След орла (СИ) - Сойфер Дарья

– Да.

– Перестань смотреть на меня, как будто ты все всегда знаешь заранее! – она сердито тряхнула головой и отвернулась. – Я подозреваю человека, которого не хочу подозревать… И повод для сомнений крошечный: он всего лишь обманул меня насчет рыбы…

– Тебе недостаточно доказательств?

– У меня их нет вообще. Только сомнение. Мерзкое неприятное чувство прямо вот здесь… – она ткнула себя в грудь и закрыла лицо руками. – Я не знаю, Имагми…

– Я бы сказал тебе сейчас, что стоит доверять своей интуиции, но ты меня не услышишь. Поэтому давай так: какие доказательства тебе нужны?

– Ты же разбираешься в кораблях?

– Ну… – он повел плечом, которое уже покрылось гусиной кожей. – Я не служил матросом, но кое-что понимаю…

– Видишь ту белую яхту внизу? Как думаешь, у нее большой трюм?

– Смотря для чего.

– Чтобы месяц держать там трех заложниц.

– Ого, – Имагми присвистнул. – Весело ты проводишь каникулы.

– Меня отстранили от учебы. Так что думаешь?

– Теоретически, они бы туда влезли. Но сделать так, чтобы они целый месяц сидели там не привлекая внимания… – он скривился. – Только если их чем-то накачали.

– Я боюсь лететь туда. Если дядя Альберт узнает, что я… В общем, если я ошиблась, будет плохо.

– Так в чем проблема? – Имагми улыбнулся, подмигнул и прямо на ее глазах сжался до размеров ворона.

– Нет, постой… Я еще не решила, стоит ли…

Но он уже стремительно пикировал к яхте.

Подозрения на какой-то миг снова показались Маре глупой фантазией. Да почти все, кого она знала, умели управлять плавсредствами! Взять того же Сэма! Уж он-то ненавидит Эдлунда, как никто другой! Может, отвлекал ее, а тем временем попросил кого-то из своих последить за шведским профессором? А если море вообще не имеет никакого отношения к похищениям? А если девушек давно убили… Если, если, если…

Она застыла, не спуская глаз с «Большой Ингрид». То и дело ей чудилось какое-то шевеление сбоку, оборачивалась резко, но поселок был по-прежнему безлюден. Спустя несколько минут Имагми вернулся к ней.

– Трюм пуст, – сообщил он, спрыгивая на землю.

– Ты уверен? И никаких потайных дверей? Замков?

– Абсолютно. Трюм даже не заперт. Там есть банки с краской, оборудование для съемки… Ничего подозрительного.

– Отлично, – Мара выдохнула с облегчением. – Значит, я зря переживала. Надо позвонить Брин, сказать, что все в порядке.

– И все же я останусь на день или два, – Имагми поежился от холода.

– Но где ты собираешься жить? У тебя здесь ни жилья, ни одежды…

– Глупости, – он фыркнул. – Зачем нужны крылья, если ими не пользоваться? Я облетал так почти всю Канаду. Найду где-нибудь немного денег, поем, договорюсь о ночлеге… В этой деревне мне лучше не светиться.

– То есть будешь воровать? – уточнила Мара.

– Когда у тебя важная цель… – начал было Имагми, но на полуслове трансформировался и упорхал вниз, в вечерний туман.

Девочка побрела домой. Могла бы тоже полететь, но не хотела бросать одежду. Да и спешки никакой: небо окрасилось закатом, и облака сделались похожими на кусты цветущей сирени. Все это великолепие отражалось в морской глади, будто море было наполнено не соленой водой, а сладким густым напитком. И куски льда, и далекие очертания берегов и островков обрели темный фиалковый оттенок. Кто бы сказал Маре раньше, что север может выдать всю палитру самых насыщенных, самых тропических красок?.. А теперь она видела это воочию и понимала, почему Альберт Эдлунд стал фотографом. Совет, политика… Здесь, в Гренландии, где кроме бесконечной природы из снов не существует больше ничего, Мара могла бы остаться навсегда. Лечь на бархатный мох, раскинуть руки и вечно смотреть в изменчивое низкое небо.

Если бы не было Линдхольма.

