История русской церкви (Том 7) - Митрополит Макарий

Только при таком состоянии религиозных верований, при таком глубоком невежестве и преобладании суеверий в среде духовенства и мирян могло случиться у нас то странное, доселе небывалое явление, какое представила собою ересь жидовствующих. Некто жидовин, наученный "всякому чародейству и чернокнижию, звездозаконию и астрологии", составлявшим тогда наиболее господствовавший вид суеверия, случайно прибыл в Новгород и начал дерзко говорить против христианства, отвергал троичность Лиц в Боге, Божество Христа, таинство искупления и вообще все собственно христианские догматы и установления, а взамен христианства предлагал свою жидовскую веру. И что же? Тотчас нашел себе последователей... В ком? В новгородских попах. Они не сумели ничего сказать в защиту самых основных истин своего православного исповедания, "прельстились" чарованиями и темными знаниями жидовина, отверглись от Христа и приняли иудейство с своими семействами. А потом? Они же, эти жалкие попы, сделались фанатическими проповедниками новой ереси, т. е. совершенного отречения от христианства, и среди народа. Двое из них, самые главные, научившиеся от жидовина чернокнижию и чародейству, вскоре переселились в Москву и там успели тайно распространить ересь и в белом духовенстве, и между иноками, и в высших слоях, и даже в семействе великого князя. Наконец, ересь явилась было на самой кафедре первосвятительской в лице несчастного Зосимы... Страшные казни, постигшие еретиков к концу XV и в начале XVI в., по-видимому, прекратили ересь, но не могли уничтожить ее последствий. Возбужденное ею вольнодумство о предметах христианской веры продолжало скрытно действовать и в кругу бояр, и среди иноков некоторых заволжских монастырей и через полстолетие под влиянием протестантских идей, проникших к нам через Литву, вновь проявилось с силою в ересях Башкина и особенно Феодосия Косого. Но "нет худа без добра". Эта так называемая ересь жидовствующих с ее позднейшими проявлениями, увлекшая некоторых и, может быть, даже многих во всех слоях нашего общества, пробудила и ревнителей православия и вызвала их на труды, каких именно недоставало для Русской Церкви: у нас явилась в одном составе полная славянская Библия; явились одно за другим два обширных сочинения, написанных русскими людьми с возможною для того времени ученостию и основательностию в защиту истин православия от еретиков и сделавшихся для соотечественников надолго надежным руководством и пособием в области веры.

II

Малознакомые по своей необразованности и неразвитости с возвышенными догматами своей православной веры, русские знали ее преимущественно в ее обрядах и во всем том, что составляет ее внешнюю, видимую сторону, как бы осязательную для каждого, и на этой-то стороне веры сосредоточивали ту горячую к ней привязанность, которой не раз изумлялись иностранцы. По словам этих последних, русские глубоко чтили свои храмы. Никто не проходил мимо церкви или монастыря, чтобы не остановиться, не обнажить главы своей и не помолиться, а если в церкви совершалась служба, то заходили и в церковь, становились на колена и клали земные поклоны. Лица, считавшие себя нечистыми и недостойными, не дерзали входить в самую церковь, а становились вне ее у дверей и оттуда слушали богослужение. Люди простые, бедные, постоянно занятые работами, редко посещали церкви, но люди достаточные, горожане и вообще свободно располагавшие своим временем, никогда не опускали церковных служб, когда они совершались. В дни же воскресные, как только около четырех часов утра раздавался благовест, матери и мужья, мальчики и девочки оставляли свои постели, одевались и спешили в церковь. Сам великий князь, а по примеру его и многие другие, ежедневно бывали в церкви на всех службах и не принимали пищи, не выслушав Божественной литургии. В церквах во время богослужений обыкновенно стояли с величайшим благоговением и усердием, несмотря на то что русская литургия, казалось, вдвое, даже втрое продолжительнее латинской, хотя бывали и исключения. Некоторые позволяли себе разговаривать и глумиться в церкви, по крайней мере во время чтений, когда они происходили невнятно и бестолково. Сам царь Иван Васильевич разговаривал за литургией с своими боярами и военачальниками, выслушивал их доклады и отдавал им свои приказания. И во дни этого царя, по его собственным словам на Стоглавом Соборе, бесстрашие до того вошло было в людей, что некоторые стояли в церкви в тафьях, в шапках и с посохами и здесь, как на торжище или на пиру, вели между собою громкие беседы и споры и произносили всякие праздные и срамные слова, заглушая богослужение (Стоглав, Гл. 5, вопросы 21, 22), что тогда же и запретил Собор князьям, и боярам, и прочим вельможам, и всем православным христианам, подтвердив приходским священникам поучать своих духовных чад, чтобы они к церквам Божиим приходили с женами и детьми и стояли при богослужениях со страхом и трепетом, с великим вниманием и сокрушенным сердцем, а шептания, и празднословия, и повестей, и иных неподобных дел отнюдь себе не позволяли (Стоглав. Гл. 38 и 39).

