Когда открываются тайны (Дзержинцы) - Петр Сергеев

Епископ заерзал в кресле.

— Так ли это, господин полковник? А знаете вы, что на заводе Гуревича вместо жалованья уже выдают муку и пшено? Там налажен обмен товарами с селом... Кладбищенская церковь в последние дни предает земле только стариков и старух, умерших естественной смертью. Голод почти побежден ими. Силен сатана — он подскажет своим слугам выход из любого положения.

Видя, что его осведомленность произвела впечатление на гостей, епископ продолжал:

— Святой Тихон из Москвы передал: Ленин заключил торговый договор с Англией.

— А как же Врангель? — вскочив с места, воскликнул отец Николай.

— Донесение, о котором я сообщил вначале, передано нам штабом Врангеля, — грустно уточнил Демидов.

Когда епископ, хмурясь и шепча молитву, ушел в свой покой, отец Николай и Демидов продолжали беседу:

— Есть вещи, коллега, — сдавленным шепотом говорил Демидов, — которые не всякому и сказать можно... У Бородина в Особом отделе работает моя дочь. Да, родная дочь. В свое время я рассказывал вам о пропавшей без вести семье. Представьте, дочь оказалась здесь. Кое-что для начала я узнал. Например: о цыганке. Сейчас у них в подвале ваш связной Тягнырядно... По слухам, это шкурник и трус. А вдруг он раскается, клюнет на амнистию? Завтра у особистов воскресник. Предполагается массовый выход военнослужащих на территорию порта. Может, удастся швырнуть гранату в окно подвала, чтобы обезвредить Тягнырядно? Как вы думаете, коллега?

* * *

По-разному встречали жители Херсона весенний солнечный день 1-го мая. Неистовая медь пролетарских оркестров спозаранку звучала не в тон колокольному звону. В этот день верующие отмечали пасху. Колонны рабочих демонстрантов оттеснили на тротуары жалкие кучки старух, идущих в церковь.

К восьми часам утра у здания штаба гарнизона выстроились воинские части. Это вышли на парад прославленные 51-я Перекопская и 15-я Сивашская дивизии. Чеканя шаг, бойцы прошли мимо стоявших на Суворовской улице грузовиков, обтянутых кумачом. На грузовиках — люди в шинелях и штатском платье — представители советской власти города. Пришли на демонстрацию водники, рабочие заводов и фабрик, крестьяне из пригородных сел.

Накануне этого дня в укомах партии и комсомола решено было сразу после демонстрации провести общегородской воскресник. Рабочие расходились под красными знаменами по своим цехам, убирали территории предприятий, грузили на платформы металлолом.

Комсомольцы пришли отдельной колонной, после демонстрация разделились на две группы: одни пошли направо в порт поднимать затонувшие баркасы, другие — налево, к вокзалу и в поле. Сотни тонн рельсов, шпал и разных других грузов перенесли они на своих плечах. Девушки решили собирать лекарственные травы для госпиталей.

Город напоминал муравейник. Под колокольный звон и звуки оркестра люди чистили улицы, дворы, скверы, парки. Всюду раздавались песни радости и труда.

Сергей Петрович не забыл в этот день и о бывших беспризорниках, приехал к ним в новое общежитие — в освобожденный от монахинь корпус Благовещенского монастыря.

Ребят выстроили на площадке. Они были одеты в синие шаровары и белые рубашки. Грицюк не мог нахвалиться своими питомцами. Через плечо у него висела гармоника, к ней привязана книжечка в красной обложке с надписью: «Русские песни». Грицюк сделал жест рукой стоявшему на правом фланге шустрому длинному пареньку с белесым чубчиком. Тот громко отрапортовал, шагнув вперед:

— Товарищ начальник Особого отдела по охране границ! Отряд колонистов в количестве сорока двух человек прибыл с воскресника и собирается на отдых. Командир отряда Игорь Нечипуренко.

Сергей Петрович поздравил ребят с праздником и подошел к самому маленькому, стоявшему с левого фланга в первой шеренге.

— Кажется, Сергей Сенин, если я не ошибся?

Паренек зарделся и опустил в смущении голову. Затем бойко выкрикнул:

— Он самый!

Сергей Петрович сжал в своей руке окрепшую руку Сергея и по-мужски встряхнул ее.

— Наш художник! — важно отрекомендовал Сенина Грицюк.

— Это я помню! — Сергей Петрович достал из полевой сумки альбомчик в твердой коричневой обложке, пачку разноцветных карандашей и вручил их своему маленькому тезке. Грицюк заиграл туш.

Ребята захлопали в ладоши и по команде Нечипуренко стали выходить через монастырские ворота на дорогу к Днепру.

* * *

Осторожно раскрыв калитку епископского двора, вышли две монахини. Обе в черном, одинаково тощие и высокие ростом. Не взглянув друг на друга, они разошлись в разные стороны и исчезли за поворотами улиц. Минут через пять — каждая порознь — они вернулись и, многозначительно переглянувшись, поспешили сообщить владыке, что подозрительного вблизи ничего нет. Распахнулись ворота, и на дорогу выкатился фаэтон.

У церковной ограды, близ рынка, кучер осадил коня. Из экипажа легко вывалилась невысокая женщина в старомодном платье и клетчатом платке. Старая женщина держала в руках нарядную кошелку из свежей лозы. Она вышла в переулок и направилась к реке.

Не доходя до флигеля, где находился Особый отдел по охране границ, старуха замедлила шаг. Она выждала, когда часовой повернется к ней спиною и, вяло переставляя ноги, пошла вдоль квартала.

Старуха нагнулась около деревянного щитка, закрывавшего решетчатое оконце полуподвального этажа, и поставила на щиток кошелку, высоко задрав подол юбки, как бы поправляя чулок. Затем, еще раз оглядевшись, быстро вынула из корзины темный сверток и швырнула его сквозь редкую решетку в подвал. Почти сразу внизу раздался взрыв. Часовой внезапно повернулся на шум и увидел клубы дыма и спину удаляющейся старухи. В ее торопливых движениях часовой заподозрил что-то неладное и бросился вслед. Но старуха, быстро свернув за угол улицы, скрылась в проходных дворах.

В подвале, где произошел взрыв, никого не оказалось. Арестованные в это время чистили госпитальные дворы.

В тот день это был единственный взрыв в городе, единственный отголосок тайной войны, не прекращавшейся ни днем, ни ночью.

* * *

Девушки-комсомолки ушли в степь далеко за маячный курган. Травы были после росного утра еще влажными у корневищ.

За курганом открывался вид на лиман. Остро пахло тмином, скромно сверкала бледными бутончиками лекарственная дымянка, чуть возвышаясь над кустами дикой ромашки, пестрели стебли зверобоя — лекарственной травы от «девяноста девяти болезней»... Любочке удалось разыскать даже корневища лапчатой дубровки, или, как ее называют на Херсонщине, «курячого зилля» — для исцеления кишечных болезней.

Девушки дружно поработали до обеда. До чего богата степь на Украине! Недаром сюда в старые времена толпами шли знахари и монашки, выискивая бессмертник и коренья оконника, на котором настаивали зелье против легочной немощи.