Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы - Валентина Антипина

Надо сказать, что П. Васильев вполне искренне раскаивался в своих поступках. Но смирить собственный характер сил у него не было. В 1935 году он признавался П. Северову: «Ей… богу… ну право же, честное-честнейшее слово, тот дебошир Васильев — не я. Тот страшный тип присосался ко мне, как осьминог к днищу корабля, и все время пытается замедлить мое движение или сбить с пути. Я делал глупости, а подхалимы ржут и визжат от восторга: „Браво, Пашка!“ Если бы я совершил какое-нибудь страшное преступление, ну, скажем, убил человека, — они взревели бы: „Гениально!“… Так вот, послушай меня и запомни: с ним будет покончено раз и навсегда. Это я говорю тебе, прежний „парень в ковбойке“, полный серьезных намерений и светлых сил»[458].

…Его почему-то не арестовали в зале суда, и еще несколько дней он прожил дома. За ним приехали как-то вечером и, не дав собраться, увезли. На следующий день утром Е. Вялова позвонила на Петровку, 38, и ей разрешили поговорить с мужем по телефону.

Из колонии он отправил письмо тому, кто вольно или невольно способствовал трагической развязке судьбы поэта: «В Ваших глазах я, вероятно, похож сейчас на того скверного мальчика, который кричит „не буду, дядя“, когда его секут, но немедленно возобновляет свои пакости по окончании экзекуции…

Выпил несколько раз. Из-за ерунды поскандалил с Эфросом. Этот, по существу ничтожный… случай не привлек бы ничьего внимания, если б за несколько месяцев назад Вы своим письмом не вытащили меня на „самый свет“…

Вот уже три месяца, как я в Испр. Труд. Колонии при строительстве завода Большая Электросталь. Я работаю в ночной смене… Мы по двое таскаем восьмипудовые бетонные плахи на леса. Это длится в течение девяти часов каждый день. После работы валишься спать, спишь до „баланды“ и — снова на стройку… Я не хныкаю, Алексей Максимович, но зверская здешняя работа и грязь ест меня заживо, а главное, самое главное, лишает меня возможности заниматься любимым — литературой… Может ли быть заменена тюрьма высылкой в какие угодно края, на какой угодно срок? Я имею наглость писать эти строки только потому, что знаю огромные запасы любви к Человеку в Вашем сердце»[459]. Есть доказательства того, что М. Горький прочел письмо — на нем остались его пометы карандашом. О том, пытался ли он помочь Васильеву, никаких сведений нет. Во всяком случае, вскоре П. Васильев был переведен в Таганскую тюрьму в Москве, а оттуда — в рязанскую. «Не знаю, чем было вызвано подобное расположение, — писала вдова поэта, — но начальник тюрьмы был со мной крайне любезен. Он не только смотрел сквозь пальцы на наши частые и долгие свидания с заключенным мужем, но снабжал Павла бумагой и карандашами — давал возможность писать стихи»[460].

П. Васильеву удалось получить досрочное освобождение. О том, как это произошло, рассказал И. Гронский: «На каком-то банкете, устроенном в Кремле, ко мне подошел В. М. Молотов:

— Иван Михайлович, почему в журналах не видно произведений Павла Васильева?

— Вячеслав Михайлович, он в тюрьме сидит.

— Как в тюрьме?

— Вот так, — отвечаю, — как у нас люди сидят.

На другой день после нашего разговора П. Васильев был переведен из рязанской тюрьмы, где он отбывал заключение, в Москву и через два-три дня освобожден из-под стражи»[461].

Но недолго находился поэт на свободе — судьба его была предрешена. 6 февраля 1937 года он был арестован, а 15 июня приговорен военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу.

* * *

Тридцатые годы — период серьезных изменений в повседневной жизни советских писателей. Перемены эти во многом были связаны с созданием писательских организаций, на которые изначально были возложены задачи обустройства труда и быта литераторов. Сформировался новый социальный статус писателей. Власть своевременно оценила идеологический потенциал писательского труда и предоставила литераторам привилегии, которые во многом определили специфику их повседневной жизни по сравнению с представителями других профессиональных групп.