С почтением к храмам Божиим русские соединяли глубочайшее почтение к святым иконам и другим священным предметам. Иконами украшали не только свои храмы, но и свои жилища: в каждом доме, в каждой комнате дома непременно находились одна или несколько святых икон, и на самом почетном месте, а у царя и у многих других были еще особые комнаты - молельни, в которых все стены увешаны были иконами и крестами. Ставили также иконы и кресты на площадях, на больших дорогах, над вратами городских стен и на других открытых местах. С усердием украшали иконы и кресты серебром, золотом и разными драгоценными камнями; ставили и возжигали пред иконами во время домашней молитвы, а особенно во время богослужения в церквах, восковые свечи, иногда в огромном количестве и толщиною в человеческую руку. Если кто приходил в дом другого, то прежде всего устремлял взор на иконы в доме и молился пред ними, а потом уже виделся с хозяином; пред выходом из этого дома также сначала обращался с молитвою к иконам и затем прощался с хозяином. Проходя мимо икон и крестов, стоящих на открытых местах, или встречая проносимые иконы, всегда останавливались, обнажали голову и творили крестное знамение и поклоны. Особенно чествовали иконы чудотворные, какова была, например, икона Николая Чудотворца в Можайске, к которой стекались богомольцы со всех сторон и куда сам царь ежегодно присылал богатые приношения. И мы видели, до какой степени простиралось это чествование чудотворных икон: когда из Владимира, Вятки и других мест нужно было перенести некоторые из таких икон в Москву для поновления, их встречала и потом провожала вся Москва со всеми духовными и светскими властями, и на месте встречи устрояемы были храмы. Книгу Евангелия полагали на самом почетном месте как святыню, не прикасались к ней, не осенясь прежде крестом и не воздав ей чести наклонением главы, и брали в руки с величайшим благоговением. Глубоко чтили мощи святых, предпринимали путешествия для поклонения им, особенно к мощам преподобного Сергия чудотворца в Троице-Сергиев монастырь, и на нетление их указывали иноверцам как на живое свидетельство истинности и спасительности своей веры.

Немало поражала иностранцев любовь русских к молитве и употреблению крестного знамения. Русские молились так часто, что нелегко было найти подобных, а крестным знамением осенялись почти непрестанно. Каждый, пробудившись от сна нощного, первым долгом считал помолиться пред домашними иконами, и никто не выходил из дома, не помолившись, а проведшие ночь вне дома обращались к какому-либо храму и, взирая на возвышавшийся над ним крест, осеняли себя крестным знамением и совершали свою утреннюю молитву. Всякое дело и работу, важные и неважные, начинали молитвою, осеняли себя крестом и призывали имя Пресвятой Троицы. Садясь за стол для вкушения пищи, крестились и молились, вставая из-за стола, повторяли то же, в продолжение стола осеняли крестом каждое новое кушанье и питье, осеняя в то же время и себя, как поступал и сам царь. Молитвою же всегда и оканчивали день, отходя ко сну. Собираясь путешествовать, плыть морем, пахать землю, и в других подобных случаях призывали священников и просили их служить молебствия. Люди грамотные и достаточные приобретали себе книги, в которых переписаны были молитвы, одобренные Церковию, и по ним молились; не имевшие таких молитвенников и неграмотные читали только молитву Господню и немногие другие, которые знали наизусть; а весьма многие, не знавшие никаких молитв, молились безмолвно, повторяя одно: "Господи, помилуй". Во время своих молитв русские постоянно осеняли себя крестом, преклоняли голову, били себя в грудь, падали на колена, повергались на землю и все это совершали с таким жаром, усердием, благоговением, что, казалось, невозможно было религиознее чтить Бога. При молитве обыкновенно держали в руках своих четки, которые всегда носили с собою как царь, так и дворяне и простой народ не только в церкви, но и в других общественных местах, при торжественных собраниях, судах, совещаниях и пр..