Хороший год - Питер Мейл

Улыбаясь во весь рот, Руссель с распростертыми объятиями двинулся к Максу и сгреб его в охапку:

— Cher ami[196]. Cher ami.

Того и гляди позвоночник сломает, успел подумать Макс. А Руссель приподнял его, словно куль с удобрением, покружил и расцеловал в обе щеки.

— Клод, уймись, — просипел Макс. — Отпусти меня. Дай-ка я лучше позвоню Чарли, надо же его обрадовать.

Остаток лета погода стояла безоблачная, небо сияло синевой; это благолепие было нарушено лишь однажды: в середине августа разразилась типичная летняя гроза, которая, хоть и ненадолго, принесла желанную прохладу. На виноградниках и в caves с утра до ночи кипела работа, люди трудились не покладая рук. Вечером, когда спадал палящий зной, Фанни, не скупясь на ласковые слова, кормила наломавших спины односельчан. Макс научился водить трактор, а потом, с наступлением ясной солнечной осени, — бережно, чтобы не помять ягоды, собирать и сортировать виноград. Лицо и руки обрели оттенок мореного дуба; кожа на ладонях огрубела — просто какой-то черепаховый панцирь; одежда пропылилась и выгорела; шевелюра превратилась в лохматую гриву. Никогда еще он не чувствовал себя таким счастливым.

Мадам Паспарту с удовольствием разглядывала регулярно приходившие из Лондона открытки, особенно те, на которых были запечатлены члены королевской семьи. Судя по всему, чувство, которое под присмотром мадам зародилось в Сен-Поне между Кристи и Чарли, успешно развивалось, и она испытывала законную гордость.

— Ничуть не удивлюсь, если их отношения примут более постоянный характер, — непременно сообщала она Максу, как только приносили очередную открытку. — Вот бы завершить все торжественным бракосочетанием в мэрии, non? Надо подумать, что лучше надеть на церемонию. А вы, месье Макс, разумеется, будете у них témoin de marriage[197].

Даже зная, как ловко его друг до сих пор избегал женитьбы, Макс не мог не согласиться с мадам Паспарту.

Взяв (с помощью Мориса) кредит в местном отделении банка "Креди Агриколь", Макс с Русселем решили выкорчевать зимой старые лозы и вместо них насадить гибрид каберне и мерло, который вырастил Руссель. Под руководством его же двоюродного брата, опытного строителя, они основательно отремонтировали cave: дочиста выскребли все помещение, побелили потолок и стены, а сразу за дверью соорудили непритязательный каменный бар. Грунтовую дорогу, что вела к сараю, выровняли и у поворота повесили простой, но симпатичный указатель для тех, кто, случайно заехав в этот уголок, вздумает заглянуть на dégustation.

Что же до главного предмета их гордости и мечтаний — вина с виноградника на каменистом участке, — то оно уже перестало именоваться "Край земли". Решено было в честь поместья назвать его "Ле-Грифон" и устроить презентацию, достойную редкого напитка. Специально подобрали длинные пробки, свинцовые крышечки и бутылки цвета feuille morte[198] из особого дорогого стекла, которое не пропускает вредных ультрафиолетовых лучей. Наклейка — образчик изысканной сдержанности: "Ле-Грифон". Vin de Pays de Vaucluse. M. Skinner et C. Roussel Propriétaires[199]. Оба propriétaires мечтали, что их вино встанет в один ряд с достославным vin de pays[200] "Домен де Треваллон" и пополнит очень небольшой список немарочных вин, заслуживающих внимания знатока.

Лелеять подобные мечты было, пожалуй, еще рановато; тем не менее уже появились весьма обнадеживающие признаки: несколько хороших ресторанов, причем один — в далеком Эксе, согласились внести "Ле-Грифон" в свои винные карты, хотя цена, по меркам Люберона, была очень высокой. А на следующий год, в мае, Макс с Русселем рассчитывали, что их детище будет принято к участию в конкурсе вин в Маконе — вдруг удастся получить заветную медаль. Но уже и сейчас добрая слава о "Ле-Грифон" росла и ширилась.

К сожалению, она еще не достигла ушей американцев, которые одним ясным октябрьским утром явились в cave. Макс с Русселем готовили вино к отправке заказчикам. Радушно поприветствовав сгрудившихся у стойки бара гостей, Руссель аккуратно расставил на прилавке бокалы, наполнил их, пожелал bonne dégustation[201] и вернулся к ящикам с вином.

Макс не удержался от соблазна подслушать разговор посетителей.

— А винцо-то очень недурное, — удивленно сказал один. Остальные вполголоса одобрили вердикт. — На вкус, заметьте, типичное бордо. Уверен, что без каберне тут не обошлось.

