Ферзи - Татьяна Чернявская

— Теперь повторю для непонятливых, — не выпуская корчащуюся от боли заложницу, подошла к сгрудившимся у вещей женщинам. — Вы увидели монстра. Закричали. Мы вас спасли, самоотверженно отогнав тварь подальше и качественно запугав на будущее. В противном случае, сами будете объяснять мужьям, зачем целым кагалом светили голыми задницами перед охранниками и с каким это таким мужиком обжимались по кустам до потери приданного.

Судя по побледневшим и вытянувшимся лицам, многим даже в голову не приходило, как их показательное выступление, рассчитанное на подтверждение звания лучших девок каравана, будет выглядеть со стороны. Другие же, хоть и представляли последствия, явно не ожидали их так скоро и в такой интерпретации. Сообразив, что страх перед гневом ревнивых спутников пересилил совершенно бабскую гордыню и крови вроде как не предвидится, травница отбросила подальше оружие и с таким же нагловато-независимым видом заняла место подле подруги:

— Кому-то ещё не понятно или сюда мужиков вызвать?

Уже значительно позже, когда растерянные, но не особенно пристыженные агрессоры женского царства послушно оделись, отказавшись от воплощения примитивных эротических фантазий а-ля купающиеся грации, и неровным строем двинулись в сторону лагеря, травница шёпотом обратилась к замыкающей шествие подруге:

— Послушай, Тан, я, конечно, всё понимаю: дамочки надеялись на захватывающе романтическое приключение, если кто-нибудь из проверяющих периметр охранников соблазнился бы этим действом. Ой, наивные. Будто уставшие голодные мужики будут рисковать своим заработком, гоняясь за ними по бурелому, когда рядом есть жратва, тепло и положенных сто грамм. Понимаю, что тебя это не особо вдохновило. Но ведь можно было бы по-тихому смотаться, чтобы лишний раз не нарываться ни на них, ни на возможных доброхотов.

Порядком рисковавшая, и ещё сама не слишком верящая в успешность собственной наглости Яританна презрительно поморщилась, не желая даже представлять, что бы они лицезрели в случае удачной попытки «перехвата кавалеров» и на мужиков какого настроя могли нарваться, будь среди караванщиков парни посообразительнее да по беспринципнее.

— Эх, Эл, травоядная ты моя альтруистка, — печально вздохнула блондинка, также переходя на шёпот, — думаешь, теперь они посмеют не накормить своих непосредственных спасительниц от «дюже дикого монстра»?

* * *

Катастрофическая, просто вопиющая неподготовленность организма к экстремальным перегрузкам не преминула сказаться уже после часа ходьбы. Как правило, чародей уделял физической подготовке большое внимание, помня, что жизнь — штука коварная и всякое может случиться, но старался делать это не слишком заметно для посторонних глаз и, как показала практика, для организма. Суровая реальность словонищских дорог быстро развеяла все заблуждения личности, хоть и высокоинтеллектуальной, но совершенно злокозненной, относительно собственных выдающихся спортивных талантов. Не исключено, что большую роль в том сыграло банальное истощение на фоне остаточных спазмов. Сперва пришлось избавиться от всей немногочисленной снеди, заключённой в пачке ржаных галет и пригоршне сушенных груш, поскольку не только запах, но даже одна мысль о близкой еде вызывала опасную резь в желудке и острые приступы тошноты, переходящей в рвоту. Универсальное противоядие сделало своё дело, абсорбировав коварный яд, неизвестно каким образом проникший в организм, но вот выводило его никак не легче. От голода подводило желудок, ноги слегка заплетались, а постоянное ощущение горечи во рту не перебивалось даже водой. Впрочем, воды в прихваченной с трупа фляжке уже практически не осталось, и лишний соблазн исчез сам собой. От воды его пока не рвало, но ощущение голода значительно усиливалось. Однако стоило только подумать о потерянных галетах, как снова подступала рвота, что чрезвычайно замедляло передвижение. И всё-таки он шёл! Шёл исключительно из чувства противоречия и упрямства, поскольку остатки здравого смысла давно солидаризировались с требованиями бурного темперамента и намекали на то, что проще зачаровать мерзких туристок, а потом выпотрошить, инсценируя нападение диких зверей. Можно даже потрошить по живому… для большей реалистичности. С каждым новым рвотным позывом эта идея казалась ему всё более и более соблазнительной.

