Буря мечей. Пир стервятников - Джордж Мартин

Снова тронувшись в путь, она заметила септону:

— Эти люди живут меньше чем в дне езды от Девичьего Пруда, однако война их не тронула.

— Да что с них и взять-то, миледи. Все их богатство — ракушки, камешки и кожаные лодчонки, а за оружие сходят ржавые ножи. Они родятся, живут, любят и умирают. Они знают, что правит ими лорд Моутон, но мало кто из них его видел, а Риверран и Королевская Гавань для них только названия.

— Однако богам они молятся, и это, думаю, ваша заслуга. Долго ли вы проповедуете в речных землях?

— Скоро сорок годов минет, — сказал он, и собака гавкнула, подтверждая его слова. — Каждый мой обход начинается в Девичьем Пруду и кончается там же, а занимает полгода, если не больше. Однако я не сказал бы, что хорошо знаю Трезубец. Замки знатных лордов я вижу разве что издали. Путь мой лежит через городки, остроги, деревушки, у которых даже имени нет, через изгороди и холмы, через ручьи, где можно напиться, и пещеры, где можно укрыться. Проселки, которыми пользуется бедный народ, на пергаменте не рисуют, но я их все исходил раз по десять.

Проселками и разбойники охотно пользуются, а пещеры могут служить им укрытием. Бриенну кольнуло подозрение, и она спросила себя, хорошо ли сир Хиль знает этого человека.

— Одиноко вам, должно быть, живется, септон.

— Со мной всегда Семеро, и мой верный слуга, и Собака.

— А имени у вашего пса разве нет? — спросил Подрик.

— Есть, должно быть, да только я не знаю его.

— Как же так? Он ваш, а вы не знаете, как его звать?

— С чего ты взял, что он мой?

Пес сказал свое слово, гавкнув и завиляв хвостом. Он был громадный, не меньше десяти стоунов, косматый, но добродушный.

— Чей же тогда? — настаивал Подрик.

— Свой и божий. Своего имени он мне не назвал, вот я и кличу его Собакой.

В уме Подрика явно не умещалась мысль, что собаку можно звать просто Собакой. Помолчав немного, он сообщил:

— У меня тоже был пес, давно, в детстве. Я его звал Героем.

— А он им был?

— Кем был?

— Героем.

— Н-нет. Но все равно хорошая была псина. Он умер.

— Собака охраняет меня в дороге. Ни волк, ни разбойник не смеет тронуть меня, когда он рядом, даже в эти опасные времена. Хотя с волками теперь просто сладу не стало, — помрачнел септон. — Одинокому путнику разумнее всего спать на дереве. За всю свою жизнь я не видел больше дюжины волков разом, а сейчас по Трезубцу рыщет стая, где зверей несколько сотен.

— Вы сами-то с ними встречались? — спросил сир Хиль.

— Семеро уберегли меня от такой напасти, но я не раз слышал их по ночам. Кровь в жилах стынет от такого хора. Даже Собаку в дрожь бросает, а он немало волков убил на своем веку. — Септон потрепал Собаку по голове. — Люди вам скажут, что это демоны, а водит их будто бы волчица, исчадие ада, огромная и безмолвная, словно тень. Говорят, что она зубра может повалить в одиночку. Ни силки, ни капканы ее не берут, сталь и огонь не пугают. Она убивает всех волков, которые тщатся ее покрыть, а питается одной только человечиной.

— Добились вы таки своего, септон, — засмеялся сир Хиль. — У бедняги Подрика глаза вот-вот из орбит выскочат.

— А вот и нет, — возмутился Подрик. Собака поддержал его лаем.

Ночлег они устроили в дюнах. Бриенна отправила Подрика на берег собрать плавник, но он вернулся с грязными коленками и пустыми руками.

— Теперь отлив, миледи. Вода отошла, там только мокрый песок и лужи.

— Не заходи на отмель, дитя, — предупредил его септон. — Морской песок не любит чужих и может тебя проглотить.

— Ну уж. Обыкновенная грязь.

— Да, пока она не набьется тебе в нос и в рот — тогда эта грязь убивает. — Мерибальд смягчил угрозу улыбкой. — Отряхни коленки, и вот тебе долька от апельсина.

Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Позавтракав соленой треской и апельсиновыми дольками, они тронулись в путь еще до восхода. Позади них лежал розовый небосклон, впереди сиреневый. Собака бежал впереди, обнюхивая тростник и через каждые пару шагов задирая ногу — дорогу он знал, как видно, не хуже, чем Мерибальд. Резкие голоса крачек приветствовали утренний прилив.

Днем они остановились в крохотной деревушке, первой, что попалась им на пути. Над мелким ручьем торчали на сваях восемь домишек. Мужчины вышли в море на лов, но женщины с ребятишками спустились из своих жилищ по веревочным лесенкам и собрались вокруг септона на молитву. Мерибальд, совершив службу, отпустил им грехи и оставил репы, мешок бобов, а также два апельсина, которыми столь дорожил.

— Этой ночью хорошо бы покараулить, друзья мои, — сказал он, когда они ушли из деревни. — Эти люди видели трех недобитков в дюнах, к западу от старой сторожевой башни.

— Всего трое? — улыбнулся сир Хиль. — Для нашей воительницы это пустяк. И к вооруженным людям они вряд ли сунутся.

— Если только не оголодали вконец, — заметил септон. — На соленых болотах есть пища, да только не всякий ее найдет, а эти беглецы ведь не здешние. В случае нападения предоставьте их мне, сир, прошу вас.

— Что же вы будете с ними делать?

— Накормлю их. Предложу исповедаться, чтобы я мог отпустить им грехи. Позову их с нами на Тихий остров.

— Это все равно что предложить им перерезать нам глотки, пока мы спим, — ответил сир Хиль. — У лорда Рендилла против недобитков есть средства получше — сталь и пеньковая веревка.

— Сир-миледи, — вмешался Подрик, — а эти недобитки тоже разбойники?

— Более или менее, — сказала Бриенна.

— Скорее менее, чем более, — не согласился с ней Мерибальд. — Разбойники отличаются друг от друга как птицы разных пород. Крылья есть и у перевозчика, и у морского орла, но они — не одно и то же. В песнях разбойники преступают закон, чтобы отомстить злому лорду, но в жизни они больше похожи на вашего кровожадного Пса, чем на лорда-молнию. Это дурные люди, движимые жадностью, отравленные злобой. Они плюют на богов и ни о ком не заботятся, кроме себя самих. Недобитки больше достойны жалости, хотя могут быть столь же опасны. Почти все они люди простого звания, никогда и на милю не удалявшиеся от родного дома, пока лорд не повел их на войну. Они маршируют под его знаменами в худой одежонке и обуви, вооруженные порой серпами, мотыгами или палицами — привязал камень ремешками к дубине, вот тебе и оружие. Братья идут рядом с братьями, сыновья — с отцами, друзья — с приятелями. Наслушавшись песен и сказок, они мечтают о чудесах, которые увидят, о славе и о богатстве. Война представляется им самым замечательным приключением, которое им довелось испытать на своем веку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});