Похитить императора - Джей Гарнет

На самом деле, уговаривал он себя, сейчас не намного тяжелее, чем в традиционную неделю испытаний, много лет назад, когда он проходил отбор кандидатов в отряд САС. Если тогда он смог с полный выкладкой, включая тяжелый пулемет, преодолеть тридцатипятимильный переход по сложному рельефу в Брекон-Биконс, он, несомненно, пройдет двадцать миль по равнине. Между прочим, тогда же он испытал и первое чувство обиды, увидел полное равнодушие и пренебрежение, проявленные к будущим солдатам САС со стороны руководства отряда: изнемогая от усталости после завершения десятимильного броска в полном боевом снаряжении, он добрался до места сбора всей их группы как раз в тот момент, когда за поворотом исчезал кузов машины, которая должна была подобрать и отвезти в лагерь всю группу, в том числе и его. Но о нем, видимо, просто забыли... С тех пор он научился сдерживать себя. Так неужели он не обойдется без помощи верблюда, который предательски его покинул?

Совсем стемнело, и прохладный воздух быстро отбирал тепло от раскаленной за день поверхности пустыни. Рорк собрал вещи и тронулся в путь.

Во время любого похода самым важным предметом экипировки является обувь. Но и натертый на ноге волдырь может оказаться не так страшен, как понос – одному только Богу известно, из чего был испечен хлеб пастуха или какие нечистоты плавали в воде, которую он пил, – понос мог стать для него настоящим адом. Что же касается волдыря, он обычно постепенно растет, расширяется и в конечном счете лопается, превращая каждый шаг в муку, заставляя терять драгоценное время и отнимая последние силы.

Уже через пять минут движения Рорк знал, что именно это и происходило с его ногами. Сандалии пастуха оказались всего лишь тонкими полосками кожи с матерчатым верхом и не могли защитить нежные ступни его ног. Рорк сразу почувствовал сбитые до крови места, и каждый его шаг теперь отдавался острой болью. Больше всего он опасался попадания в раны инфекции.

Рорк снял сандалии и шел босой, выбирая путь между острыми камнями и сухими ветвями колючего кустарника с такой осторожностью, словно он передвигался по доске с гвоздями. Скорость его продвижения снизилась с четырех миль в час, как он рассчитывал, до каких-нибудь одной-двух. После восьми часов путешествия по поверхности, покрытой словно колючей проволокой, он станет настоящим инвалидом, подумал Рорк.

Он остановился, в отчаянии обхватил голову руками, в глазах – боль.

– Мать твою!.. – пронзительно закричал Рорк, не опасаясь на этот раз, что кто-то услышит его в этой пустоте.

– Мать твою!.. Мать твою!.. – повторил он несколько раз.

Несмотря на то, что этот крик выражал крайнюю степень отчаяния, Рорк отлично знал, что может ждать его впереди. К сожалению, вариантов было совсем немного. Тем не менее он предпримет попытку идти дальше, рассчитывая на благосклонность судьбы. Если найдет помощь, он спасен. Если нет, проковыляет еще примерно восемь часов, после чего наступит медленная и мучительная смерть от жажды. Он может забраться в какую-нибудь дыру еще на один день, но в конце концов в какой-то момент в течение последующих сорока восьми часов пустыня призовет его к себе. Он знал это, потому что однажды уже видел: нестерпимая жажда, губы все в трещинах, галлюцинации, коллапс, наконец, смерть.

Единственное, чего он не позволит себе, – сидеть сложа руки и оплакивать свою судьбу.

Рорк сделал робкий шаг вперед, и гримаса тотчас исказила лицо: он наступил на острый камень. Он приготовился сделать еще один шаг, когда в ночной тишине до него долетел какой-то звук, отдаленный грохот, который он принял за гром. Но откуда ему взяться? Ночное небо было чистым, и дождь был так же маловероятен, как беременность папы римского. Кроме того, звук был непрерывным и похож не столько на грохот, сколько...

На самом деле это был совершенно обычный звук, тот, который он слышал так часто, что мгновенно исключил любую возможность услышать его здесь, среди дикой пустыни. Потом, как только он понял, что это такое, испугался... Неужели трудные испытания двух последних дней помутили его рассудок? Он стал просто ждать, почти надеясь на то, что звук исчезнет и будет совершенно очевидно, что у него галлюцинации.

Но вот пришел новый сигнал – тихий, далекий свисток.

Это, несомненно, был поезд.

Рорк стоял, взволнованный, все еще охваченный сомнениями. Но они быстро отпали, поскольку теперь он отчетливо слышал равномерное постукивание колес на стыках рельс, устойчивую работу дизеля.

