В стране цветущего граната - Люсинда Миллер

ты сама? Люц, ты ведь спала с этим своим, не поверю, что нет.

Она только открыла рот высказаться, но Селим прервал.

— Я не обвиняю тебя и понимаю этого парня, перед тобою и монах не устоит.

— Вот поэтому я и потребовала “защиту”! — с долей обиды почти выкрикнула. Сказать, что ревновала? Да. И злилась. Не желала принимать его хождения по другим женщинам. Понимала, что он не вел образ аскета, но отгоняла эти мысли. А теперь, когда его молчание подтвердило ее подозрение совсем пала настроением. Отложила вилку, потеряв вкус блюда, устремила взгляд в окно. Смотреть на собеседника стало больно. Тогда как Селим неотрывно следил за меняющимися эмоциями на ее лице. Искренне сожалея, что вылился этот разговор, что между ними образовалась пропасть. И теперь заполучить доверие этой славянки будет стоит значительных усилий и поступков.

— Послушай, все это в прошлом и не имело особого значения. Чистая физиология. И потом ты знаешь я никогда никем не увлекался серьезно. Ты первая и единственная кто проник мне по кожу. Как “зульфикар”, только невидима глазу, но ощутима сердцу.

Девушка понимала, что у самой нет козыря и ее отношения с Александром носили более глубокий характер, чем его эпизодические потрахушки. Но принять его признания оказалось непросто.

— Я хочу домой, — и вскочила из-за стола, поспешно собирая посуду, хотя желала бежать со всех ног, уткнуться в родную подушку и выплакать подкатывающие слезы.

Селим вскочил следом, чуть не роняя стул.

— Стой, стой, — хватая ее за руки, прервал поспешность движений. — Никуда не поедешь!

— Пусти меня, сейчас же! — рвалась с его крепкой хватки, причиняя себе же боль.

— Не пущу. Успокойся. Так мы ничего не решим. Хочешь плакать? Плачь, но у меня на глазах, я причина твоей боли и мне тебя утешать.

Она сдерживалась изо всех сил. Обида подкатывала к горлу тугим комком, распирая зоб, не давая вздохнуть или крикнуть. Прорвалась плотина сдержанности и поток слез, хлынувший изнутри, вылился вместе с бранью и ударами по партнеру.

— Животное, скотина, озабоченный сатир, — перечисляла соответствующие эпитеты, чередуя со шлепками ладонями по его плечам и рукам, в то время как тот самый объект контролировал ее агрессию, не позволяя ей пораниться или перейти границы дозволенного.

— Да, кричи, ругайся, злись. Я все стерплю, только не сбегай от меня.

Обессилев, утирая слезы и шмыгая носом, уткнулась в его грудь. Принимая размеренные поглаживания по спине, волосам, слова утешения. Так и стояли посреди кухни.

Солнце дожигало остатки исчезающего дня, поймав в прожектор два сцепленных тела, разрешающих свой важный вопрос: как дальше жить?

***

3асыпай!

на руках у меня засыпай,

Засыпай, под пенье дождя.

Далеко, там, где неба кончается край,

Ты найдешь потерянный рай.

"Потерянный рай" (Ария)

Глава 30

ПЕРЛАМУТРОВОЕ УТРО

Его разбудила привычка. Ее его взгляд. Селим так отчаянно нуждался в прощении и принятии его со всеми земными грехами. И сейчас, лежа на в ворохе белья, опираясь на согнутую руку, пристально наблюдал за сном своей дорогой женщины. Утро неуклонно надвигалось, наполняя розовым золотом пространство спальни, пробиваясь через плотный тюль. Люция распахнула глаза, наткнувшись на внимательные карие своего постельного соседа. Это второе утро вместе резко контрастировало, с тем, что провели в его родном доме. Вечер, накануне сложенный из страсти и выяснения отношений, перетек в тревожную ночь. Оба понимали сложность своих отношений. Из пяти лет знакомства вместе провели меньше месяца. И вроде знали многое друг о друге, а по факту совсем ничего.

— Давно не спишь? — хрипло спросила.

— Часов с пяти.

— А сейчас сколько времени?

— Почти девять. Кстати, звонила твоя сестрица, я сказал, что ты у меня.

— Блин, — тут она в ужасе прикрыла ладонью рот. — Я же забыла ей сказать, что к тебе уехала.

— Думаю, она догадалась сразу.

— Так что она тебе ответила?

— Ха! — тут он откинулся на спину, глядя в потолок. — Дословно: "Все-таки сдалась" и отключила связь.

— Понятно, это меня еще от нее ждет головомойка, — устало выдохнула.

Селим вновь приподнялся на локте.

— Будем держать оборону вдвоём, — и нежно повел пальцем по ее лицу. Разгладил брови, провел по линии носа, заметив смущение, вдохновился и пошел дальше: очертил линию губ, чуть надавив на нижнюю, поиграл. С каждым движением ласка становилась чувственнее, движения подрагивающие. Запустил ладонь на шею, под сбившиеся волосы, массируя затылок. Люция прикрыла глаза и откинулась на подушку, принимая нежность его рук. Не смотря на конфликты, устоять против яда его страсти не имела антидота.

— Люц, ты примешь меня? — испрашивал нависший над ней мужчина.

Она распахнула глаза, затуманенные негой желания, все ее тело невольно тянулось к нему. Погладила ответно мужское лицо, бороду, положив ладошки на плечи, дернулась под прижатыми к ней бедрами, давая понять, что желает его не меньше.

— Возьми меня, — раскрывая ноги лотосом, прогибаясь в спине. — Хочу тебя ощутить в себе, пожалуйста.

И любовник с протяжным стоном, впившись в ее сладкоречивые уста, не замедлил действия. Проник медленно, нежно, давая по сантиметру привыкнуть, растягивая конечное слияние. Сейчас он будет терпеливым и нежным сколько потребует его ранимая и ревнивая женщина. Он хотел стать для нее идеальным, с непоколебимой верой в его принципы и чувства.

Завтракали омлетом, бутербродами и кофе. Все что смогли найти на кухне у семьи Рината.

— Какие планы на сегодня, на работу не едешь? — с надеждой поинтересовался Селим.

— Неа, выходные по плану. Но сегодня надо навестить родителей, — стрельнув глазками на собеседника, ждала реакцию.

— Вот как, меня возьмёшь в гости? — не растерялся.

Люция не знала как быть. Скрывать его приезд от своих бессмысленно, а при неудачном исходе их встречи потом будет стыдно, когда он исчезнет снова. Обдумывала варианты.

— Не хочешь меня представлять своим? В моем доме ты жила три недели и твои родители не противились, а что теперь?

— Селим, ты не понимаешь!

— Поясни!