Ангел света - Джойс Оутс

— Это честь для меня, — неуклюже мямлит Ник.

Перед ним пара — Мори и Изабелла. Как удивительно… как неожиданно. Ведь на протяжении всех этих лет Ник, конечно же, не раз видел своего друга в обществе девушек — девушек, с которыми, возможно, сам знакомил Мори, девушек, которые (мягко говоря) больше интересовались Ником. А теперь вот Изабелла, эта чужестранка, весьма экзотическая дебютантка в вашингтонском свете, спокойно стоит рядом с Мори, нимало не смущенная оценивающим взглядом Ника.

Часы показывают без десяти три, когда они с Изабеллой натыкаются на черепах.

Они брели по берегу в направлении скалы Башни… хотя до мыса им, пожалуй, не дойти: слишком далеко. (Ник-то с удовольствием бы туда прогулялся — они ужасно долго просидели за завтраком, — но он сомневается, что Изабелла де Бенавенте сумеет одолеть такое расстояние.) Мори хочет, чтобы они познакомились поближе, Мори намеренно остался с мистером Мартенсом, но беседы у Ника с Изабеллой не получается, и Ник считает, что надо возвращаться. Они шагают уже минут пятнадцать, а то и двадцать.

Черепахи-террапины попались им очень кстати. Есть над чем поохать, порасспрашивать, понаблюдать.

И вдобавок они, похоже, действительно занимаются любовью. Медлительные, тупые, упорные существа полубессознательно бьют лапами друг друга и снова и снова пытаются вскарабкаться на груду обломков. (Одна из черепах вдруг делает рывок вперед, теряет равновесие, откатывается назад; другая цепляется и на ощупь лезет ей через голову.)

— Бедняги, — говорит Изабелла, отбрасывая волосы с разгоряченного лица, — может, им надо помочь?.. Ник любезно смеется.

Хотя ничего забавного тут нет, ибо черепашья любовь слепа, и безжалостна, и лишена чувства… лишена внимания — словно валы, обрушивающиеся на берег.

Головы рептилий напряженно торчат из горбатых панцирей, тусклые глазки-бусинки смотрят не мигая. Точно оживший кусок камня или ком земли, существа из снов, упорные в своей борьбе, действующие вслепую, на ощупь… Ник с Изабеллой шагают дальше, и Ник вдруг слышит свои слова: он рассказывает ей случай из своего детства, о котором до сих пор ни разу не вспоминал… о том, как мальчишки пытались разбить черепаху о камень… и какой его тогда парализовал ужас… какое он испытал отвращение… хотя (и этого он, конечно, Изабелле не говорит), возможно, он и был одним из этих мальчишек, которые с гиканьем шмякали черепаху о камень и хохотали, глядя на ее неуклюжие попытки избежать своей участи, — возможно, лишь впоследствии он вообразил, будто испытывал при этом ужас и отвращение.

— Ну… мальчишки — существа жестокие, — говорит Изабелла.

Они идут дальше, хотя грохот прилива заглушает половину их слов. Мори то и Мори се; планы на будущий год; Мори хочет написать книгу об истории лобби по правам человека в конгрессе США; он подал заявление о предоставлении ему на год стипендии Фулбрайта для работы за границей (в Норвегии?.. Ник не расслышал и не хочет переспрашивать Изабеллу), хотя кто-то (видимо, начальник Мори) вроде бы не очень «рад» этим его планам… Ник исподтишка разглядывает голые ноги Изабеллы. Узкие, бледные ступни с красивыми, увязающими в песке пальцами и ногтями, покрытыми коралловым лаком, тонкие лодыжки. У Ника на ногах туфли, и он шагает без труда.

Вы считаете, что будете счастливы с ним, этого Ник не спрашивает, вы считаете, что этот человек сделает вас счастливой?

Летит песок, кричат чайки, и надо поддерживать разговор, потому что Мори, конечно, так хочет, так надеется, что они станут друзьями, — намерения у него самые добрые. Изабелла не скажет ему, что его друг Ник — высокомерный хвастун и мерзавец, а Ник не скажет ему, что его невеста — тщеславная пустышка и ее прелестный акцент скорее всего наигран.

— Здесь чудесно, — говорит Изабелла, повышая голос, чтобы перекрыть шум ветра. — Туман у тех скал — это ведь туман, верно? — смотрите, а там радуга… ну, почти радуга…

Ник щурится и прикрывает глаза рукой. Хотя он ничего не видит, кроме нагромождения валунов в море у основания утеса, он что-то буркает в знак согласия.

Изабелла идет — с трудом — по самой кромке берега, проваливаясь в песок. Словно подвыпившая сомнамбула, она весело взмахивает руками.

— Без пяти три, — замечает Ник. Пожалуй, надо уже поворачивать назад.