Неожиданно он понял, что это должен быть именно поезд. Перед его глазами возникла карта, которую они изучали, когда планировали предстоящую операцию. С тех пор произошло так много событий, что ее детали стерлись в его памяти. Когда они выбирали наиболее оптимальный путь отхода из Аддис-Абебы, рассматривался вариант движения в восточном направлении. Рорк вспомнил, как Коллинз, говоря об особенностях этого маршрута, среди прочего упомянул и даже показал на карте пальцем железную дорогу, которая спускалась с нагорья сначала в восточном направлении и шла мимо северной стены Долины Разломов, а затем поворачивала на север к границе с Джибути.

Шум постепенно ослабевал.

– Эй! – закричал Рорк и, словно лунатик, заковылял в сторону звука, с проклятиями и гримасами на каждом шагу, на каждом остром камне, который впивался в его израненные ступни.

Ощутив под ногами твердую каменистую поверхность и песок, он побежал, как мог, за звуком, который становился все тише и тише. Рорк остановился, чтобы проверить, в том ли направлении он бежит. Он уловил отдаленный гул, мягкий и манящий свисток, – но они все больше удалялись. Он снова побежал и бежал до тех пор, пока шум его собственного, разрывавшего легкие дыхания не заглушил все остальные звуки вокруг.

Правая нога на что-то наткнулась – какой-нибудь корень? Падая, он понял, что повредил палец ноги. Вытянутые вперед руки уперлись во что-то твердое, по ребрам словно ударили железным прутом.

Корчась от боли, Рорк понял, что споткнулся о рельс железнодорожной колеи.

– Проклятье! – пробормотал он, переворачиваясь и садясь на рельс.

С закрытыми глазами, задыхаясь от дикой боли, он не знал, что доставляло ему больше страданий: ступни, руки, ребра или ноги – все тело ныло и болело.

Постепенно Рорк пришел в себя. Шок и боль уступили место озабоченности и тревоге. По обе стороны от него в темноту убегали рельсы, слабо поблескивая в свете звезд и низко висевшей луны. Если бы он так не торопился, ярдов за двадцать увидел бы эти чертовы рельсы. Идиот.

Конечно, поезд ушел.

Рой мыслей закружился в голове Рорка. Как часто ходят поезда по этой Богом забытой колее? Раз в сутки? В неделю? В месяц? Скорее всего нет. Путь находился в хорошем состоянии, рельсы блестели, что говорило о регулярном движении. Конечно, это не был важный железнодорожный узел вроде Клапемского. Всего лишь однопутка, а значит, и определенное количество разъездов. Протяженность дороги составляет несколько сотен миль. Если поезда должны ждать друг друга на разъездах, расписание может быть лишь приблизительным. Вряд ли в этих условиях можно обеспечить прохождение более чем одного состава в день.

И он только что пропустил его.

Рорк с тоской посмотрел вслед ушедшему поезду.

Новая мысль пронзила затуманенное болью сознание. Когда он бежал к колее, горы находились прямо перед ним, а поезд исчез, удаляясь вправо от него в сторону нагорья и Аддис-Абебы. Таким образом, он шел на запад, а не на восток, то есть в направлении, противоположном тому, которое было нужно Рорку. Можно было предположить, что встречный поезд проследует позже. Но когда? Через час или через сутки?

Ясно было одно: когда он придет, и если он придет, Рорк во что бы то ни стало должен на него сесть.

Он подвел итоги. Они вовсе не были радужными: он, босой, стоит посреди каменистой пустыни, в грязной вонючей одежде, имея при себе лишь одеяло, карабин и пустую фляжку для воды. Это все. Тренировки по выживанию в чрезвычайных условиях, к сожалению, не подготовили его к чему-то по-настоящему серьезному. Во время походов все необходимое всегда оказывалось под рукой: спички, швейцарский армейский нож, зеркало и даже бритва. Это могло помочь извлечь какую-то пользу из окружающей обстановки.

Он же располагал единственным орудием – карабином, от которого с точки зрения собственного выживания никакой помощи не было. Он уже сомневался, стоило ли вообще нести эту штуковину с собой дальше. Когда ты ослаб, каждая лишняя унция веса уже в тягость. Но Рорк знал, что должен беречь карабин. Он мог бы подстрелить из него любое животное, чтобы добыть пищу. В самом крайнем случае он убил бы Дживиса, разорвал его голыми руками и съел сырое мясо, подобно голодному шакалу. Если бы до этого дошло, он, пожалуй, съел бы грифа или змею. И потом, если он выживет, если он выберется из этой дурацкой ситуации и вновь окажется среди людей, оружие, безусловно, может понадобиться.