Время-не-ждет - Джек Лондон

Вечером, когда она уходила из конторы, он пригляделся к ней и в первый раз заметил, что она хорошо сложена и одета со вкусом. Он плохо разбирался в дамских туалетах и не мог оценить во всех подробностях красивую блузку и элегантный английский костюм, но ему понравился общий вид — все было на месте, ничего лишнего, ничто не портило впечатления.

«Да она премиленькая», — решил он про себя, когда за ней захлопнулась входная дверь.

На другое утро, диктуя стенографистке письма, он заметил, что у нее очень красиво уложены волосы, хотя нипочем не сумел бы описать ее прическу. Просто ему приятно было смотреть на ее головку. Она сидела спиной к окну, и он обратил внимание, что волосы у нее каштановые, с бронзовым отливом. Под бледными лучами солнца, проникавшими в окно, бронзовые искорки поблескивали словно золотые, и это тоже было очень красиво. «Странно, — подумал он, — как я этого раньше не приметил».

В середине письма ему снова понадобился тот оборот, из-за которого они вчера поспорили. Он вспомнил свое единоборство с учебником и произнес:

— «О деле, о котором мы с вами говорили, я…»

Мисс Мэсон быстро взглянула на него. Она сделала это невольно, не сумев скрыть своего удивления. Уже в следующую секунду она опустила ресницы, готовая продолжать запись. Однако Харниш успел рассмотреть, что глаза у нее серые.

Впоследствии он узнал, что в этих серых глазах иногда вспыхивают золотистые точечки; но и того, что он сейчас увидел, оказалось достаточно, чтобы повергнуть его в изумление: почему, собственно, он был так твердо уверен, что волосы у нее черные, а глаза карие?

— А ведь вы были правы, — сказал он, смущенно улыбаясь, что никак не вязалось с резкими, как у индейца, чертами его лица.

За это чистосердечное признание он был вознагражден еще одним взмахом ресниц и приветливой улыбкой; кстати, он окончательно убедился, что глаза у нее серые.

— Только мне все-таки кажется, что это неправильно, — пожаловался он.

Она весело засмеялась.

— Простите, — спохватилась она, однако не удержалась и тут же добавила: — Но вы такой смешной.

Харнишу стало немного не по себе, тем более что солнце упорно золотило ее волосы.

— Я вовсе не шучу, — сказал он.

— Потому-то и вышло смешно. Но вы не сомневайтесь, это совершенно правильно, в точности по грамматике.

— Ну что ж, ладно, — вздохнул он. — Значит, так: «О деле, о котором мы с вами говорили… я…» Записали?

И он продиктовал письмо до конца.

Вскоре он обнаружил, что, когда у нее нет работы, она читает книгу или журнал, либо занимается рукоделием.

Как-то, проходя мимо ее стола, он взял в руки томик стихов Киплинга и с недоумением заглянул в него.

— Вы любите читать, мисс Мэсон? — спросил он и положил книгу обратно.

— Люблю, — ответила она. — Очень люблю.

В другой раз он увидел на ее столе «Колеса счастья» Уэллса.

— Про что это? — спросил он.

— Да просто роман, любовная история.

Она умолкла, но он медлил уходить, и она почувствовала, что неудобно не прибавить еще что-нибудь.

— Один скромный лондонский клерк во время отпуска отправился путешествовать на велосипеде и влюбился в девушку гораздо выше его по общественному положению. Она дочь известной писательницы и все. Это очень увлекательная история и печальная, не трагическая. Хотите почитать?

— А он женился на ней? — спросил Харниш.

— Нет, не женился, в этом все дело. Ведь он…

— И вы прочли такую толстенную книгу, чтобы узнать, что он на ней не женился? — с недоумением бормотал Харниш.

Мисс Мэсон стало смешно, но в то же время слова Харниша задели ее за живое.

— Но вы же читаете целыми днями биржевые котировки и сообщения о состоянии рынка, — возразила она.

— Так ведь тут есть польза. Это нужно для дела. Как можно сравнивать? Мне мое чтение приносит деньги. А что вы находите в ваших книгах?

— Новые мысли, убеждения, просто жизнь.

— Гроша ломаного это не стоит.

— Не всегда можно переводить жизнь на деньги, — ответила она.

— Ну что ж, — сказал он с чисто мужской снисходительностью, — если вам это нравится, то нечего и спорить. О вкусах вообще спорить не приходится.

Хоть это и было сказано несколько свысока, тоном превосходства, его кольнула мысль, что мисс Мэсон, по-видимому, очень ученая, и на минуту он почувствовал себя дикарем, лицом к лицу столкнувшимся с явлением недоступной ему, неизмеримо более высокой культуры. В глазах Харниша культура не имела никакой цены, и в то же время ему смутно представлялось, что не так уж она бесполезна, как кажется.

Однажды он опять увидел на ее столе книгу. Но эта книга была ему знакома, он сразу узнал обложку, — и он прошел мимо, не останавливаясь. Книгу написал один журналист, побывавший на Клондайке, и Харниш знал, что там написано про него и есть его портрет, и еще он знал, что целая глава посвящена трагической смерти одной женщины, поторопившейся уйти из жизни, «потому что время не ждет».

После этого Харниш больше не говорил с мисс Мэсон о книгах: нетрудно вообразить, какое превратное мнение о нем она составит себе, когда прочтет эту главу. Обиднее всего, что приходится терпеть напраслину. Уж что-что, но чтобы он, Время-не-ждет, прослыл сердцедом, из-за которого женщины кончают с собой! И надо же случиться такому несчастью, что из тысяч написанных книг именно эта книга попала в руки стенографистке! Целую неделю Харниш испытывал тягостное сознание вины в присутствии мисс Мэсон; и он готов был поклясться, что однажды перехватил пристально устремленный на него взгляд, словно она изучала его, пытаясь понять, что он за человек.

Он обратился к своему бухгалтеру, в надежде выудить у него какие-нибудь сведения о мисс Мэсон. Но тот сначала дал волю своим оскорбленным чувствам и только после этого сообщил то немногое, что знал о ней.

Она родом из округа Сискийу. Конечно, работать вместе с ней хорошо, но очень уж важничает, никого до себя не допускает.

— Почему вы так думаете? — спросил Харниш.

— Да потому, что она не желает водить знакомство со своими сослуживцами, считая себя выше их. Ни с кем знаться не хочет. Вот я, например: сколько раз я приглашал ее и в театр, и в парк на аттракционы, или еще куда-нибудь. Ни за что. Говорит, что любит поспать вволю, что должна рано ложиться и до дому далеко — она в Беркли живет.

До сих пор Харниш слушал Моррисона с большим удовлетворением. Понятно, она не такая, как все, о чем тут говорить. Однако от дальнейших пояснений бухгалтера у него защемило сердце.

— Но все это отговорки. Просто она дружит со студентами. Она, видите ли, любит поспать и поэтому не может пойти со мной в театр, но танцевать с ними у нее находится время. Я слышал, что она не пропускает ни одной вечеринки в университете. Вообще я нахожу, что для стенографистки она слишком горда и независима. Лошадь верховую держит. По воскресеньям уезжает в горы. Ездит по-мужски, я сам видел. Да, она ни в чем себе не отказывает; и должен сказать — не понимаю, как это у нее получается. На шестьдесят пять долларов в месяц? И еще она содержит больного брата.