— Как ты думаешь, они его за рубеж вывозят?

— Ясное дело, вывозят. Как все.

— Где у них указаны цены? А, вот, на этой карточке. Доллар к евро идет один к одному?

После небольшой паузы послышался изумленный возглас:

— Черт побери! Что они о себе возомнили? Тридцать зеленых за бутылку!

— В первые минуты я решил, что сейчас начнется битва за каждый цент, — рассказывал Макс. — Но они быстренько сложились и сообща купили пару бутылок. Тут-то я и подумал, что нашей винодельне надо взять девиз: "Богатей не спеша". Момент был и впрямь исторический — наша первая поставка вина в Америку. Ну, Мондави[202], держись!

Подняв бокал, он окинул взглядом всех собравшихся за длинным столом, поставленным под платаном у входа в ресторан. Когда Фанни узнала, что Чарли и Кристи приезжают на выходные из Лондона, она предложила закрыть свое заведение для прочих посетителей и собственноручно приготовить для друзей фирменное блюдо: первое осеннее cassoulet[203]. Судя по количеству приглашенных, Фанни считала, что для успеха cassoulet необходимы два условия: побольше друзей и, конечно же, хорошая погода. Лучшей погоды нельзя было и желать: к концу октября настало образцовое бабье лето. Утром и ночью было прохладно, а днем тепло, но не жарко, поэтому обедать на воздухе было одно удовольствие.

Тем не менее уже после легкой закуски (главное блюдо было еще впереди), а именно перепелиных яиц с tapenade, brandade de morue[204] на поджаренных хлебцах и сырых овощей, гости начали стягивать с себя пиджаки. За столом сидело семейство Руссель в полном составе, включая дочь и пса Тонто. Мадам Паспарту, в ослепительном бордово-золотистом осеннем наряде, пришла вместе с сердечным другом Морисом; своей бритой головой, серебряной серьгой в ухе и покрытыми татуировкой предплечьями он сильно выделялся среди местных управляющих банков, куда менее подверженных веяниям моды. Фанни также пригласила своего шеф-повара с женой и, чтобы набралась ровная дюжина, юного поваренка Ахмеда.

Выслушав Макса, Чарли снова повернулся к чете Руссель с намерением еще раз попытаться раскрыть Клоду кое-какие существенные особенности английского языка.

— У нас в английском нет полов, — объяснил он, — никаких ваших le и la[205], это сильно облегчает жизнь. Plus facile[206].

— Нет полов... — задумчиво повторил Руссель. — Зато много крикета, non?

Пускай себе блуждают в дебрях английской грамматики, решил Макс и, уловив аппетитный аромат, двинулся в кухню; Кристи и Фанни только что вынули из духовки толстостенную глиняную миску размером с тележное колесо и водрузили ее на стол. Содержимое миски было скрыто под золотистой корочкой из хлебных крошек.

— Voilà, le vrai cassoulet de Toulouse[207], — объявила Фанни.

Макс с улыбкой смотрел на нее. Ни одна другая женщина на свете не способна выглядеть желанной в нелепых кухонных рукавицах, думал он. Фанни сдернула рукавицы и пригладила волосы.

Макс нагнулся к миске и вдохнул великолепный густой аромат, энергично намекавший на обилие в блюде холестерина.

— Боже, как вкусно пахнет. Что ты туда положила?

— Белые бобы, утку, чесночную колбасу, солонинку, — на пальцах перечисляла Фанни, — баранью грудинку и лопатку, утиный жир, молодой репчатый лучок, свиную корейку, saucisses de Toulouse[208] — это обязательно, — помидоры, белое вино, чеснок, кое-какие травки...

— Макс, хватит слюнки пускать, — вмешалась Кристи. — Лучше помоги. — Она протянула ему рукавицы, которые сбросила Фанни. — Выноси осторожно. Блюдо очень тяжелое.

Появление на столе миски было встречено дружными аплодисментами. Кристи, как гость из дальних краев, была удостоена чести торжественно взрезать корочку, из-под которой, вырвавшись на волю, облегченно пыхнула струйка душистого пара. Гости стали передавать друг другу наполненные тарелки, отпили по глоточку вина и очень его одобрили, после чего подняли бокалы за здоровье поварихи, и под платаном воцарилась тишина.

Первой обрела дар речи мадам Паспарту. Осмелев после второго — или третьего?.. — бокала, она перегнулась через соседей и легонько похлопала Макса по плечу.

— Ну? — мотнув головой в сторону Кристи и Чарли, нетерпеливо поинтересовалась она шепотом, который был слышен всем собравшимся за длинным столом. — Когда же они объявят о главном?