Повелитель бурь - Андрей Воронин

В тесноватом зале почтамта было сумрачно и сравнительно прохладно. Посетителей тут почти не было, и, едва успев войти, генерал почувствовал на себе взгляды сидевших за барьером женщин. Дамы явно страдали от хронического безделья и были не прочь поглазеть на новое лицо. Никаким Сиверовым тут, конечно, даже и не пахло, и Федор Филиппович мысленно обругал себя: учить подчиненных приемам конспирации легче, чем соблюдать ее самому…

Чтобы не торчать столбом посреди пустого зала, он подошел к окошечку и приобрел совершенно ненужный ему конверт. Вежливо поблагодарив сидевшую за массивным барьером томную брюнетку с густым пушком на верхней губе, генерал забрал конверт, ссыпал в карман сдачу и, напустив на себя озабоченный вид, поспешно вышел на улицу, В одной руке у него был увесистый портфель, в другой — пиджак и дурацкий конверт, с которым Федор Филиппович не знал, что делать. Ему хотелось бросить конверт в стоявшую у входа урну, но это был еще один способ обратить на себя внимание, и генерал решил потерпеть.

Отыскав свободную скамейку в тени старой акации, он уселся и принялся приводить в порядок свое хозяйство, то есть открыл портфель и затолкал в него сначала конверт, а потом, подумав, и глупо торчавший из кармана галстук. Вслед за галстуком из кармана вывалилась распечатанная пачка сигарет — та самая, из вентиляционной отдушины. Федор Филиппович покосился на нее, как на взведенную гранату, и аккуратно отложил в сторонку.

Несколько воспрянув духом, он позволил себе расслабиться — взял да и закурил первую за этот день сигарету. Сигарета была чересчур легкая, да к тому же пересохшая, и, втягивая безвкусный дым пополам с горячим воздухом, пахнущим асфальтом, Потапчук не испытал никакого удовольствия.

— Сигареткой не угостите? — послышался рядом с ним мужской голос.

Федор Филиппович повернул голову и с трудом удержал на лице индифферентное выражение. Сиверов выглядел как опытный бомж с приличным стажем. На нем были старые потрепанные джинсы, линялая маечка и разбитые кроссовки — все старое, поношенное, но, как ни странно, чистое. На переносице поблескивали каким-то чудом уцелевшие темные очки, а на подбородке — невиданное дело! — топорщилась жесткая темная щетина, в которой при беспощадном солнечном свете генерал углядел несколько седых волосков.

— Прошу вас, — равнодушно сказал он, протягивая пачку.

— Спасибо вам большое, — поблагодарил Сиверов. — Вторые сутки подряд подаянием кормлюсь. Не поверите, стыдно рот открывать… Я присяду?

— Скамейка муниципальная, — ворчливо сообщил генерал.

Глеб присел рядом с ним, и Федор Филиппович с легкой завистью увидел на загорелой коже его рук беловатые разводы морской соли.

— Денек сегодня как по заказу, — сообщил Слепой. — А вы отдохнуть приехали?

— Перестань паясничать, — старательно глядя мимо него, буркнул генерал. — Ты зачем меня вызвал? Мне, по-твоему, заняться больше нечем?

— Извините, Федор Филиппович, — покаянным тоном сказал Глеб. Генерал заметил, что он тоже смотрит куда угодно, только не на собеседника, из чего следовало, что Слепой намерен и дальше играть в конспирацию. — Честное слово, если бы у меня был другой выход…

— Другой выход у тебя был, — заявил Потапчук. — Сел бы в самолет, как все нормальные люди, и давно сидел бы дома — одетый по-человечески и, главное, бритый. Кстати, отдать тебе должное, для побывавшего под селем бомжа ты выглядишь неправдоподобно чистым.

— В море постирался, — признался Сиверов.

— С песочком? — иронически уточнил генерал.

— С мылом.

— А мыло откуда?

— Украл.

Федор Филиппович непроизвольно фыркнул. Он знал, что Сиверову ничего не стоит убить человека, не говоря уже о том, чтобы угнать машину или даже танк. Но Слепой, ворующий в магазине кусок хозяйственного мыла — это действительно было смешно.

— Смейтесь, смейтесь, — проворчал Глеб. — Вам легко смеяться. А я сижу тут, как этот… Ни паспорта, ни денег, даже перевод на почте не получишь. Ну, ладно, горсть абрикосов здесь за любым забором можно стащить, на любом пустыре. Но мыло-то на деревьях не растет!

Потапчук сочувственно поцокал языком.

— Тц-тц-тц, как мне тебя жалко! Давай-ка покороче. Ведь была же, наверное, причина, по которой ты решил здесь задержаться.

Глеб поморщился, пытаясь разобрать надпись на сигарете, потушил окурок о подошву и бросил его в урну.