Деятельность Союза советских писателей, Литфонда и других писательских организаций и учреждений далеко не всегда была эффективна, о чем свидетельствовали многочисленные попытки их реформирования уже в первые годы существования. Так, ССП во многом был ориентирован не столько на решение творческих и социальных проблем писателей, сколько на сохранение собственных бюрократических структур и источников финансирования. Во многом он дублировал деятельность Литфонда, что порождало параллелизм в работе этих организаций и приводило к тому, что писатели обращались в Союз писателей по вопросам, формально находившимся в ведении Литфонда. Они пытались использовать ССП и Литфонд как некую кормушку, не безосновательно полагая, что эти организации были созданы для решения их материальных и бытовых проблем.

Говоря о доходах писателей, не стоит забывать, что были трудности с определением их реальных размеров и о том, что доходы эти, конечно, сильно разнились. Кроме того, необходимо отметить, что далеко не всех советских литераторов можно причислить к людям «свободных профессий», так как более половины из них имели постоянное место работы, занимаясь другими видами деятельности.

Материальное положение литераторов к концу тридцатых — началу сороковых годов несколько улучшилось. Но многие из них не могли жить только за счет гонораров и были вынуждены заниматься различной подработкой. В одних случаях она носила литературный характер (подготовка статей и очерков для прессы, литературная обработка, редактирование), в других — была связана с преподавательской, научной и иной деятельностью.

Большое влияние на стереотипы поведения писателей, в частности, на выбор способа улучшить свое материальное положение, оказала практика дореволюционного времени и периода нэпа (например, литературные выступления). Но появились и новые возможности, которые, в частности, открывало участие в написании «Истории фабрик и заводов» и других подобных проектах. Таким образом, литераторы в этот период не изобрели каких-либо новых моделей поведения, а лишь использовали то, что предлагала им власть, и опыт предыдущего периода.

Гонорарная политика государства была не всегда справедлива по отношению к литераторам и не имела четкой концепции оплаты писательского труда. Отсюда — постоянные реформы налогообложения, которые не только не решали самых острых проблем, но и порождали новые.

Иждивенческие настроения некоторых литераторов проявились в их отношении к так называемому литературному браку. Они не только оправдывали его, но и считали, что брак этот необходимо оплачивать.

Как и у других советских граждан, жилищная проблема у литераторов в этот период была одной из наиболее острых. Попытки ее решения заключались прежде всего в практических шагах Союза писателей и Литфонда по целенаправленному созданию в Москве и Ленинграде мест компактного проживания писателей. Но построенное жилье зачастую доставалось не самым талантливым литераторам, а писательские организации порой направляли свои усилия в первую очередь на решение жилищных проблем писателей, угодных власти. В целом, жилищные условия литераторов в эти годы все же улучшались. Многие писатели смогли перебраться из коммуналок в отдельные квартиры, уменьшилось число тех, кто вовсе не имел собственного жилья. Однако до полного решения «квартирного вопроса» было еще далеко. Фактический размер предоставляемой писателям жилой площади и качество построенного жилья оставляли желать много лучшего.

Деятельность Союза писателей по улучшению жилищных условий своих членов далеко не всегда была эффективной, так как желания во многих случаях не соответствовали реальным возможностям этой организации. Количество подрядчиков было ограничено, в инстанциях, которые выдавали разрешения на строительство, царили неразбериха и волокита, постоянно возникали трудности с необходимыми стройматериалами. Пороки советской экономической системы не позволяли Союзу писателей, как заказчику, привлечь к ответу недобросовестные организации. Все подобные попытки заканчивались безрезультатно.

Часто писательские привилегии проявлялись двояким образом. С одной стороны, например, писатели имели доступ к привилегированному снабжению, с другой — это снабжение было организовано из рук вон плохо.

Большое физическое и эмоциональное напряжение, связанное с особенностями творческой деятельности, и давление внешних обстоятельств (нехватка средств, проблемные отношения с власть предержащими) крайне неблагоприятно сказывались на состоянии здоровья писателей. Отрицательное воздействие оказывали на него малоподвижный образ жизни, неправильный режим дня, злоупотребление курением и алкоголем. Не случайно многие из литераторов страдали хроническими заболеваниями и нуждались в медицинском и санаторно-курортном лечении. Надо сказать, что деятельность Союза писателей и Литфонда по оказанию медицинской помощи литераторам Москвы и Ленинграда была достаточно эффективной: им был обеспечен доступ к лечению довольно высокого уровня.