Брокен-Харбор - Тана Френч

прежнее место и поддел лоскут под ключицей.

– Вот рана, оказавшаяся смертельной. Лезвие вошло между третьим и четвертым ребром, в область средней ключичной линии, вызвав сантиметровый разрыв в правом желудочке сердца. Кровопотеря была быстрой и обширной. Падение кровяного давления привело к потере сознания в течение пятнадцати-двадцати секунд и к смерти приблизительно двумя минутами позже. Смерть наступила от потери крови.

Значит, Пэт никак не мог избавиться от оружия. Впрочем, я его в этом давно не подозревал. Купер бросил скальпель в лоток для инструментов и кивнул ассистенту, который, тихонько напевая, вдевал нитку в толстую кривую иглу.

– А характер смерти? – спросил я.

Купер вздохнул:

– Насколько я понимаю, сейчас вы полагаете, что в момент смерти в доме присутствовал пятый человек.

– На это указывают улики.

– Хм-м. – Купер щелчком стряхнул что-то невообразимое со своего халата. – Уверен, это заставляет вас предположить, что данный индивидуум, – кивок в сторону Пэта Спейна, – был убит. К сожалению, некоторые из нас не обладают такой роскошью – делать предположения. Все раны могли быть нанесены как нападавшим, так и самой жертвой. Характер смерти не определен – либо убийство, либо самоубийство.

Адвокат защиты будет в восторге от подобного заключения.

– Тогда давайте пока оставим пропуск в отчете и вернемся, когда у нас будет больше улик. Если криминалисты найдут под ногтями чью-то ДНК…

Купер наклонился к микрофону.

– Характер смерти не определен, – сказал он, не удостоив меня взглядом, и с усмешечкой покосился на Ричи. – Не унывайте, детектив Кеннеди, ведь по поводу характера смерти следующей жертвы вряд ли возникнут сомнения.

Эмма Спейн выехала из ячейки, аккуратно завернутая в простыню, словно в саван. Ричи дернулся, и я услышал шорох – он быстро почесался, засунув руку в карман. Две ночи назад девочку поцеловали перед сном, и она уютно свернулась на этой самой простыне. Если он начнет думать о том же, к Рождеству у меня будет новый напарник. Я переступил с ноги на ногу, задел локоть Ричи и откашлялся. Купер смерил меня долгим взглядом, однако Ричи понял намек и замер. Ассистент развернул простыню.

Я знаю детективов, которые умеют в самые тяжелые моменты вскрытия расфокусировать зрение. Купер потрошит мертвых детей, пытаясь обнаружить признаки насилия, а следователь тем временем пристально вглядывается в размытое пятно. Но я смотрю. Не мигая. Жертвы не выбирали, терпеть им то, что с ними делают, или нет. По сравнению с ними я и без того в достаточно привилегированном положении, чтобы еще и заботливо оберегать себя, щадить свои нежные чувства.

С Эммой было хуже, чем с Патриком, не только из-за юного возраста, но и потому, что ее тело выглядело совсем нетронутым. Можете считать меня извращенцем, но, по-моему, чем хуже раны, тем легче перенести аутопсию. Если труп похож на тушу, привезенную с бойни, У-образный разрез и щелчок при снятии крышки черепа большого впечатления не производят. Тогда ваш внутренний коп получает возможность сконцентрироваться на повреждениях, они превращают жертву из человека в испытуемый образец, источник ответов и улик. Эмма была просто маленькой девочкой с нежными пятками, веснушчатым курносым носом и выпуклым пупком, виднеющимся из-под задравшейся розовой пижамы. Можно было поклясться, что она в одном шаге от жизни, что она вот-вот проснется, стоит только шепнуть ей на ухо нужные слова, прикоснуться к нужной точке. А Купер собирался сотворить над ней от нашего имени гораздо более чудовищное зверство, чем ее убийца.

Ассистент снял с ее рук бумажные пакеты – их надевают для сохранения улик, – и Купер наклонился над ней со шпателем, чтобы взять соскоб из-под ногтей.

– А! – вдруг воскликнул он. – Любопытно.

Он взял пинцет, сделал что-то изощренное с ее правой рукой и выпрямился, подняв инструмент повыше.

– Это, – сказал он, – было между указательным и средним пальцами.

Четыре тонких светлых волоска. Блондин, склонившийся над розовой постелью с оборками, сопротивляющаяся девочка…

– Этого хватит для анализа ДНК? – спросил я.

Купер улыбнулся одними губами:

– Умерьте пыл, детектив. Разумеется, потребуется провести микроскопическое сравнение, но, судя по цвету и структуре, эти волоски, по всей вероятности, принадлежат самой жертве. – Он бросил их в пакет для вещдоков, достал авторучку и, наклонившись, черкнул что-то на ярлычке. – Если допустить, что улики подтвердят предварительную версию об удушении, я бы предположил, что ее руки были прижаты по сторонам головы подушкой или другим орудием преступления и что перед тем, как потерять сознание, она, не имея возможности вцепиться в нападавшего, тянула себя за волосы.

В этот момент Ричи вышел – просто развернулся, ушел и закрыл за собой дверь. Хорошо еще, что не впечатал кулак в стену и не сблевал на пол.

Ассистент захихикал. Купер бросил на дверь долгий ледяной взгляд.

– Прошу прощения за детектива Куррана, – сказал я.

Купер перевел взгляд на меня.

– Я не привык, – сказал он, – чтобы мои вскрытия прерывали без веских причин. У вас или у вашего коллеги такая причина есть?

С надеждой на то, что Ричи понравится Куперу, осталось только попрощаться. Впрочем, это была наименьшая из наших проблем, ведь если Ричи не вернется в морг и не досмотрит вскрытие до конца, в отделе его высмеют так, что шпильки Квигли покажутся цветочками. Ему дадут прозвище, от которого будет не избавиться до конца жизни. Купер, скорее всего, промолчит – он считает сплетни ниже своего достоинства, – но, судя по блеску в глазах ассистента, тому уже не терпелось раззвонить о случившемся на всех углах.

Пока Купер занимался наружным осмотром, я держал рот на замке. Слава богу, больше никаких неприятных сюрпризов. Рост Эммы чуть выше среднего, вес средний, и, насколько мог судить Купер, она была здорова во всех отношениях. Никаких заживших переломов, ожогов, шрамов, никаких страшных следов насилия – ни физического, ни сексуального. Зубы чистые и здоровые, ни единой пломбы; ногти чистые, короткие. Ее недавно подстригли. Всю свою недолгую жизнь девочка была окружена заботой.

Ни конъюнктивальных кровоизлияний, ни синяков на губах там, где что-то прижимали ко рту, – никаких указаний на то, как ее убили.

– Хм-м, – вдруг промычал Купер, посветив Эмме в рот диагностическим фонариком, словно лечащий врач. – Он снова потянулся за пинцетом и, запрокинув девочке голову, засунул пинцет глубоко ей в глотку. – Если я правильно помню, на кровати жертвы лежали несколько декоративных подушек, на которых разноцветной шерстью были вышиты антропоморфные животные.

Котята и щенки, глядящие на тебя в свете фонарика.

– Верно, – сказал я.

Купер картинным жестом извлек пинцет.

– В таком случае, – произнес он, – полагаю, мы получили доказательства того, что именно послужило причиной смерти.

Клочок шерсти, мокрый и темный – высохнув, он станет розовым.