«Если», 1995 № 08 - Кристофер Прист

Над зданием возвышалось несколько башен — без сомнения, там находилась охрана; кроме того, Фридландер-Бей имел собственный минарет. Интересно, держит ли Папа еще и своего муэдзина, чтобы поднимал его на молитву…

Водитель остановил машину перед широкими мраморными ступенями парадного входа. Мало того что парень услужливо открыл дверцу лимузина, он еще проводил меня вверх по лестнице! Дабы не утруждать почетного гостя, сам постучал по высокой двери полированного красного дерева. Привратник, или кто-то из прислуги низшего ранга, открыл нам, и водитель торжественно объявил: «Гость нашего господина». Потом он вернулся к машине, а слуга, поклонившись, пригласил меня войти.

И вот я в доме Фридландер-Бея! Великолепная дверь захлопнулась, и мое распаренное, потное лицо овеял ласковый прохладный воздух. По дому разносился легчайший аромат благовоний.

— Сюда, пожалуйста, — произнес служитель. — Хозяин сейчас погружен в молитву. Вы можете подождать в этих покоях.

Я поблагодарил слугу, который, в свою очередь, с самым искренним видом попросил Аллаха сделать для меня массу приятных вещей. Затем он испарился, оставив меня в одиночестве в небольшой комнате. Я бродил по ней, восхищенно разглядывая драгоценные безделушки, собранные Папой за свою долгую, полную приключений жизнь. Наконец открылась дверь, и один из Говорящих Булыжников знаком подозвал меня. Я увидел Папу, который аккуратно складывал молитвенный коврик, чтобы положить в ящик стола. В его кабинете был сделан михраб, имеющийся в любой мечети, который указывал, где находится Мекка[11].

Папа повернулся ко мне, и его пухлое, серовато-бледное лицо сразу осветилось подкупающе-искренней улыбкой радости при виде дорогого гостя. Он быстро подошел ко мне и тепло приветствовал; на сей раз ритуал был соблюден полностью. Я предложил хозяину свой скромный дар и увидел, что угодил Папе.

— Плоды сочны, свежи и просто просятся, чтобы их отведали, — произнес он, поставив корзинку на низенький столик. — Я наслажусь ими после захода солнца, мой племянник; благодарю тебя за заботу. А сейчас чувствуй себя как дома. Мы должны побеседовать, а когда наступит время дозволенной трапезы, прошу оказать мне честь, разделив скромный завтрак. — Он указал на антикварный диван, стоивший целое состояние. Сам Папа раскинулся на таком же бесценном произведении искусства; теперь мы могли созерцать друг друга, разделенные лишь несколькими футами драгоценного ковра, выдержанного в голубых и золотых тонах.

Я терпеливо ждал, когда он начнет разговор.

Папа погладил себя по щеке и стал буравить меня взглядом. Господи, неужели он не насмотрелся на мою физиономию в прошлую ночь?

— Цвет кожи выдает в тебе уроженца Магриба, — произнес он. — Ты родился в Тунисе?

— Нет, о шейх. Я родом из Алжира.

— В жилах одного из твоих родителей наверняка текла берберская кровь.

Слова Папы задели меня. Причины подобной чувствительности уходят корнями в глубь веков, но все это древняя история, сейчас она потеряла всякий смысл. Я решил обойти арабо-берберский вопрос и сказал просто:

— Я мусульманин, о шейх, а отец мой был французом.

— Есть пословица, — сказал Фридландер-Бей, — которая гласит, что, если спросишь мула о родословной, он скажет только, что один из его родителей был лошадью. — Я счел эти слова легким упреком; значение подобных упоминаний станет яснее, если учесть, что осел и собака для араба — в числе самых нечистых животных. Должно быть, Папа заметил, что лишь усилил мое смятение: тихонько рассмеявшись, он помахал рукой. — Прости меня, о племянник! Я просто подумал, что твоя речь выдает уроженца Магриба. Конечно, язык, на котором говорят здесь, в городе, — это смесь египетского, ливанского, магрибского диалектов и фарси.

Сомневаюсь, что сейчас кто-нибудь может говорить на чистом арабском языке, если подобная вещь вообще сохранилась где-либо, кроме Несомненного Писания. Я не хотел обидеть тебя; и к этому извинению должен прибавить еще одно, о мой племянник, за все, что произошло прошлой ночью. Надеюсь, ты в силах понять, почему так получилось.

Я мрачно кивнул, но промолчал.

Фридландер-Бей продолжил:

— Нам придется вернуться к неприятному вопросу, который мы коротко успели обсудить в мотеле. Убийцу надо остановить. Выбора у нас нет. Пока что убиты четверо, из них трое связаны со мной. Я могу рассматривать это только как покушение на меня, неважно, прямое оно или косвенное.

— Трое? — спросил я. — Абдулла абу-Зайд, разумеется, был одним из твоих людей. Но русский? Или Сестры Черной Вдовы? Ни один сутенер не осмелился бы даже сделать попытку заполучить их в свой гарем. Тамико и Деви больше всего на свете ценили независимость.

Папа брезгливо махнул рукой:

— Я никак не вмешивался в деятельность Сестер, связанную с проституцией.

Хотя многие из моих друзей считают дозволенным для себя извлекать доход из всевозможных видов порока, мои интересы не связаны со столь низменной сферой.

Сестры могли беспрепятственно заниматься постыдным делом, не отдавая никому ни киама из заработанных денег. Нет, для меня они выполняли совсем иные поручения; секретные, опасные, но крайне необходимые. Я застыл от изумления.

— Тами и Деви убивали по твоему приказу?

— Да. Селима будет и впредь исполнять мои решения подобного рода, принимаемые в случае, когда иного выхода нет. Мы хорошо платили Тамико и Деви, я полностью на них полагался и доверял, а они ни разу не подводили. Смерть Сестер причинила мне немалое беспокойство. Непросто найти замену таким знатокам своего дела, особенно если учесть, что у нас сложились прекрасные деловые отношения.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы переварить услышанное; в принципе, принять это было нетрудно, хотя информация оказалась довольно неожиданной. На самом деле, время от времени я задавался вопросом, как Сестрам все сходит с рук, хотя они действуют открыто и вызывающе-нагло; то, что сказал Папа, все объясняло. Сестры работали как секретные агенты Фридландер-Бея, и их защищали от неприятностей. Точнее, должны были защищать… И все же две Сестры теперь лежат в морге.

— Если бы Тами и Деви умертвили одинаковым способом, — произнес я, просто размышляя вслух, — было бы проще понять, что произошло. Но Деви застрелили с помощью старинного оружия, а Тами пытали и перерезали горло бритвой.

— То же самое подумал и я, мой племянник, — сказал Папа. — Прошу тебя, продолжай. Может быть, ты прольешь свет на эту тайну.

Я пожал плечами:

— Вообще-то, даже эти факты ни о чем не говорили бы, если бы другие не были убиты таким же способом. Возможно, здесь действуют двое…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});