Война глазами дневников - Анатолий Степанович Терещенко

1942 г.

Прошло пять месяцев со вступления немцев в Таганрог. Улицы переименовались по дореволюционным названиям. Процветает спекуляция и частная торговля. За спекулянтами на базаре ничего не купишь с первых рук. Дома в 4 этажа на целый квартал стоят пустые, окна выбитые. Воду приходится носить из колонок в назначенное время, с 9 до 4 часов. Свету нет. Керосин 100 рублей литр. С отоплением квартир трудно. Постройку, сараи, заборы порубили на дрова. Большая часть населения недоедает. Некоторые ходили за продовольствием в селения по 15 раз и за 60 км. Пообморозились, а много и совсем позамерзли.

По селам румынские солдаты бесцеремонно загоняют в амбар на ночлег всех пришедших для обмена, а молоденьких девушек и вообще красивеньких уводят к себе. Кормовой бурак заменяет и картошку, и капусту. Мясо на базаре если встречается, то конина, установить трудно, битое или дохлое.

21 февраля 1942 г.

По рассказам, на вывешенное объявление о наборе девушек в женскую гостиницу (т.е. публичный дом) на Греческой улице явилось несколько сотен, из которых выбрали 60 человек. Больных венерическими болезнями признали вредными для общества и уничтожили. Все русские женщины и девушки, имевшие половую связь с немецкими солдатами, в случае беременности получают справку на право аборта.

3 апреля 1942 г.

Накануне Пасхи очень большой сбор людей на базаре, германские солдаты и офицеры охотятся за маслом, салом, яичками. Так как на дворах у жителей уже ничего не стало, то теперь высматривают на базарах, но платить по существующим ценам не охотники. Одна крестьянка вздумала вцепиться немцу, взявшему у нее яйца, в руку, объясняя, что у нее трое детей малых дожидаются, пока она продаст яйца и купит им несколько стаканов пшеницы и сварит кашу, а немец в ответ начал ее избивать. Дал ей 10 рублей, т.е. одну марку.

Видя, что собралась толпа, схватился за револьвер и кричит – ком, ком, т.е. иди.

5 апреля 1942 г.

Воскресенье. Пасха. Попы начали себя чувствовать, как у своей власти, выполняют церковные обряды. Многие местные старожилы возобновили веру в бога и усердно посещают богослужения…

Не поверил я своим глазам, когда увидел протоиерея в рясе, с крестом на шее. То бывший мой сослуживец по ЖКО 31‐го завода, работал сторожем в банно‐прачечном комбинате, а последнее время портным, шил наволочки, белье, простыни.

18 апреля 1942 г.

Зашел немецкий солдат, взял самовольно самый лучший цветок и унес. Оказывается, скоро именины Гитлера, вот они и собираются чествовать его и украшают буфеты цветами. При очистке больниц под госпиталь все безнадежно больные и умалишенные были уничтожены.

10 мая 1942 г.

Сегодня очередная отправка в Германию. Отправлялась исключительно молодежь. Как во время рабовладельчества: стоят люди и дожидаются, вот подъедут, заберут неизвестно куда, и спрашивать не у кого, а будешь допрашиваться, получишь плети. Нет той энергии, какая бывала у молодых людей при отправке куда‐нибудь на новостроящиеся предприятия в советской России. Бывало – песни, пляски, гармошки, гитары, веселье. А тут стоят угрюмые.

Характерный способ изобрели германские офицеры. Чтобы не поехать в Германию, девушкам нужно пойти с офицером на ночь, тогда получает на руки бумажку и остается. Но останется ли дома – еще неизвестно. Может быть, с той бумажкой отец с матерью в уборную сходят, позволившие такую учинить мерзость над родной дочерью. Хотя люди сейчас не очень страшатся бесчестия…

Немцы маршируют со своими песнями. Население уже не может равнодушно относиться к их песне, думает, когда же это все кончится, с радостью собирает разбросанные советскими летчиками листовки. Крестьяне‐хлеборобы радовались приходу немцев, ожидая, что откроется свобода – ни заготовок, ни налогов. А получилось наоборот – все немцам давай подчистую. Теперь уже 80% ждут ухода немцев. В городе тоже. Даже те, кто пооткрывал свои мастерские, поговаривают, что пожертвовали бы ими, лишь бы ушли немцы. Одни лишь бывшие собственники домов да буржуи с попами и разная свора, начавшая творить спекулятивные дела, еще надеется пожить. Но в связи с отправкой в Германию (а их тоже не милуют) у многих уже мнение другое…

По городу вывешено объявление с призывом о помощи по выявлению партизан. Вознаграждение в городе до 1000 рублей, а в деревне – двойной надел земли на вечное пользование.

17 июля 1942 г.

Девять месяцев со дня вступления немцев в Таганрог. Наплыв нищих. На каждом углу сидят с протянутыми руками. Смертность очень велика, в особенности пожилых людей. Вокруг кладбища в домах открылись гробовые мастерские. Гроб стоит 500 рублей. Людей, опухших от недоедания, по городу 50%. У немецких кухонь толпится масса детей, женщин и старух, чтобы им раздали оскребки или забракованную врачом пищу, многие этим только и живут…

22 февраля 1943 г.

В 7 часов вечера зашли два немца СС, ищут квартиру ночевать, но, узнав, что я живу один, ушли, они искали, где есть барышни или молодые женщины. Немного позднее пришел один немец. Хотя и плохо, но говорит по‐русски. Узнав, что благодаря войне у меня в могилу ушли трое, сказал, что война нехорошо, что он уже 4 года на фронте, что тоже есть семья и надоело воевать. Я задал вопрос: а зачем воевать, чего Германии нужно?

Помолчав немного, он начал отвечать, что в России есть нехорошие люди, которые хороших людей обижают. На вопрос, кто плохие и кто хорошие, ответил: плохой – коммунист, а хороший тот, кто не желает, чтобы была советская власть, т.е. против коммунистов.

Тех, кто не хочет коммунистов, высылают в далекие места, где холодная зима, и они работают в кандалах до смерти. Германия хочет коммунистов истребить. Местность ту он не мог указать, долго думал, а когда я сказал: «В Сибирь?» – он с восторгом повторил несколько раз: «Я, я, в Сибирь».

Я сказал, что прожил в Сибири 15 лет. Он с удивлением стал спрашивать меня: правильно ли он говорит и что я тоже был сослан и ходил в кандалах? Но я ему стал рассказывать, что все неправда, в Сибири никто в кандалах не ходит, и люди уже смирились, что можно хорошо жить и без царя, и без капиталистов.

Когда я ему задал вопрос, откуда он знает о хороших и нехороших людях и о Сибири, он мне сказал, что у них все так знают, читают в газетах. И даже помотал