Контакт первой степени тяжести - Андрей Горюнов

– Милиция, по-моему, – едва прошептала она. Сашка отстранил ее, припал к глазку в двери:

– Да. Хомуты! Тс-с-с!

* * *

– Он убежал, по-видимому: раз ключи не успел вынуть.

– Мы спугнули его.

– Быстро! – отдал «пятнистым» приказание Калачев. – По лестнице, за ним, вниз, в лифтах, возле дома!

«Пятнистые», стуча казенными ботинками, кинулись назад – четверо по лестнице вниз, двое вызвали сразу оба лифта: грузовой и пассажирский.

– Давай зайдем пока, посмотрим. – Власов отпер дверь и, без труда вынув ключ из замка, аккуратно толкнул дверь, посторонившись к косяку – чтоб не попасть, наверно, под пулю – если кто-то ждет его в квартире с угощением.

– Давайте-ка, братцы! – кивнул Власов пятнистым. – Не мне ж туда первым лезть?

Оперативники рванули вперед с автоматами наперевес.

– Чисто.

– Пошли!

Ступая тихо, Власов с Калачевым вошли в квартиру.

– Н-да… Здесь уже до нас порылись…

* * *

Вид разгрома, царящего в квартире, настолько их поразил, что они, конечно, не услыхали, как один из «пятнистых», из тех, побежавших по лестнице вниз, вернулся назад, на площадку.

Впрочем, услышать шаги его было довольно-таки затруднительно: этот «пятнистый» был обут не в казенные башмаки, а в кроссовки.

Странно обутый «пятнистый» поскребся в соседскую дверь.

– Кто? – донеслось из соседской квартиры – сдавленный шепот.

– Я это, Лена, – ответил Белов.

В тот же миг дверь отворилась и, впустив его, бесшумно закрылась. Закрылась, но не заперлась…

* * *

– Ты понимаешь что-нибудь? – спросил коллегу Власов.

– А что здесь понимать? – ответил Калачев. – Тут кто-то побывал до нас. Что-то он искал усердно, этот кто-то.

– Очевидно – что: деньги.

– С чего ты так решил?

– А их всегда ищут, – сообщил Власов уверенно. – Разве не так?

– Не очевидно, нет, – покачал головой Калачев. – В данном случае совсем не факт. Мне очевидно только то, что этот, искавший, был не Белов. Белов, я думаю, свою квартиру знает, и скидывать собрание Толстого на пол ему ни к чему.

* * *

«Пятнистые» вылетели из подъезда, озираясь, рассыпаясь взорами по всем азимутам и принимая голливудские позы: направо-налево…

– Я тут! Сюда! – махнул им таксист из машины. – Меня искать не надо!

Он открыл правую дверь, думая, что «пятнистые» вынесли деньги, которые задолжал ему их друг – такой же «пятнистый», как и они – из той же стаи.

Оперативники мгновенно бросились к машине.

– Не он, нет!

– Да как же я – «не он», когда я – это он как раз самый?! – возмутился таксист.

– Ты?!

– Я, я! Других вообще нет, не видишь? Деньги давай!

– Какие деньги тебе?

– Да вашего я вез, он за бабками пошел, ну в триста тридцать третью – верно? За вами гнался, опаздывал, – таксист даже вылез из автомобиля. – Такой же пятнистый, но без… – он указал на автомат, – без этого, без перфоратора.

– Да мы, отец, совсем другого ищем!

– Скажи-ка, ты, когда сидел в машине – не видел здесь человека? Мужик не пробегал?

– Я уж полсотни с гаком живу на белом свете, сынок, – сказал таксист прочувственно и печально. – Но человека я ни разу не видел в этой стране. А мужика – тем более! Сам посмотри: кругом одни козлы и суки.

– Ладно, – махнули «пятнистые». – Ушел, видать.

– Пошли назад.

– Вы напомните-то там, в триста тридцать третьей, что время – деньги. А то я сам не поленюсь и поднимусь, – таксист им крикнул вслед. – Хуже выйдет, дороже!

* * *

– И этот «кто-то», кто не Белов, кто вверх ногами все здесь поднял, имел свой ключ!

– И зачем-то оставил его в двери?

– Ну, это я, пожалуй, объяснить смогу. Представь: квартира, а в двери ключи торчат. Какой соблазн для проходящего! Так? И подозренье, след сейчас же в сторону. Ключи оставлены в дверях были в качестве уловки, своеобразная ловушка, призванная направить нас в сторону, по ложному следу – вот, например, к соседу. Но мы приехали оперативно – только поэтому приемчик не сработал!

– Постой-ка! Дельную ты мысль сказал: соседи… – поднялся с кресла Калачев. – Ведь так разворошить квартиру – это ж шум страшенный, грохот, возня на худой конец!

– Давай-ка, стукнемся к соседу, – может, он дома? Может, слышал чего-нибудь?

* * *

– Смотри-ка: а дверь-то и не заперта соседская! Тук-тук! К вам милиция пришла!

– Да! – Сашка приоткрыл дверь, преграждая вход в квартиру.

Власов сунул ему под нос свое удостоверение:

– Скажите: за последние сутки вы слышали подозрительный шум из соседней квартиры?

– Нет, – ответил Сашка. – Никакого шума не слышал. Ни подозрительного, ни другого какого.

– А ночью?

– Тоже нет. Вообще я ночью сплю. Да и глуховат вдобавок. Но это – по секрету.

– С соседом вы знакомы?

