Фарфоровый птицелов - Виталий Ковалев

полюбить кого-нибудь больше самого себя. Увидишь, насколько лучше станет твоя жизнь.

235

Владельцам нематериальных богатств весьма приличествует материальная бедность.

— Совесть надо иметь, не всё же вам да вам!

236

Внутреннее зло во сто крат страшнее внешнего.

Внешнее зло бессильно перед теми, кто победил внутреннее.

237

Зловеще прекрасно ущелье реки Саркан на юге Казахстана — так и чудится «Ария варяжского гостя». Зловеще прекрасны скалистые бухточки Гокарны в Индии. А водопады Виктория или Анхель! Сколько народу заворожённо любуется ими! Что отличает все эти красивые места? Мощь и полнейшее безразличие к человеку. Сорвись со скалы в чудовищную клокочущую бездну — и бездна тебя даже не заметит. Горькая пилюля — все эти шедевры природы. Ничуть они не добрее Стикса и Тартара. Не веришь — поезжай, посмотри. Да смотри, не оступись там!

238

Сынов века согревает выгода.

Сыны же света живут в состоянии ужаса и восхищения перед жизнью. И дай им Бог не промотать это состояние до самой смерти.

239

Как бы так изловчиться и вырваться из объятий жизни живым?

240

Только бы не лопнуть от счастья! Только бы не лопнуть!

Уф-ф! Не лопнул. Но страхов натерпелся.

241

Сволочи радуются, что они не дураки, а дураки плачут, мучаются и всё-таки радуются, что они не сволочи.

242

Ведающие, что творят, меньше всех ведают, что творят. В этом их сила.

243

Психиатр жалуется медсестре: «Нет, я больше не могу! Все сумасшедшие как сумасшедшие, а этот прямо какой-то сумасшедший сумасшедший!»

244

Матёрый самоубийца.

245

Достоевский находил возможным в трудных обстоятельствах дать героям денег — Авдотье Романовне, князю Мышкину…

Не худо бы жизни брать пример с таких писателей.

246

Если у человека нет руки или ноги — это бросается в глаза. Отсутствие же головы замечается не сразу.

247

Мнемонический приём — воображаемый секретарь, желательно с яркой внешностью — ну, Филипп Киркоров, например. Диктуешь ему поручения, отчитываешь его, поощряешь, предоставляешь свободный денёк, препираешься из-за размеров жалования: «Филя, ну куда вам столько?»

248

Не всем выносителям невыносимого удаётся выбиться в выразители невыразимого.

И слава Богу.

249

Уборщица подметает конференц-зал в Академии и ворчит себе под нос: «От гениев от этих одно разорение — орут, волнуются, руками машут, вот опять парадигму раскокали! И ведь какая славная была парадигма! В хороших руках бы ещё сто лет прослужила. Нет — вдребезги! А Анфиса, знай, трудись, подметай! Чёртовы умники!»

250

Дождь, окно, улица за окном. Зонтики, зонтики. Суетятся там, волнуются трогательные преосуществители предначертанного, думают: «Как бы нам получше преосуществить это предначертанное, не ударить бы в грязь лицом!»

251

Упаси, Боже, впасть в заботы о комфорте. Этим заботам конца не бывает.

252

Страдания полезны душе. Очень полезны. Вот только никто никогда на дне рождения не отважится пожелать имениннику побольше страданий. Язык не повернётся. Не забудем также, что у человечества всех, кто несёт людям страдания (такие полезные!), принято считать извергами и проклинать, а всех, кто избавляет людей от страданий, принято считать героями и воспевать.

253

Совершенство, полное несовершенств, — Дон Кихот. И полное совершенств Несовершенство — герцог. Один великолепен в убожестве, другой убог в великолепии.

254

Встроен в нас механизм, подталкивающий к переменам. Надоедает даже пирожное. Надоедают прекрасные мелодии. Шедевры надоедают. Предельное количество восприятия повторов какими-то силами нормировано, как для телесной, так и для духовной наших составляющих. Крепчайшие любящие пары разлетаются в разные стороны из-за срабатывания этой адской машины.

255

Ну, вот что! Каждый должен сам написать себе книгу в полном соответствии со своими вкусами, взглядами и духовными запросами. Ясно, что никто тебе в этом не угодит лучше тебя самого.

Пиши, а потом читай и восхищайся. Только никто кроме тебя не должен эту книгу читать! Запомни это. Никто! Раскритикуют, не оставят камня на камне. Такая пустота, такой холод от этого!

256

Ползёт несчастная сомнамбула в полвторого ночи к холодильнику и бормочет под нос: «Недопереела…недопереела!»

257

Из всего, что делает или говорит человек, из всех свойств своих он подсознательно устраивает себе пьедестальчики. Из всего, чем наделён. Но и из того, чем не наделён, тоже. Вся его деятельность и все слова его — хвалит ли, бранит ли что-то, — всё для лепки своего образа в головах окружающих. Так мы сделаны.

258

Витязь на распутье. Камень. Надпись.

Человеческое сознание без конца оказывается перед таким камнем. Без конца. Мучение из мучений. Да и не только отдельное человеческое сознание, но и вся цивилизация в целом. По какому пути мчаться безумному, безумному, безумному, безумному всаднику? То ли сохранится в нас душа человеческая, то ли превратимся в автоматы, то ли убережём искру божию, то ли погасим её в прагме, комфорте и гордыне? Есть ли хоть какие-нибудь шансы у глупеньких Эмилий Седли или жизнь принадлежит исключительно Ребеккам Шарп?

259

Жизнь приглашает посмеяться.

Повизгивающее чудо техники — бормашина, лёгкий дымок изо рта, огромная лампа перед глазами, умные, беспощадно милосердные глаза стоматолога. Негромко, проникновенно звучит по радио: «О, если б навеки так было!»

260

Иные слёзы — момент истины.

Где-то, забыл где, описан случай с музыкантами:

— Почему перестали играть?

— Мы плачем!

А ещё есть эпизод в фильме «Мимино»: молчащий в телефонную трубку грузинский еврей из Тель-Авива: «Я плачу!». Лучшие мгновения жизни.

261

Всемирное тяготение.

Между двумя кораблями, идущими параллельно, должна быть определённая, минимально допустимая дистанция, иначе они начнут неудержимо сближаться, и уже ничего нельзя будет поделать.

Два шарика ртути, если они слишком близко расположены, теряют голову и с «гибельным восторгом» сливаются в один шарик.

А два-то сердца… Эх!

262

Знал бы ты, какое невыразимое разочарование пришлось пережить Пропасти, оттого что у тебя не хватило решимости в неё броситься!

263

Вера.

Спасательный круг, который Творец бросил человеку? Что такое Вера? Симулировать её невозможно. Как же быть? Толстой всё никак не мог утвердиться в вере, завидовал простым крестьянам. Как впасть в это состояние, состояние веры? Голова мешает! Заставим её, эту самую голову, как следует подумать. Чем является наша вера в невидимом мире? Кто знает, может быть, там, в непостижимых краях, вера наша является как раз необходимым Богу материалом для укрепления своих позиций? Т. е. вера может быть в равной степени нужна и Богу, и людям, как способ выстоять. Причём практический. То, что здесь в тварном мире кажется нам нематериальным, иллюзорным, в незримом мире, возможно, очень даже весомо и осязаемо. Мы верим — и Бог растёт и набирает силу. Не верим — и