Безжалостный соперник - Л. Дж. Шэн

должен был знать правду.

— Конечно. Я запишу тебе адрес. Успокойся, когда пишешь ему, ладно? Не злись и все такое. Я чувствую себя ужасно из-за того, как все сложилось. Надеюсь, он сможет найти там свое место.

Нет. Надеюсь, он доползет до дома. Для меня.

Я хотела, чтобы Ники потерпел неудачу.

Признал поражение и вернуться.

Тогда я впервые обнаружила, что у любви есть и другая сторона. Темно и колючая проволока. Ржавые гвозди и полно гноя. Ядовитая, как и я.

— Эй, пап?

— Да сладкая?

— Не утруждай себя разговором со мной. Насколько я понимаю, ты все равно что мертв.

***

Той ночью я написала Ники свое первое письмо. Он состоял из четырех страниц и состоял из извинений и объяснений того, что произошло в тот день. Я также добавила несколько наших фотографий. Снято у бассейна и в парке. Почему-то я боялась, что он забудет мое лицо. Я протянула Руслане письмо с уже проштампованной печатью, внимательно наблюдая за ее реакцией. Выражение лица моей экономки оставалось стоическим, когда она заверила меня, что отправит его по почте.

Две недели спустя я отправила Ники еще одно письмо. На этот раз я обвинила его в вещах. Игнорирования меня, предательства, отказа от нашей дружбы.

Все это время папа пытался вернуть мою благосклонность. Осыпали меня подарками — новой камерой, билетами в Wicked , сумочкой, которую большинство взрослых женщин сочло бы слишком роскошной, — но я не уступала.

На следующей неделе я отправила Ники третье письмо с извинениями за письмо номер два.

Чем больше времени проходило без ответа, тем больше росло мое отчаяние. Я тосковала по дому, паниковала, распухла от вины и негодования. Если он решил так легко меня бросить, возможно, он заслужил мое приставание. Моя гордость, и без того хрупкая, как терновый венец, порвалась на ленточки. Все, что я хотела, это поговорить с Ники. Чтобы услышать его голос. Чтобы снова увидеть его кривую ухмылку, когда он пошутил надо мной с очередным саркастическим замечанием.

Первые четыре месяца первого года обучения я писала ему. Его ответ пришел в виде нежеланного подарка за день до Рождества: все мои письма с обратным адресом, все еще запечатанные и нераспечатанные.

И вот, наконец, я сломалась.

Он не хотел говорить со мной. Слышать от меня. Напоминать о моем существовании.

Тем временем папа прятался в тени, выжидая возможности примириться.

— Мне очень жаль, — говорил он. — Я бы сделал все, чтобы сделать это лучше.

Месяцы прошли, а мой гнев — нет. В тот год я почти не видела папу, каждый вечер и выходные строила планы и не включала его в них.

Однажды, когда дыра в форме Ники в моей груди казалась особенно пустой, папа прошел мимо моей комнаты по пути в главную спальню. Меня перекинуло через кровать, и я смотрела в никуда.

— Что в нем такого интересного? — он спросил. — Потолок.

— Нет лучшего вида в этом гнилом доме. — Я звучала как мальчишка, и я знала это.

— Вставай. Я покажу тебе вид.

— Ты уже многое мне показал. — Мы оба знали, что я имела в виду Ники. Чувак все еще завладевал каждой моей мыслью.

— Я сделаю это достойным того, чтобы ты потратила на это время, — умоляюще умолял папа.

— Сомневаюсь. — Я фыркнула. Хотя мой гнев на него не уменьшился, я также осознала, что мне не на кого опереться, кроме Джиллиан. Мои школьные друзья были случайными, а родственники жили далеко.

— Дай мне шанс. — Он прислонился плечом к дверному косяку. — Ты либо отдашь его мне сегодня, либо в следующем месяце, либо в следующем году. Но я заставлю тебя простить меня. Не заблуждайся в этом.

— Хорошо, — удивилась я, услышав свой собственный голос. — Но не думай, что после этого мы будем круты друг с другом или что-то в этом роде.

Он отвел меня в Met Cloisters, чтобы увидеть средневековое искусство и архитектуру. Мы шли плечом к плечу, все время молча.

— Знаешь, — сказал папа, когда мы подошли к надгробным изображениям, — в Вестминстерском аббатстве их больше. Мне больше всего нравится королева Елизавета Первая. Если хочешь, я могу показать тебе это.

— Когда? — высокомерно спросила я. В какой-то момент в течение этого года быть ужасной для него стало все равно, что есть. Еще одна вещь в моей повестке дня.

— Завтра? — Он поднял брови, предлагая мне свою хитрую улыбку Конрада Рота. — Я свободен завтра.

— У меня завтра школа, — сообщила я, мой голос заметно потеплел.

— Ты многому научишься в Лондоне. Много истории.

Итак, через год я срезала угол и вернула папу в свою жизнь.

Мы сделали Клойстерс ежемесячным мероприятием.

***

Лондон не изменил меня.

Как и поездки в Париж, Афины и Токио.

Я по-прежнему была одержима всем, что связано с Ники, жаждала крох информации о нем.

Я сменила тактику с постоянной озабоченности им на всплески вопросов и приставаний. Я могла неделями не говорить о нем, а потом несколько дней безостановочно спрашивала о нем.

Руслана объяснила, что Ники счастлив в Минске. Что если он не ответил, то это из-за его плотного графика. Папа поддерживал, но каждый раз, когда я пыталась попросить его проверить Ники через его частного сыщика, он отказывался, говоря, что делает это для меня. Что мне нужно было двигаться дальше. Что он ненавидит видеть меня полностью зацикленной на своих мыслях.

Может, со мной что-то не так. Может ли любовь сделать тебя больным? Я предполагала, что может. Я всю жизнь наблюдала, как моя мать оплакивала моего брата, и не хотела тосковать по тому, кто никогда не вернется.

Тем не менее, когда мне исполнилось шестнадцать и я получила свой второй первый поцелуй от Эндрю Брауна, все, о чем я могла думать, это то, что он не был Ники.

Но я знала, что заставить папу что-то сделать невозможно. Кроме того, я должна была выбирать свои сражения. Мамы почти не было с нами. Моей единственной постоянной семьей был мой отец, и я не хотела разрушить ее, ссорясь из-за мальчика, который даже не удосужился написать мне в ответ.

Годы текли рекой, топив меня во всевозможных первых знакомствах с мальчишками, которые не были Николаем Ивановым. Первые семь минут в раю (Роб Смит). Первый сеанс поцелуев под трибунами (Брюс Ли). Первый бойфренд (Пирс Роквиш) и первое горе (Кэрри и Эйдан из «Секса в большом городе», потому что давайте признаем, что Пирс был великолепен, но не Эйдан). Ники всегда сидел на обочине моего сознания, заставляя каждого парня, с которым я встречалась, терпеть неудачу. Интересно, сколько девушек он поцеловал за эти годы? Если бы он все еще думал обо мне, когда прикасался к другим девушкам, скользя руками под их рубашки. Было