– С Беловым Колькой? Да лет уж двадцать пять.

– В каких вы отношениях с ним?

– Друзья. Коллеги. Собутыльники.

– Когда его последний раз видели?

– А вечером. Вчера.

– Не видели случайно: посторонний кто-то из квартиры от Белова не выходил?

– Нет. Посторонних я вообще тут никого не видел никогда. Ну, разве кроме вас. Вот сейчас прямо.

– Вы сами в триста тридцать третью-то квартиру когда-нибудь заходили?

– Я? Да сорок три тыщщи триста тридцать два раза.

– Когда в последний раз вы были в ней?

– Позавчера. Мы с вернисажа, ну, с его, с Колькиного, приехали после банкета. Зашли к нему и хлопнули еще три раза – по последней, по самой последней и чтоб не в последний. А что стряслось-то?

Во взгляде Калачева мелькнула вдруг догадка.

– А можно осмотреть вашу квартиру?

– Мою? – в голосе Сашки вспыхнуло сомнение. – Да у меня неубрано. Да и вообще.

– А что – вообще?

– Вообще! – Сашка хотел было сказать что-то, но решил сдержаться. – Ладно. – Он кивнул. – Уж если хочется вам так, невмоготу – заходите! – Он отступил, освобождая проход.

– Прихожая. Там у меня – кухня. Ну, ванная, это, наверное, вам понятно. Тут туалет. Он же сортир, он же…

– А та дверь?

– А та дверь – в комнату.

– В вашей квартире есть кто-нибудь кроме вас? Чужой?

– Есть.

– Кто? – спросил Власов.

– Вы. И он вот. – Сашка указал на Калачева.

– Паясничаете?

– Отнюдь, – терпенье Сашки лопнуло, он не смог сдержаться: – Вы ж спросили про чужих? Я, господа – художник. А вы, господа – менты! Вы не родня мне. Вы чужие!

– Да? Что ж так? – накаляясь, спросил Власов.

– А так: я взяток не беру. В отличие от ментов. В квартиры к людям не вторгаюсь. И «Шипром» я, признаться, не душусь.

– Позволите квартиру осмотреть? – вмешался Калачев, кивая Власову – ша, дескать, избегай дискуссий.

– А почему бы нет? Приперлись – валяйте!

* * *

Кухня. Свинарник. Воз посуды в мойке. Ведро помойное набитое – гора. А это выход на балкон – из кухни.

Балкон. О боже! Тысяча пустых бутылок. Банки, тюбики. Доска какая-то. Клеенка. Две старые покрышки. Скворечник. Мусор – не поймешь чего. Железная коробка, набитая окурками. Никого. Так… Справа, слева, наверху, внизу… Нет ни карнизов, ни пожарных лестниц. С такого балкона можно только улететь. Ладно. Дальше.

Туалет. Свободен. Пуст. Чист. Прекрасно.

Ванная. О господи! Замочено белья три тонны. И кисти, краски, краски, растворители, зубная щетка, лак, олифа. Это что? Неясно. Господи – лак, что ли, так пахнет? Удивительно едкая химия. Под ванной? И собака не уместится. Странные какие инструменты. Даже неясно, для чего такие. Одно лишь ясно: здесь – никого!

Так. Комната. Свят-свят! Как можно жить в такой квартире?! Картины, книги, тряпки! Неубрана кровать! Двухспальная свинарня. На ней гора – подушки, одеяла.

– Здорово живете…

– Не жалуюсь!

– Скажите, все художники такие?

– Свиньи? – подсказал Сашка.

– Неряхи, я хотел сказать.

– Нет, не все. Пожалуй, только я, ну и еще Тренихин Борька. Тот тоже… Мастер.

– Вы знаете Тренихина?

– Кто ж его не знает?

– О господи! – Власов зацепил ногой за телевизор, стоящий на полу и еле-еле успел подхватить на лету сковородку с недоеденной картошкой, увенчивающую метровую стопку книг и журналов, громоздящуюся на телевизоре. – Ох, черт возьми!

– Так я же вам намекнул ненавязчиво, что у меня неубрано. Что чертыхаться теперь? – Сами вперлись! Как раз сегодня собрался разбираться: что в прачечную, что в чистку, что на выкинштейн нах мусорный бокс. – Сашка приподнял засаленную подушку, завершавшую собой пирамиду грязного постельного белья, сваленного грандиозной кучей на постели: – Подушка, вот… В белье копаться будем, господа милиционеры? Нет? – он радушно распахнул шкафы – как платяной, так и стенные. – В одежде тоже можно поискать. Хотите? Или нет желания?

– Да нет, спасибо… – Власов зыркнул все же глазом по внутренностям шкафов.

– Вы извините… – виновато улыбнулся Калачев, однако при этом он не поленился присесть на корточки и глянуть под кровать. Нет, ничего – только россыпь грязных носков, пяток окурков, старый и черный огрызок яблока, сломанный карандаш, грязный пластмассовый стаканчик, облитый чем-то сборник анекдотов, пустой пакет из-под фисташек, расписание электричек Павелецкого вокзала за восемьдесят шестой год, трефовый валет с оборванным углом, ссохшаяся просвирка, три рваных тапочка, обертка жвачки, две кольеретки от шампанского, початый блок презервативов и три уже, очевидно, использованных, надкусанный засохший бутерброд с вареньем, розовый бюстгальтер, сломанный облупленный будильник, десяток плоских, рыжих, до невесомости засохших тараканов: дунь – полетят…