Тайна рукописного корана - Ахмедхан Абу-Бакар

– Встань, Муумина! – подошел к ней Мустафа. Затем, обернувшись к Хасану, сказал: – Мне дороги сыновья Абу-Супьяна, как дорог и ты, Хасан из Амузги. Но позволь узнать, где гарантия, что этот человек, привыкший убивать из-за угла, предавать любого, – что он еще раз с легким сердцем не предаст тебя или нас?

– Он должен достать у Исмаила шкатулку с ключом. Он знает, где она находится и достанет ее… – сказал Хасан из Амузги.

– Шкатулка с ключом у меня в хурджине, Хасан из Амузги, – ответил Саид Хелли-Пенжи. – Я знал, что она нужна вам, и я ее выкрал… – «Мне бы только сейчас спастись от них, а потом…» – пронеслось у него в голове. Уж очень не хотелось ему умирать. Сыновья Абу-Супьяна не простят, но только бы сейчас Хасан из Амузги спас его и только бы не заговорила эта девушка…

Зрачки Саида Хелли-Пенжи метались в страхе…

– Я же говорил вам! – воскликнул Хасан из Амузги. – В нем проснулась совесть! Человек понял свои промахи и осечки. Он хочет стать на верный путь, на путь добра и света. И этому человеку вы хотите здесь, сегодня, навсегда закрыть глаза?.. Совесть тоже требует мужества, поймите вы…

– Сыновья Абу-Супьяна! – обратился к ним Мустафа. – Я понимаю вас и сердцем был на вашей стороне!.. Но, может, на сей раз послушаем Хасана из Амузги? А Саид Хелли-Пенжи пусть запомнит: если на него падет хоть малейшее подозрение… Шелк крепок в узле, а мужчина в слове.

– Да тогда я сам разорву его на две части или ошкурю, как змею, с головы до хвоста одним махом! – крикнул Хасан из Амузги. – На колени перед сыновьями Абу-Супьяна, заблудшая душа!

Саид Хелли-Пенжи спешился, затем, склонив голову, опустился на колени. «Кажется, пронесло», – не веря себе, подумал он.

Старший брат молча обменялся взглядом со своими братьями, те согласно кивнули ему. Он вынул из ножен кинжал, подошел к Саиду Хелли-Пенжи. Хасан из Амузги тоже подошел поближе. На лысой голове Саида оба скрестили свои кинжалы в знак того, что на сей раз он прощен, но, если еще что злое сотворит, кинжалы свершат правый суд. Затем Хасан из Амузги потребовал у Саида шкатулку. Саид извлек ее из хурджина. Она была открыта. Все сгрудились над заветной шкатулкой, подняли крышку, в ней лежал небольшой железный ключ. Закрыв шкатулку, Хасан из Амузги передал ее Умару из Адага со словами:

– Пожелайте мне доброго пути. Мы с Мууминой едем в Куймур. А вы ждите меня завтра к полудню в Агач-ауле.

Они разъехались в три стороны, Хасан из Амузги и Муумина поскакали в Куймур, Умар из Адага и Мустафа сын Али-Шейха направились в сторону Агач-аула, а сыновья Абу-Супьяна двинулись в горы.

Остался на диком поле один Саид Хелли-Пенжи. Поодаль паслась его лошадь. Он все еще стоял на коленях, униженный и оскорбленный. Сердце бешено колотилось в груди. О чем он думал, что собирался делать дальше? В эти минуты никто бы, и он сам, не ответил на такие вопросы. Слишком много роилось мыслей и желаний в его голове и слишком он был унижен, чтобы трезво судить о дальнейшем своем пути.

Ноги заныли, Саид растянулся на желтой траве, широко раскинул руки и уставился в облачную высь.

Небо, как оно притягивает взгляд человека, как ласкает своей безбрежной голубизной. Только сейчас Саид Хелли-Пенжи глядел в него и ничего не видел. Он задумался. «Сколько раз приходилось мне умирать и спасаться, не брезгуя ни позором, ни унижением. Жизнь стоит борьбы. И почему эти люди не могут меня понять? – удивлялся Саид. – Они ищут добро. Я тоже. Только я ищу его для себя».

