Черный список - Александра Маринина

– Будешь молчать – буду бить, – лаконично предупредил я. – А бью я больно.

– Малолетку избить – много ума не надо, – пробурчал Леха уже более уверенно.

Так и есть, его проинструктировали. Теперь в случае чего он заявит, что предупредил меня о своем возрасте. Вот сукин сын! И кто же это им так лихо управляет?

– Ну да, а на побегушках быть у твоего инвалида – нужен гигантский интеллект, – брякнул я наугад. – Кто нас фотографировал? Ты?

– Не знаю я ничего. Отпустите, – заныл Леха.

Можно было бы потратить время на то, чтобы попробовать его расколоть, но я понимал, что в нынешних условиях дело это, скорее всего, дохлое. Чтобы «колоть», надо или знать о человеке и его окружении достаточно много, или иметь возможность применять некорректные методы. Был бы я в Москве… Но я был здесь, в этом южном городе, где у меня не было ни знакомств, ни связей, ни источников информации. Зато здесь были люди, которым я почему-то очень не нравился. И почему бы это? Ведь я практически совсем не вмешивался в раскрытие убийств на кинофестивале, а если и пытался что-то сделать, помогая Сереже Лисицыну, то ничего стоящего не раскопал и ничего умного не подсказал. Чем же я им так мешаю? И не просто мешаю, я стою у них как кость в горле, иначе разве они стали бы покушаться на восьмилетнюю девочку…

– Отпусти его, Юра, – сказал я дрожащим от возбуждения голосом. – Пусть катится к чертовой матери. Будет нужен – я его из-под земли достану.

Интерес к мускулистому Лехе у меня пропал, потому что я наконец понял, что так беспокоило меня, когда я думал о Лиле. И почему же я раньше этого не вспомнил?

Глава 11

Всю ночь я не сомкнул глаз, мысленно подгоняя часы, чтобы скорее наступил рассвет. В семь утра я осторожно, стараясь не разбудить сладко спавшую Татьяну, вылез из кровати, оделся и помчался на переговорный пункт, благодаря судьбу за то, что у Алика Борзенкова на даче есть телефон. Покупая жетоны и набирая длинный телефонный номер, я снова и снова вызывал в памяти тот день, когда мы впервые пригласили Юру Мазаева разделить наше застолье. Юра болтал с кокетливой Ирочкой, а я – с Татьяной. Лиля читала «Вестник кинофестиваля».

«Папа, кто такой Олег Юшкевич?»

«Это такой киноактер, доченька».

«А кто такой Виктор Бабаян?»

«Это кинорежиссер. Он фильмы снимает».

В «Вестнике» десятки и сотни имен и фамилий, но Лиля почему-то спрашивает только об этих двоих. А что, всех остальных она знает? Почему только эти два имени привлекли внимание восьмилетней девочки? Имена двух людей, которые трагически погибли в течение нескольких ближайших дней. Моя дочь – ясновидящая?

К телефону долго никто не подходил, и я сначала даже испугался, что Алик увез всех на озеро с утра пораньше, но потом в трубке раздался заспанный голос его жены Куки. Вообще-то ее звали Людмилой, но Алик с самого начала называл ее Кукла, а вслед за ним это слово стал повторять и их сынишка, но, поскольку с дикцией у малышей не всегда обстоит благополучно, вместо «куклы» получилась «кука», и этот вариант закрепился намертво как в семье, так и среди их общих друзей. Кука ужасно мне обрадовалась, потому что была очень внушаемой и полностью разделяла страхи своего музыкального супруга относительно моей безопасности.

– Владинька, у тебя все в порядке? – возбужденно закричала она.

– Естественно. Как там мой дитеныш?

– Спит. Разбудить?

– Разбуди, пожалуйста, – попросил я, сгорая от нетерпения.

Жетоны один за другим проваливались в ненасытное чрево автомата, пока Кука будила Лилю. Наконец я услышал ее голосок:

– Папа?

– Привет, котенок. Как ты?

– Хорошо.

– Не скучаешь?

– Нет, здесь книжек много.

– Отлично, молодец. Котенок, у меня к тебе очень серьезный разговор.

– Про тетю Таню?

– Да нет же, не про тетю Таню. Помнишь, мы несколько дней назад обедали, а ты за столом читала журнал, «Вестник кинофестиваля», и спрашивала меня, кто такие Олег Юшкевич и Виктор Бабаян? Помнишь?

– Помню.

– А почему ты спрашивала именно про них? Ведь в журнале было много разных фамилий. Почему ты обратила на них внимание? Постарайся вспомнить, котенок, это очень важно.

– Я эти фамилии видела на бумажке.

– На какой бумажке?

– У дедушки.

– У какого дедушки?! – заорал я в трубку. – Лиля, пожалуйста, перестань дурачиться. Это очень, очень серьезно.

– Я не дурачусь. – Голос у моей дочурки стал обиженным и дрогнул. – Когда мы ходили к дяде Сереже в гости, начался сильный ветер, и у дедушки выпала газета и какие-то листочки. Ты же сам велел мне помочь ему.