До скалы Башни — одного из тайников, где Ник в детстве любил играть, — еще целая миля, а то и больше, до коттеджа Мартенсов идти назад тоже по крайней мере с милю. Хотя Изабелла оживленна и вроде бы полна энергии, Ник знает, как молодая женщина ее типа может вдруг выдохнуться.

Солнце ярко светит, но воздух прохладен. Морские водоросли, ламинарии, крохотные дохлые рыбешки, плавник, набегающая и уползающая пена. Море колышется. Ветер, и волны, и водяная пыль. Упорно пульсирует — не сердце Ника, а сам огромный океан, сливающийся с облаком на горизонте.

— Вы не устали, — спрашивает Ник, — не повернуть назад?..

Но Изабелла, ушедшая немного вперед, издает восклицание по поводу чего-то увиденного под ногами (морской звезды, раковины) и не слышит.

Они идут дальше. Далеко впереди что-то движется по пляжу — собака, но она заворачивает, следуя изгибу берега, и, когда Ник указывает на нее Изабелле, смотреть уже не на что.

— Здесь всегда пустынно, — говорит Ник. — Идешь — идешь милю за милей — и никого.

И Изабелла говорит:

— Действительно пустынно.

С остова большой рыбы, хлопая крыльями, взлетают чайки. Изабелла подчеркнуто отводит взгляд. Ник, оглянувшись, видит — и на миг сердце у него замирает, пропускает один удар — их следы на мокром, плотно утрамбованном песке: его огромные ноги и ее маленькие, с четко обрисованными пальцами. Следы петляющие, пересекающие то в одну, то в другую сторону кромку прилива.

Они уходят назад и исчезают из глаз: берег делает здесь изгиб, и владения Мартенсов не видно.

Изабелла говорит. Ник снова поворачивается к ней, с извиняющимся видом приставляет к уху ладонь. Он не расслышал. Не слушал.

— Я знаю, вы не одобряете меня, — говорит она. — Вы и все остальные друзья Мори.

Ник настолько поражен, что теряет дар речи. Он чувствует, как краснеет: его поймали с поличным — ведь она все равно что прочла его мысли.

Голос Изабеллы звучит вызывающе твердо: возможно, она отрепетировала этот свой храбрый маленький спич.

— Я знаю, что не нравлюсь вам, — говорит она. — Я знаю, я это понимаю. Потому что он действительно необыкновенный человек. Вы думаете — все так думают, — что он достоин десятка таких, как я… и я не спорю… я понимаю… я ведь знаю, как все его любят. Но и я тоже люблю его.

Ник начинает было возражать, но Изабелла, решительным жестом взяв его за кисть, не дает ему сказать. Она быстро произносит:

— Нет. Я понимаю. Я вас не виню. Вы знаете его уже десять лет. Но я хочу объяснить… пожалуйста, позвольте мне объяснить. Мори видит во мне женщину, которая намного меня превосходит. Он любит ее, обожает ее. Мне кажется, я люблю его из-за этой женщины… я хочу дорасти до нее. Вы понимаете? Я люблю его из-за этой женщины…

Ник ужасно смущен, он не в состоянии даже отстраниться от нее.

— Я действительно люблю его, — со страстью, будто отвечая на вызов, говорит Изабелла. — Я люблю Мори так… как вообще умею любить.

ПЛАЧ ВЛЮБЛЕННОГО

— Красивая девушка, — говорит мистер Мартене, — красивые блестящие глаза, и зубы тоже — я особенно заметил зубы, белые, как жемчуг, и влажные… хищница. Поздравляю.

Три тридцать. Точнее, три тридцать две. У Мори пересохло во рту; с трудом дыша, он смотрит на стрелки и сначала даже не может понять, который час.

Громкие голоса, смех. Трещат петарды. Дети — племянники и племянницы Мартенсов или друзья племянников и племянниц — носятся как угорелые. Вниз — на пляж, вверх — к дому. Крики. Визг. Взрослые сидят на проросшей сорняками, выложенной плитами террасе, потягивают напитки и беседуют об инспекционном совете округа (который, насколько понимает Мори, насквозь прогнил) и необходимости твердо соблюдать границы зон. О том, что скоро непременно сделают разворот у бензоколонки «Сокони ойл». О болезни — по — видимому, раке — у общего знакомого, имени которого Мори никогда прежде не слыхал.

Мори медленно спускается на пляж, со стаканом в руке. Лед в нем почти растаял.

Птица с дивным оперением, златокрылая, но золото такое светлое, такое бледное, что перья кажутся серебряными. Прилетела к нему. На его плечо… Существо из мечты. А эти глаза. Взгляд их пронзает тебя насквозь, так что теряешь почву под ногами.

«Хищница», — сказал мистер Мартене со своим хриплым смешком. Похлопав беднягу Мори по плечу.

Мистер Мартене раздобрел фунтов на двадцать с тех пор, как Мори последний раз видел его. Слишком много пьет, слишком много ест, а когда говорит, весь наливается странной неудовлетворенностью — буквально видишь, как пот каплями выступает на его бледном дряблом лице.