И не мог он уразуметь, что добро, которое ищет и находит он, обычно уже принадлежит кому-то, не ему.

Подошел конь, влажной мордой он прикоснулся к лицу хозяина, словно говоря: вставай, и нам пора в путь!

…Добро! И невдомек Саиду Хелли-Пенжи, что так, само по себе оно, это добро, не существует. Что все на земле рождено трудом и все кому-то уже принадлежит, а он, Саид, хочет просто отнять его у тех, кому оно принадлежит по праву. Потому ему и не везет. Но Саид Хелли-Пенжи этого не осознает, и кажется ему, что все вокруг несправедливо его ненавидят. Оттого и друга верного у него тоже нет.

ЧУДО, СОВЕРШЕННОЕ ДЬЯВОЛОМ

В тот страшный день, когда Аждар ударил слепого Ливинда и несчастный старик потерял сознание, Ника-Шапи не поспешил ему на помощь. Едва разбойники ушли, он, даже не посмотрев, что с бедным слепцом, кинулся в комнату искать книгу с медной застежкой. Ника-Шапи был уверен, что Ливинд прятал ее в доме. Но поиски были напрасны. Остервенелый Ника-Шапи перевернул все вверх дном, изорвал подушки, матрацы, и тщетно.

А между тем слепой Ливинд постепенно пришел в себя, сознание медленно вернулось к нему. Старик открыл отяжелевшие веки, словно бы хотел напоследок взглянуть на мир, и… о чудо! Открыл глаза и тут же закрыл их от страха… Сильнее заколотилось сердце в груди, готовое вырваться сквозь ребра… «Нет! Не может быть!..» На лице у Ливинда отразились боль и страдание, смешанные с робкой радостью. Он еще раз медленно приоткрыл веки. Да, это правда! Он видит мир! Но каким? Совсем не таким, как представлялось целую жизнь. В воображении слепца все было окрашено в серые тона, а на самом деле сколько света! Даже больно смотреть. Названия цветов для Ливинда всегда оставались только названиями. И сейчас он пока не знал, как распознать их в многоцветье, но то, что все это изумительно, Ливинд уже понимал.

– Люди, я вижу! – закричал он.

Нет, не он, а кто-то другой из глубины его души в невольном восторге все повторял:

– Вижу, я вижу!

А из комнаты, весь дрожа от испуга, выбежал Ника-Шапи. Услышав пронзительный крик, он думал, что Ливинд видит, как он рыщет по дому. Надо бежать, не оберешься стыда, если люди узнают, чем почтенный Ника-Шапи занимается в сакле слепого Ливинда…

– Эй, ты кто? – спросил Ливинд, боясь шевельнуться с места. Перед ним стоял странный человек, невесть во что одетый, – может, это и есть шуба и папаха…

– Я? – голос у Ника-Шапи сорвался. – Я это…

– Ах, Ника-Шапи?

– Да, да!..

– А я тебя теперь вижу!

– Ты слепой, ты не можешь видеть. Что ты видишь? Ты ничего не видишь… Ты… Эти злодеи, эти разбойники у тебя в доме все перерыли. Я хотел… – забормотал Ника-Шапи, стряхивая с себя пух.

– А где моя дочь? Моя Муумина?

– Они увели ее.

– Куда и зачем?! – Ливинд вскочил.

Мир, который он чудом увидел, вдруг показался ему страшным. Он закрыл глаза: так привычнее. Так все понятно. Потом снова открыл…

– Не знаю. Не знаю, куда и зачем.

– Ты какой-то смешной, – сказал Ливинд, подходя к Ника-Шапи. – Я представлял тебя совсем другим, когда не видел.

– Ты? Ты слепой!..

Суеверный страх обуял Ника-Шапи.