– И ты заглянула в эти листочки?

– Да. А что, нельзя было? – испуганно спросила Лиля.

Одной из немногих вещей, которые милицейскому папаше удалось накрепко вбить в голову своей дочери, был категорический запрет брать чужое. И Лиля панически боялась сей запрет нарушить. Но мой ребенок был все-таки неисправим: стоило ей увидеть буковки, она тут же начинала складывать их в слова.

– И что было в этих листочках?

– Фамилии.

– Какие фамилии? Сколько?

– Много, папа, я не помню.

– И среди них были фамилии Юшкевич и Бабаян?

– Да. Я потому потом и спрашивала.

– Котенок, напрягись, пожалуйста, сосредоточься и вспомни, какие еще фамилии там были.

– Я забыла, – произнесла она упавшим голоском. – Я же не знала, что нужно запоминать.

– Ибрайбекова. Была такая фамилия?

– Не помню. Кажется, нет.

– Доренко?

– Тетя Оля? Была.

– Голетиани?

– Не помню. По-моему, нет.

– Иванникова?

– Да, была. Я помню, что была.

– Казальская?

– Нет, кажется. Папочка, ну я правда не помню.

– Довжук?

– А мама говорила, что ее убили…

– Была или нет?!

– Была… Папа, не сердись. Я не виновата…

– Да я не сержусь, котенок, что ты, просто я очень волнуюсь, потому что у нас с тобой важный разговор. А фамилия Целяева там была?

– По-моему, нет.

– Давай повторим сначала. Ты абсолютно уверена, что видела в этом листочке фамилии Доренко, Довжук и Иванникова?

– Да. Я уверена.

– А сколько еще фамилий было в списке?

– Эти три, потом те две, про которые я спрашивала, и еще, наверное, одна или две, но я их прочитать не успела.

– Ладно, котенок, отдыхай, веди себя хорошо, слушайся Алика и Куку. Я тебя целую. Тебе привет от мамы.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила она. – А от тети Тани?

– И от тети Тани, и от тети Ирочки, и от дяди Юры Мазаева. Они все тебя обнимают и целуют.

– Хорошо, – важно сказал мой ребенок. – И я их целую.

Я повесил трубку и вышел из кабины. Только на улице я почувствовал, что взмок настолько, что рубашка прилипла к спине. В голове с калейдоскопической скоростью замелькали обрывки мыслей и сведений, которые до разговора с Лилей были разрозненными и никак друг с другом не связанными, а теперь вдруг начали складываться в единую картинку.

Дедушка с листочком.

Листочек с фамилиями.

Фамилии шести или семи человек, четверо из которых убиты.

Одна из убитых получила кассету, на которой были запечатлены местные ветераны и работа юношеского военно-спортивного клуба «Патриот».

Ветераны… Дедушка…

Юношеский клуб. Подростки. Мускулистый малолетка Леха. Пожилой мужчина с военной выправкой (ходит как аршин проглотил). Юношеским клубом руководят ветераны, военные-отставники.

В какое же дерьмо я вляпался?!

* * *

В дом номер 8 по Первомайской улице я уже не вернулся. Прямо с переговорного пункта я отправился искать Сергея Лисицына, взял у него переданные Ритой буклеты с фильмографиями всех четверых убитых кинодеятелей, велел ему раздобыть все остальные буклеты со сведениями об участниках кинофестиваля «Золотой орел» и явился пред ясные очи хозяев дома номер 21 на все той же Первомайской улице. И был я к тому моменту уже темноволосым, коротко стриженным и усатым и носил весьма прозаическое имя Дмитрия Николаевича Галузо. Мои вещи должен был принести Лисицын, его же я попросил предупредить Татьяну.

На новом месте мне не повезло. Моими соседями оказались супруги с двумя детишками пяти и семи лет, и шуму и визгу от них было столько, что у меня сразу же разболелась голова. Тем не менее я разложил перед собой буклеты, вооружился карандашом и принялся мужественно изучать названия фильмов, к которым имели отношение четверо погибших. Мне хотелось понять, не связаны ли убийства с каким-нибудь конфликтом, возникшим во время съемок, а для этого нужно было выяснить, не встречались ли все четверо на одной и той же съемочной площадке. Вскоре в глазах у меня рябило от названий и дат, но ничего подходящего я не нашел. Оля Доренко и Люся Довжук снимались в фильмах Бабаяна, но Бабаян никогда не работал с Юшкевичем. Олег Юшкевич и Люся Довжук дважды снимались в одном фильме, но рядом с ними не было Оли Доренко. Я снова и снова шел по спискам фильмографий, но все четверо в одной точке никак не сходились. Почему же их имена оказались в одном списке у загадочного «дедушки» вместе с именем Екатерины Иванниковой и еще одной-двумя фамилиями? Что их всех объединяло? Ответ напрашивался сам собой: их объединяла смерть. Четверо уже убиты, остальных ждет та же участь. Но почему? За что?