Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– Спокойной ночи, полковник.

Оставалось подняться по скрипучей лестнице вслед за скорее испуганным, чем радушным хозяином. Комната была убогой, но хотя бы чистой. За окошком шевелились темные ветви, на одной из них белым червячком повис месяц. От расстеленной постели пахло лавандой и утюгом, во дворе смеялась женщина, ей вторил мужской хохот. Кто-то из солдат… Раздался окрик, парочка смолкла, а жаль. Дикон предпочел бы слышать живые голоса, но откуда это знать сержанту или капралу?

– Монсеньору ничего не надо?

– Ничего.

Хозяин убрался. Юноша зачем-то повернул стоящую на столе вазочку с шиповником и постарался представить настоящие розы – крупные, оранжевые, благоухающие в вырезе платья. В Олларии стыдные и жаркие воспоминания с трудом удавалось отогнать, сейчас они не желали возвращаться. Дикон сбросил камзол и в одной рубахе подошел к двери. Повернул ключ, задвинул внушительный засов, вернулся к постели, положил под подушку кинжал, а на столик у изголовья – пистолеты. Для убийц хватит, но убийцы не полезут в полную вооруженных солдат гостиницу… Задернув накрахмаленные занавески, юноша вернулся к столу. Заглянул в кувшин с парным молоком, но пить не стал. Страхи и здравый смысл толкали к одному – навестить Литенкетте. Приглашение от одного из сыновей Рудольфа устранило бы половину трудностей, но ноймар держался подчеркнуто отстраненно, а все силы Ричарда уходили на борьбу с желанием повернуть Сону, на дипломатию не оставалось ничего.

С Надорского тракта прошлое казалось далеким и зыбким, даже Катари. Это было как во сне, когда знаешь, что спишь, и при этом сон кажется жизнью, а жизнь – сном. Сейчас сном стали Оллария, щит Скал, регентский совет, даже любовь, а жизнью, то есть кошмаром, – ощущение чужого присутствия, которому не мешали ни стены, ни оружие, ни надорская эспера, взятая по настоянию эра Августа и вытащенная из походной сумки на четвертую ночь путешествия. Оставалось еще вино, но заливать страх – трусость и глупость, тем более если вставать с петухами. Так, значит, поговорить? Окделл, на ночь глядя стучащий к холодному, словно Спрут, Литенкетте? О чем с ним говорить, не о таинственном же наблюдателе! Вспомнилось, как Катершванцы смеялись над заплутавшим в горах гаунау, бросившимся к бергерским патрульным как к родным. Это и в самом деле смешно. Со стороны.

Дикон стянул сапоги, чуть поколебавшись, задул свечу и улегся поверх одеяла, благо было тепло. Ничего не изменилось: тот, кто смотрел, не стал ни ближе, ни дальше. Он будет смотреть и ждать. Темнота вкупе с неведомым почти невыносима. Иноходец как-то обмолвился, что ночью перестаешь верить в утро, а оно все равно наступает. Странные мысли для занятого фуражом и амуницией вояки, если только… Если только Эпинэ не чувствует тот же взгляд. И Алва… Отчего-то Ворон прикрывает глаза ладонями и пьет. Отчего-то отец исчезал из замка, а на все вопросы отвечал, что ходил на утес. Неужели это приходит ко всем Повелителям?!

2

Артиллерийские упряжки, те, что предстояло бросить сразу же, не щадя лошадей, гнали вперед. Прямо по мокрому, жадно хватающему за ноги и колеса полю, и дальше, в деревню. Ржанье, чавканье, скрип, ругань и дальний лай сливались в какой-то непристойный хохот. Такой суматохи, к тому же усугубляемой тревожными ожиданиями и глупой, но неотвязной злостью, Чарльз в армии еще не переживал, а за спиной, то ненадолго стихая, то вновь набирая силу, грохотал бой, во многом решавший дальнейшую судьбу Северной армии. Чарльз всей душой желал Томасу Стоунволлу успеха, но думать о тех, кто дерется, было некогда. За эти несколько часов капитану пришлось помотаться не меньше, чем у Изонис, только сегодня все выходило как-то тяжелее.

С конниками Хейла особых трудностей не возникло. Они быстро вернулись назад и без промедления походным строем ушли узкой лесной дорогой, с точки зрения Чарльза Давенпорта крайне неприятной, но кто он такой, чтобы ругать выбранный Савиньяком маршрут?! Настал черед пехоты, и тут пришлось постараться. Вместе с адъютантами Айхенвальда Чарльз и Сэц-Алан носились вдоль всей колонны, постепенно стягивавшейся к отмеченному каменным столбом перекрестку. Очевидные и надоедливые приказы вязли в зубах – сохранять дистанцию, не путать строй, продвигаться по очереди… Как ни старайся, а в идеальном порядке такой поворот не проделать. А тут еще обозы… и пушки…

Осознание, что противник – вот он, а ты готовишься не сражаться, а удирать, спокойствия и уверенности не прибавляло. Злились и волновались и генералы, и сержанты с солдатами, и обозные. Чарльз тоже злился и принимал на себя чужую злость. Тех, чьи приказы доставлял. Тех, кому эти приказы предназначались.

Пехоту гнали на лесную дорогу бегом, как в решительную атаку. Батальон за батальоном уходил в лесную тень, и пространство вокруг перекрестка постепенно освобождалось. Когда остался один арьергард, стали подтягиваться обозные фуры. В этот миг в деревне и грохнуло. Наблюдавший за движением арьергарда Лионель посмотрел на низко висящее над холмами солнце и заметил:

– Пока все получается неплохо. Если обозы не застрянут, то время у нас, я думаю, будет.

Хеллинген был осторожен:

– Если нам удастся удержать деревню.

– В этом я полагаюсь на Стоунволла и Вайспферта. Так просто «медведям» их оттуда не выбить.

Пальба со стороны Гемутлих все усиливалась, трескотню мушкетов то и дело перекрывал басовитый гул больших дриксенских орудий, в последний раз стрелявших по союзникам. Пушек гаунау слышно еще не было, но их, наверное, скоро подвезут…

– Лецке, Давенпорт, проследите, чтобы все орудия здесь, на дороге, были готовы к стрельбе. Никаких заминок быть не должно.

Никаких заминок… Никаких! Подгонять, останавливать, объяснять, что вначале пройдут стрелки Лейдлора, а вы ждите… Вновь скакать по обочине, мимо торопливо идущих солдат, рискуя врезаться головой в торчащую над дорогой ветвь, чтобы передать очередной приказ. Тут возненавидишь всех – затащившего армию в Гаунау маршала, выскочившего из ниоткуда Хайнриха, недовольного Айхенвальда, перегородивших дорогу мушкетеров во главе с тупицей-капралом, дурацкий обелиск, в который вцепилось не желающее заходить солнце…

– Господа, через пару часов будет темно, но останавливаться нельзя. Понадобятся факелы. Давенпорт, Лецке…

Найти фуры, в которых везут факелы, вне очереди погнать их вперед, к перекрестку. Проследить, чтобы обозные и даже временно оставшиеся не у дел «фульгаты» занялись доставкой факелов в ушедшие вперед полки, доложить и вновь развернуть чалого…

День успел кончиться, а он и не заметил. Стрельба стихла – ночью гаунау не воюют, но скачка в полной темноте по незнакомой дороге Чарльза никоим образом не привлекала. Послав жеребца в прыжок через брошенные прямо на дороге вьюки, капитан оказался в устье черного елового ущелья. Армия прошла, он наконец-то остался один, как мечтал весь этот суетливый недобрый день, но облегчения одиночество не принесло. Напротив.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});