в сеть неделю назад; то, что вы видели, — промежуточная стадия, а мне довелось почитать окончательную версию, и я рад, что вам она не попалась. Так или иначе — Лос-Аламос не разлетелся в пыль, лаборатория Лоуренса стоит на месте, один из корпусов пришлось дезактивировать и временно закрыть для посещений. Он будет восстановлен, я в этом не сомневаюсь, но из-за страха перед зелёными лучами его законсервировали на десять лет. Никакой необходимости в этом не было — красная слизь прекрасно его очистила, но люди, принимающие решения, не верят ни показаниям приборов, ни тем, кто с этими приборами работает. Я жив и здоров, всё недомогание, из-за которого меня пять дней продержали в госпитале, ограничилось небольшой слабостью и повышенной температурой. Я даже не получил ни одного живописного омикрон-ожога — здесь вы, коллега, меня обогнали…»

«Живой!» — Гедимин облегчённо вздохнул и дочитывал письмо уже с лёгкой усмешкой. «И всё-таки — что там бабахнуло?»