Король-Воитель - Кристофер Банч

Но, увы, это было невозможно, по крайней мере поначалу, поэтому приходилось прибегать к старой системе организации питания.

Нам предстояло сражаться в собственной стране и следовало быть готовыми к неизбежному мародерству и преступлениям против наших земляков. Но я поклялся свести такие происшествия к минимуму и пригрозил, что они будут строго наказываться. Поэтому я искал человека, подходящего на должность главного армейского дисциплинарного надзирателя, по совместительству — полкового палача. Я мог бы поручить борьбу с мародерством Кутулу, но его умение проникать в тайны врагов имело слишком важное значение для всей кампании, и заставлять его заниматься этой проблемой означало бы впустую тратить время и силы этого незаурядного человека.

В конце концов я нашел нужную кандидатуру: бывшего судью магистрата, участвовавшего в судах над Товиети после подавления их восстания, жесткого человека, признававшего только закон и наотрез отказывавшегося поставить выше него кого угодно, будь то люди или боги. Он должен был командовать моими армейскими надзирателями и устраивать военно-полевые суды, а я мог бы при желании противопоставлять его суровости свое милосердие. Ну а солдаты проклинали бы его, а не меня.

Была еще одна проблема, по поводу которой мне, к счастью, можно было не волноваться, поскольку с ней я ничего не мог поделать, — деньги. Проще говоря, у нас их не было. Или почти не было. Мы платили нашим солдатам очень мало и, как было сказано в документе, который мы во множестве экземпляров изготовили на нашедшемся в Пестуме печатном прессе, обещали вернуть долг золотом в течение года. Если спустя год мы все еще будем продолжать сражаться, но не сможем захватить несколько городов вместе с их казначействами… Вернее будет сказать, что, если через год мы все еще будем воевать, это будет означать, что Тенедос близок к победе, а нас всех ждет скорая гибель.

Кавалеристов мы выпускали на фуражировку, и фермеры, как водится, ворчали. Мой ответ был коротким: вы приносите жертву ради своей страны, так что берите бумажные деньги, или же мы просто реквизируем все, что нам нужно.

День за днем на поначалу пыльной, а затем утоптанной до твердости камня равнине мало-помалу складывалась настоящая армия. Орали уоррент-офицеры, проносились галопом офицеры с поручениями.

Синаит и Кутулу придумали хитрое устройство. Провидица подвергла магической обработке обломки полированных медных пластинок, окунув их предварительно в ртуть из Чаши Ясновидения; затем шпион пробирался с ними в расположение противника, раскладывал на два дня неподалеку от штаб-квартиры Тенедоса, а потом потихоньку собирал и приносил обратно.

Медь была заколдована таким образом, что могла отражать только одного человека.

Синаит уверяла, что, если медяшки найдут и попытаются использовать, нам не угрожает никакой опасности, но я все же испытывал тревогу.

Итак, Синаит произнесла нужные слова, Чаша ожила, и я вздрогнул, увидев направлявшегося ко мне Тенедоса, погруженного в беседу с одетым в мантию человеком. Я наморщил лоб, вспоминая его. Это был Годжам, один из колдунов, ставший позднее приближенным императора.

— Я нашел человека, — сообщил Кутулу, — умеющего читать по губам, и он говорит, что Тенедос инструктирует Годжама, в частности по поводу нового Корпуса волшебников, которым тот командует. У меня есть расшифрованный текст всего разговора, так что можете посмотреть, если хотите, но ручаюсь, что там нет ничего, достойного внимания, за исключением самого факта существования этого корпуса. — С тех пор как я стал главнокомандующим, Кутулу даже с глазу на глаз обращался ко мне на «вы», и мне ничего не оставалось, как стараться следовать его примеру, по крайне мере на людях.

Я рассеянно кивнул, так как не столько слушал его слова, сколько рассматривал Тенедоса. О боги, как же он постарел! Его волосы изрядно поредели, а тело казалось совсем дряблым; по-видимому, он совершенно не занимался физическими упражнениями. Однажды его взгляд скользнул по медяшке, и я вздрогнул. Его глаза тоже изменились. Всегда обладающие гипнотической силой, теперь они сияли ярким светом помешательства, полностью сосредоточившись на единственной цели, и эта цель оставалась невидимой для всех остальных людей.

Так или иначе, но вид у него был даже более пугающим, чем прежде.

Я спросил, можно ли извлечь из медяшки что-нибудь еще, и получил в ответ твердое «нет». Тогда я приказал уничтожить кусок, так как не хотел, чтобы хоть что-нибудь, к чему прикасался Тенедос или хотя бы побывавшее рядом с ним, находилось поблизости от меня или моих офицеров.

В свою квартиру я возвратился в глубокой задумчивости, все время возвращаясь к мысли о том, как годы сказались на Короле-Демоне.

Но заметив свое отражение в большом зеркале, я криво улыбнулся. Я тоже казался гораздо старше своих лет, лицо было помятым, изборожденным морщинами. Но я и мысли не допускал, чтобы мой тяжелый взгляд объяснялся чем-то иным, кроме решимости и усталости.

Множество опытных воинов прибыло в армию, без сомнения, желая получить меч и щит. Но я слишком их ценил, чтобы оставлять рядовыми, и некоторых, я уверен, это раздражало, невзирая даже на то, что более высокое воинское звание повышало их шансы уцелеть во время сражений.

Один из таких ветеранов был оружейником, и я, бесстыдно воспользовавшись преимуществом своего звания, дал ему заржавевший кинжал Йонга и спросил, нельзя ли привести его в более-менее нормальный вид.

Спустя несколько дней оружейник вернул мне кинжал, который казался новым, — даже потрескавшиеся части деревянной рукояти были заменены; серебряная отделка сверкала как зеркало, обоюдоострое лезвие стало острее, чем в тот день, когда я получил этот кинжал в подарок. В придачу мастер принес ножны из тисненой кожи, узор которой в деталях повторял гравировку на клинке.

Я попытался заплатить ему, но он отказался наотрез, так что я решил вознаградить солдата тем способом, который имеет в армии наибольшее распространение: проследить за тем, чтобы он как можно быстрее продвигался по службе. При этом он даже не поймет, что это делается в награду за его труд.

В редкие моменты досуга я вынимал кинжал из ножен и полировал его кусочком кожи, вспоминая о делах, которые он свершил в прошлом, и представляя себе те деяния, которые ему еще предстояло совершить.

Через полсезона я оказался на плацу, где домициус Танет пытался обучить группу будущих кавалеристов атаке рысью в развернутом строю, и отозвался об их действиях с самой высокой похвалой, какая только могла показаться правдоподобной. И впрямь, ни один из этих сыновей крестьян и торговцев не упал со своей клячи, привыкшей таскать плуг, или телегу, или повозку с товарами. Этих лошадей мы пытались превратить в боевых коней. Занятия были в самом разгаре, когда ко мне поспешно подъехала провидица Синаит. Ее коричневая мантия сбилась, а лицо раскраснелось от волнения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});