Осколки памяти - Владимир Александрович Киеня

И не отклонялся ни на миллиметр от предписанных ими правил. Была введена драконовская система наказаний за малейшее нарушение. Все время поощрялось доносительство друг на друга. Постепенно все стали чужими другу. Моральная обстановка на предприятии стала очень тяжелой, удовольствие от работы пропало.

У японцев, конечно, многому можно научиться. Трудолюбию, ответственности к порученному делу. Честности и порядочности в быту. Рассказывали, что японец, найдя на улице кошелек с деньгами или даже авторучку, обязательно отнесет их в полицию. О наших гражданах такого я сказать не могу… И все же последние 16 лет моей работы в Центре буду вспоминать с благодарностью за подчеркнуто уважительное отношение ко мне сотрудников и японских представителей. Общаясь с японцами много лет, я еще больше стал ценить и любить свою Родину. Спасибо им за это! Родину ведь любят не за что-то, если любишь, то безусловной любовью. За ее культуру, историю, возможно, самую благородную историю, историю самой миролюбивой, но самой непобедимой страны, историю страны, стремящейся к справедливости, к добру и величию своего народа. За дух России, который воспитывает сильных и добрых людей с широкой и глубокой душой! За то, что Россия страна, где понятия «дружба и братство» ценятся выше, чем где бы то ни было.

Спасибо японцам за осознание моей любви к России.

ЗВЕРЬЕ МОЕ

Феня

Это удивительное создание — ослепительно белого крошечного котенка с огромными голубыми умными глазами — принес в наш дачный дом семилетний внук Степа …

Большой деревянный дом с баней и огромным сараем для скота мы купили за относительно небольшие по тем временам деньги в татарской деревне Усть-Баяк, недалеко от города Красноуфимска и рядом с красавицей рекой Чусовой.

От квартиры в Екатеринбурге до дачи было ровно 225 километров. Неблизко, но ездили туда с женой на выходные каждую неделю. Дом, конечно, требовал большого ремонта и реконструкции, но я тогда работал в японской фирме, и расходы на ремонт нас не пугали.

Феня. Фото из архива автора

В соседнем доме жила Лиля, она и посоветовала при первом нашем приезде и осмотре дома сходить к мулле и попросить разрешения на покупку дома, потому что деревня чисто татарская и здесь так принято. Рассказала, что недавно приезжал прокурор города Красноуфимска, тоже русский, но мулла почему-то ему не разрешил покупку этого дома.

Прежний жилец дома, татарин, связался с какой-то сектой, распространял среди местных жителей листовки с призывами в нее вступать. Его несколько раз предупредили, затем деревенские побили его изрядно, сломав ребра, и приказали убираться из деревни. Он моментально исчез, но своей соседке Лиле оставил все документы на продажу дома и земли, а сам, по ее словам, долго лечился в больнице. Мы его так и не видели. Дом и сарай были совсем пустыми, а в бане я обнаружил два мешка макулатуры с бланками каких-то денежных переводов из разных городов и банков на разные суммы. Использовал их для растопки печки.

Я сходил к мулле в крайний дом на нашей улице Гагарина, представился и переговорил с ним. После получасовых подробных расспросов обо мне, жене, обоих сыновьях, кто они и чем по жизни занимаются, мулла позвонил Лиле по телефону и сообщил, что дает нам разрешение на покупку дома и проживание в этой деревне…

Но вернусь к кошачьим. Принесенный Степашкой котенок оказался обаятельной кошечкой. Мы ее назвали Феней. За врожденное царственное поведение и дистанцию, на которой она с первого дня появления в нашем доме держала нас всех, я частенько называл ее Фелицией. Никогда Фелиция не мурлыкала, и никому она не позволяла себя гладить. После многочисленных попыток приласкать и погладить чудесную кошечку, мы ходили потом с оцарапанными до крови руками.

Бывая в гостях у Лили, я встречал маму нашей Фени, кошку сиамской породы, с черно-бело-желтыми пятнами, белыми носочками и белым пятнышком на мордочке. Она была уже старая и часами лежала на высокой лавке возле русской печи. Пока мы обедали, сидя за столом, она, как правило, была рядом, крепко спала и даже храпела. Неловко повернувшись во сне, несколько раз при мне падала с лавки на пол, просыпалась, ловко запрыгивала на лавку и снова засыпала.

Кота-папу я видел только один раз, мне его как-то показала соседка. Это был серый, с тигриными разводами по шкурке, огромный, наглый кот, периодически посещавший соседний двор.

В детстве меня всегда сопровождали коты и кошки, но подобного гордого, величественного поведения, как у Фени, среди них я никогда не наблюдал. Моя мама всех котов называла просто «Васька», а кошек, наверно, на польский манер (мы жили тогда в Белоруссии и в лексиконе бабушки и мамы всегда присутствовали польские слова), называла «Гидота», что значит «гадливая, мерзкая, противная».

Тогда я не понимал, что означало это прозвище, ведь в детстве гладил своих котов и кошек, а они только ласково мурлыкали и терлись мордочкой. Утром, еще не открыв глаза, уже слышал ласковое «мурчанье» наших котов, спавших в моих ногах. Потом, когда они начинали облизывать мое лицо своими шершавыми языками, просыпался, радуясь новому солнцу и новому дню жизни.

Большинство котов из моего детства были пройдохами и жуликами. Одного «Ваську» запомнил на всю жизнь. Бабушка, подоив корову, кувшины молока ставила на полку в сенцах. Полка была прибита метрах в двух от пола, и столько же было от полки до чердака, что гарантировало недоступность молока для Васьки. Через пару дней с каждого кувшина молока бабушка ложкой собирала сметану. А в субботу бабушка проводила чистую уборку дома, скребла ножом дощатый деревянный пол до желтизны. В одну из суббот, помыв пол и выйдя в сени, она обнаружила внезапно Ваську на полке с молочными кувшинами. Этот пройдоха только что поедал сметану из очередного кувшина и, увидев бабушку, лапой толкнул кувшин на пол, тот разбился.

Запомнились сцены наказания Васьки. Бабушка держала кота за хвост и молча лупила голяком, веником-метлой без листьев. При каждом ударе Васька утробно мяукал и подпрыгивал от пола, обрызгивая его мелкой мочой. Затем бабушка за хвост волочила кота к двери и выкидывала из дому. Через два дня ласковый и громко мурлыкающий Васька возвращался из леса, где, словно партизан, был в засаде. Долго терся возле ног бабушки, и она его прощала. Воспитательных мер хватало ровно на неделю. Как-то, вновь поймав Ваську с поличным, бабушка применила совершенно новое оружие возмездия: зажав Васькину голову под мышкой, бабушка