Основание - Лякмунт

Продемонстрировав карточку, господин Ханада быстро вернул ее в карман и спросил:

– Среди нас кто-нибудь их защищает?

– Вроде бы, нет. Подожди секундочку, – Петров быстро защелкал клавишами. – Нет. Никто. У тебя какие-то идеи, связанные с этой достойной фирмой?

– Есть кой-какие, – признался японец. – Хотелось бы немного пощипать им перышки.

– Ощипать? Догола? – уточнил Петров.

– Ни в коем случае, – замахал руками господин Ханада. – Буквально чуть-чуть. Может быть, падение акций, процентов на десять, не больше.

– У нас, как ты знаешь, не принято спрашивать, зачем тебе это нужно, – задумчиво сказал Петров.

– И не спрашивай, – обрадовался Ханада, – зачем тебе это знать?

Петров еще немного пощелкал клавишами и поднял лицо к большому экрану:

– Давай перейдем к технической стороне вопроса. У тебя конкретные идеи или пожелания имеются?

– Нет, Дик. Для меня важен лишь результат.

– Боюсь, дружище Ханада, что сейчас не очень хороший момент для таких мероприятий. У медведей сейчас не самое благостное душевное состояние. Не хотелось бы их провоцировать лишний раз, – озабоченно сказал Петров. – Я бы попросил тебя немного повременить.

В глазах Ханады-сана мелькнуло что-то вроде раздражения. Мне это было явственно видно, поскольку большой экран отчетливо показывал каждую черточку физиономии японца. Через мгновение я понял, что ошибался. Лик восточного друга Петрова выражал лишь приветливость, почтительность и дружелюбие.

– Мой друг Дик, конечно, помнит, что пока он всего лишь выполняет важную роль временного прокуратора Секвенториума? – глаза Ханады выражали безграничное почтение к временному прокуратору, – и нам всем предстоит очень большая работа, чтобы постоянную должность занял по-настоящему достойный человек.

Я взглянул на Петрова. С изумлением увидел, что он улыбается, догадался, что он улыбается уже довольно давно, и отметил, что по искренности эта улыбка вполне может соперничать с улыбкой японца. Ожидая ответной реплики Петрова, я успел порадоваться, что он не числит меня в своих врагах.

– Ханада, – я видел, что Петров всеми силами пытается придать своему рычащему голосу дружеское звучание и доброжелательность, – я всегда старался помогать тебе, своему старому другу. До сих пор мне это удавалось. Уверен, что и этот раз не станет исключением.

К этому моменту я уже подошел к креслу Петрова и встал у него за спиной. Ханада-сан меня обнаружил и удивленно спросил:

– Кто это?

Петров медленно повернул голову ко мне, и его лицо выразило явное неудовольствие. Потом он повернулся к экрану и коротко ответил:

– Траутман.

За этим последовало неожиданное. Господин Ханада вскочил, при этом на нашем огромном экране отобразилась средняя пуговица его пиджака. Потом Ханада-сан почтительно поклонился – камера показала его макушку с безупречным, но редковатым пробором. После этого японец, сообразив, что мы не всегда наблюдаем именно те части его тела, которые он бы хотел продемонстрировать, немного присел и проговорил, глядя прямо в камеру:

– Господин Траутман, я восхищаюсь вашим мужеством. Примите мое почтение.

– О чем это он? – спросил я, – когда японец отключился, – я имею в виду, про мужество.

– Ему известно, что несколько дней назад ты отказался принять нерушимое обещание про обе секвенции заморозки, – объяснил Петров. – К слову сказать, сам он граспер, но наплевав на самурайский дух, чуть ли не первым внес вступительный взнос, чтобы защититься от трехсотлетней секвенции.

– А не лучше ли было ему сказать, что я уже защитился от всего, чего можно? – возмущенно спросил я. – Мне, знаешь ли, дешевая популярность ни к чему. Прознают какие-нибудь японские панды про меня, поверят, не проконсультируются с московскими коллегами и откроют на меня новый охотничий сезон. Ты уж будь добр, сообщи всем заинтересованным лицам, что отважный Траутман никакой не самурай больше, а обычный приспособленец. Кстати сказать, остальную часть беседы с японцем я тоже не совсем понял. Разъяснишь для общего развития?

Что мне нравится в Петрове, так это то, что он всегда рассказывает больше, чем его спрашиваешь. Поначалу, вместо прямого ответа на прямой вопрос, он часто уводит куда-то в сторону так, что, кажется и не собирается отвечать. Но вскоре выясняется, что без этого отвлечения я бы толком ничего не понял.

Петров с кряхтением встал со стула, подошел к экрану на стене, зачем-то поковырял его ногтем и начал рассказывать. Оказалось, что большая часть секвенций носит, как он выразился, деструктивный характер. В категориях медицины можно сказать, что на одну секвенцию, помогающую излечить насморк, приходится сотня, вызывающих всякие хвори и недомогания – от простуды до рака. Если бы у Ханады была возможность просто сделать хорошо себе и своей компании, вне всякого сомнения, он именно так бы и поступил. К сожалению, в мире секвенций почти не существует способов сделать себе хорошо, не делая другому плохо. В голосе Петрова явно прозвучало сочувствие. Причем сочувствовал Петров явно не нефтяной компании, а Ханаде, которому приходится наступать на горло своему гуманизму.

Я поинтересовался, о каких неприятностях может идти речь. Петров с видимым удовольствием разъяснил, что практически о любых, и охотно перечислил несколько вариантов:

Безвременная смерть руководителя компании, авария на нефтедобывающей платформе, с последующей экологической катастрофой, немотивированный отказ потребителей пользоваться услугами фирмы-жертвы, неожиданная и бескомпромиссная забастовка работников жертвы, обнаружение повышенной радиоактивности в производимом бензине.

– Ты это серьезно? – воскликнул я. – Аль-Каида рядом с тобой просто мальчики в коротких штанишках. Так же нельзя делать!

Я смотрел на Петрова, надеясь, что он расхохочется своим замечательным басом и скажет: – Траутман, неужели ты шуток не понимаешь!

Но Петров не смеялся. Он довольно долго молчал, а потом сказал:

– Траутман, я тебе могу сообщить вполне определенно, что не планирую выполнять просьбу Ханады.

Глава XIV

Роберт Карлович рассказывает о смарт-секвенциях. Траутман продолжает изучать коллекцию Секвенториума. Траутман переселяется в свою квартиру. Сон Траутмана.

На следующий день Роберт Карлович вернулся, а Петров наоборот исчез. На мой вопрос, куда, Роберт Карлович только пожал плечами.

Я рассказал наставнику, как безуспешно пытался разобраться с базой данных секвенций, и он пообещал в скором времени всё показать. Потом, вспомнив о пометке Smart в описании секвенции, я поинтересовался, что она означает. Роберт Карлович, не отрываясь от своего монитора, объяснил что-то про «секвенцию с нечетким таргетом и не предопределенным методом достижения целевого воздействия», чем я и удовлетворился. Потом мы целый день занимались испытанием и каталогизацией секвенций. Как и раньше, мы их не доводили до завершения, просто убеждались, что возникает грэйс. По своим норам расползлись как всегда поздно. Последующие рабочие дни походили один на другой, но это никак не отражалось на моем воодушевлении. Ничего не может быть лучше интересной работы, особенно, если выполнить ее можешь только ты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});