Мара помнила слова Брин о том, что Линкс в спешке смылась из пансиона, и это не давало девочке покоя. Пусть эта рысь и сбежала, главное, чтобы ее исчезновение не навредило Вукович. Но хорватки в комнате не было. Ее кровать оставалась нетронутой с самого утра, и Альберт, который как раз доставал из духовки печенье с корицей, сказал, что она так и не появлялась. С тех самых пор, как утром за ней прилетал вертолет из Кангерлуссуака.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Извинившись перед стариком Эдлундом, Мара вышла позвонить. Без толку. Телефон хорватки не отвечал. Девочка постаралась унять всколыхнувшуюся тревогу. Никакой паники. Спокойствие. Вукович предупреждала, что может отсутствовать. И велела заботиться лишь о безопасности территории. Поэтому после ужина и чаепития Мара дождалась, пока в комнате Альберта все стихнет, и выпорхнула на свой ночной патруль. На сей раз она даже покинула территорию поселения и облетела местность чуть дальше. Дважды. Второй раз совсем низко, чтобы ничто не укрылось от острого орлиного зрения. Но ни малейшего шевеления, ни кого-то подозрительного она не отметила. Погоняла ради развлечения перепуганную мышь и вернулась к себе.

В доме было так тихо, что Мара слышала мерное цоканье своих наручных часов. Она то погружалась в дрему, то просыпалась от каких-то смутных, тревожных сновидений. И первым делом бросала взгляд на кровать Вукович: пусто.

Сбив простыню в комок, Мара не выдержала и вылезла из кровати. Как раз начинало светать, значит и нечего было выдавливать из себя сон, как зубную пасту из пустого тюбика. Оделась, проверила телефон. Ни одного сообщения. Сомневалась, стоит ли беспокоить опекуншу в такую рань, но решила, что раз та не дома, то и не спит наверняка. И набрала снова. И снова. Нет ответа. Перезагрузила телефон и ткнула в кнопку вызова… Бесполезно.

Мара металась по комнате, пока не услышала шорох в спальне Эдлунда. Ей было, конечно, совестно, что она разбудила старика, но силы выносить одиночество иссякли. Да, она не могла рассказать ему о своих страхах, потому что тогда пришлось бы выкладывать все с самого начала. Но хотя бы его присутствие, хотя бы кофе с молоком и с тостами, незатейливая светская беседа и солнечные лучи на клетчатых занавесках помогали ей поверить, что все хорошо. День как день, жизнь идет своим чередом.

Альберт, как обычно, взял рюкзак и отправился плавать на «Большой Ингрид», а Мара решила сообщить Брин, что на старика Эдлунда уже не надо искать никакой компромат. Накануне у нее это вылетело из головы, а когда прилетело обратно, звонить стало уже поздно. Вытащила телефон, но на нем с грустным пиликаньем мигнула красная лампочка.

Она бросилась в комнату, но зарядки не было на месте. Наверное, Вукович вчера случайно захватила две. Девочка в нерешительности замерла в прихожей. Ей хотелось, конечно, поболтать с подругой, но в спальню Альберта Эдлунда она еще ни разу не заходила.  Любопытство пересилило здравый смысл. Мара вздохнула и повернула дверную ручку.

Идеальный порядок. Кровать, застеленная по-военному. Рамки с фотографиями висят как по линейке. И нигде не видно зарядку. Мара выдвинула наугад верхний ящик комода – всякие лекарства. Средний – трусы и носки. Нижний – папки, письма, документы, диплом об окончании Линдхольма, о присвоении докторской степени в области генетики. Справа, на самом дне, чернел шнур зарядки. Потянула его на себя, и из папки показался заломленный уголок черно-белой фотографии. Мара машинально вытащила его, и увиденное заставило ее отшатнуться. Трое мужчин на фоне столь хорошо знакомого ей маяка. Все трое высокие, плечистые, в белых халатах. Тот, что слева, с бородой, сильно напоминал Альберта Эдлунда. Моложе, разумеется. Но ошибиться было трудно. А вот двое других… Их лица на фото отсутствовали. Вместо них зияли дыры с черной обожженной каймой. Кто-то сильно ненавидел этих двоих. И Маре стало страшно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мокрыми от холодного пота руками она схватила зарядку, снимок и побежала в спасительные стены своей спальни. Набрала Брин.

– Я уже думала, ты не позвонишь! – воскликнула исландка. – Тут такое… Я должна тебе рассказать…

– Мисс Ревюрсдоттир, мы вам не мешаем? – раздался в трубке голос профессора Фалька.

– Простите, это очень срочно, я буквально на пять минут!