— Трава, — с отвращением сказал он. — Сплошной самообман, вот что такое эти ваши легкие сигареты. А причина была. Понимаете, этот сель… В общем, ваши аналитики были правы.

Потапчук вздохнул.

— Я так и думал. Черт! И угораздило же меня с тобой поделиться! Забудь ты, Христа ради, о том разговоре! Если нужно, этим займутся без тебя. Приедет правительственная комиссия…

— Когда? — быстро перебил его Глеб.

Федор Филиппович повернул голову и нахмурился. Сиверов смотрел прямо на него. Глаза прятались за темными стеклами очков, но выражение лица Слепого очень не понравилось генералу — было в нем какое-то непривычное упрямство.

— Кажется, завтра. Самое позднее, послезавтра.

— Это официальная информация?

— Ну в газетах ее еще не было, если ты это имеешь в виду. Но лица, которых это напрямую касается, разумеется, уже в курсе.

— Отлично, — сказал Глеб. — Значит, пора ковать железо.

— Постой-ка, — твердо произнес Потапчук. — Давай договоримся: никакого железа ты ковать не будешь. Во всяком случае, без моего ведома. Я должен хотя бы знать, что происходит и что ты затеваешь. С меня голову снимут, это ты можешь понять?

Слепой, казалось, о чем-то задумался.

— Понятно, — сказал он после долгой паузы. — Значит, высшее духовенство выступило на защиту священной коровы.

— Не надо иронизировать, — сказал Потапчук. — Ну, допустим, выступило. Сам посуди, могло ли быть иначе? МЧС, пожалуй, единственная на сегодняшний день структура, которая пользуется у рядовых обывателей авторитетом и уважением. Должно же быть в государстве хоть что-то, вызывающее уважение у собственных граждан!

— Это порочная логика, — непримиримо возразил Сиверов. — Я же не предлагаю выступить в прессе с громкими разоблачениями. Наоборот, я предлагаю потихонечку сделать так, чтобы МЧС не только вызывало уважение, но и было этого уважения достойно. Дурную траву с поля вон — молча, без шума и пыли… А? А не то этот умник, который там засел, окончательно зарвется, и рано или поздно какой-нибудь борзописец раструбит о его подвигах по всему миру. Где оно тогда будет, это ваше уважение, что от него останется?

Федор Филиппович незаметно для себя закурил новую сигарету.

— Не знаю, — задумчиво сказал он. — В общем-то, ты, наверное, прав. Но у нашего начальства на этот счет иное мнение.

— У вашего начальства, — поправил Глеб. — Я человек штатский, и мнение вашего начальства меня интересует лишь постольку… Словом, совсем не интересует. И ваша голова тут ни при чем. Гарантирую, что вы останетесь в стороне.

Потапчук сердито закряхтел.

— Не понимаю, чего ты взъелся, — сказал он. — Откуда такое обостренное чувство справедливости? Даже если преступление имеет место, то какое тебе-то до него дело? Понимаю, что это звучит цинично, но, согласись, в одиночку мир не переделать, патронов не хватит. Чеченская война, например, под определенным углом зрения тоже выглядит как преступление, но ведь ты же по этому поводу не рвешь на себе нижнее белье!

— Не рву, — внезапно успокаиваясь и беря обычный шутливый тон, согласился Сиверов. Не имею такой возможности, потому что нижнего белья у меня в данный момент всего одна пара.

— То-то же, — проворчал генерал. — С голой задницей ходить никому не хочется. Даже ради справедливости.

— Федор Филиппович, — все так же весело и непринужденно сказал Глеб, — а что у вас в портфеле? Зачем вы вообще сюда приехали?

Генерал невольно дотронулся рукой до своего портфеля. Портфель был увесистый, поскольку, помимо нескольких пар белья и носков, конверта с деньгами и паспорта на имя инженера Корнеева, там лежал семнадцатизарядный австрийский «глок» с двумя запасными обоймами и глушителем. Потапчук и сам толком не знал, зачем прихватил с собой «сувенир», о котором его никто не просил; просто ему показалось, что пистолет может пригодиться Слепому, и он выбрал из своей личной коллекции наиболее подходящее оружие.

Федор Филиппович усмехнулся.

— Ладно, — сказал он, — считай, что ты меня поймал. Хотя, заметь, я мог бы в этом и не признаваться. И все-таки я бы хотел услышать хоть что-то конструктивное. Факты у тебя есть? Или ты просто решил перешлепать всех спасателей в округе на основании смутных подозрений?

Глеб без спроса выудил из его пачки сигарету, щелкнул зажигалкой, несколько раз глубоко затянулся и рассеянно бросил сигарету под ноги.

— Трава, — повторил он. — Факты есть, Федор Филиппович. Может, пройдемся? Вы мне купите чебурек, потом сходим на пляж, искупаемся, а заодно и потолкуем.