Приближение небольшого лагеря, что вопреки его опасениям, всё же разбили на ночь, мужчина заметил задолго до того, как следы на дороге вывели его к огонькам прикрытых костров, виднеющихся на обочине сквозь стенки выстроенных в кольцо повозок. И даже не громкие голоса весёлых слегка подвыпивших работяг, что никогда не отличались рвением к трудам и теперь радовались очередной отсрочке, оповестили его о стоянке почтенных караванщиков. Не-е-ет. Это был запах. Сладковатый запах от подпекающихся на огня шкварок, густой слегка пригоревшей каши, крошенного лука с ядрёным прошлогодним хреном…. Желудок среагировал раньше мозга.

Разум заработал с лёгкой заминкой, но всё же подсказал на будущее прикрыть нижнюю половину лица большим носовым платком, во избежание дальнейших столкновений с запахами еды. Подобраться к лагерю не составило особого труда, что чрезвычайно удивило чародея, поскольку на месте дневной аварии охранники проявляли больше рвения, чем на вечерней стоянке, которая грозила большими неприятностями, оторванным от цивилизации торговцам. Мужчина слегка улыбнулся. Очевидно, охрану подбирали из просто крепких и рослых парней подходящего возраста, что либо недавно отслужили, либо активно той самой службы избегали, а потому и не успели обзавестись ни должным опытом, ни чутьём. Обогнув по тени двоих скучающих парней, что, с небрежным видом покуривая дешёвенькие папиросы, умудрено рассуждали о какой-то спортивной забаве, подменявшей в мирное время старый добрый мордобой, он подобрался к ближайшему костру, наиболее скудному на съестное.

Беглый осмотр не дал видимых результатов. На месте импровизированного лагеря искомых особ не было, что вызывало крайнее раздражение и недовольство. Можно было предположить, что чародей сбился со следа и отправился за другим караваном, но хорошо запомнившаяся повозка и несколько примелькавшихся лиц его сомнения рассеивали. Была, конечно, вероятность, что девушки отделились раньше, но чародей её сразу же отверг, посчитав, что даже самые отъявленные дуры не станут в одиночку бродить ночью близ леса, когда можно спокойно греться у костра. На этом стоило бы остановиться и дождаться, пока все лягут спать, чтобы незаметно перетрясти оставшуюся сумку и вернуть себе, наконец, бесценную печать. Однако его сильно смущало обилие женского пола в обычно весьма ограниченных на эту радость торговых коллективах. Хотя и было неприятно, но чародей вынужден был признаться себе, что очень слабо запомнил объекты слежки в лицо. Девушки были невысокими и весьма обычными, обе в штанах на городской манер. У той, что была опасно близка к списку его заклятых врагов, были очень длинная рыжевато-бурая коса и яркий, хоть и весьма обтрёпанный, короткий ардак. Вторая, ставшая теперь для него основной добычей, была повыше ростом и, кажется, коротковолосой, во всяком случае, особой длинны за её светлыми волосами он не запомнил. Вот только раскинувшийся возле самого большого костра «цветник» пестрел и тёмненькими, и светленькими, и рыженькими всех мастей, а никто не мог поклясться, что к вечеру девицы не захотели переодеться, чтобы слиться с общим гамом. Совершенно неожиданно вернулась утренняя мигрень, окончательно скрашивая впечатление от поиска. После второй или третьей русоволосой девицы, отринутой на роль спутницы своей отравительницы, он ощутил что-то очень напоминающее проблески отчаянья.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});