С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…» - Евлампий Поникаровский

Молодые казаки здесь увидели то, что называется полем боя, о котором мы рассказывали им на занятиях и показывали на ящиках с песком, на которых была изображена действительная местность. Разместились и… снова учеба, но сейчас она была ближе к боевой. Три недели вели занятия на этом естественном полигоне — поле бывшего боя. Отрабатывали взаимодействия взводов, эскадронов, батарей и всего полка — и в наступлении, и в атаке, и в конном строю, и спешенные. Учились драться в окопах и в траншеях, обкатывали танками. Боеспособность полка и подразделений росла каждый день. Снова усилилась тяга в партию и комсомол.

Глава восьмая

От Кальмиуса до Днепра

И снова мы в вагонах. 29 августа выгружаемся на станции Красный Сулин. Ночью, совершив 59-километровый марш, прибываем в район хуторов Ряжино и Политотдельский, тех самых хуторов, откуда пять месяцев назад ушли на Кубань на отдых и капитальный ремонт. 30 августа выходим на исходный рубеж. В этот день командование дивизии обратилось к казакам с письмом-призывом. В нем говорилось о боевом пути, о мужестве казаков-гвардейцев в боях с фашистскими захватчиками, о предстоящих боях.

«Дорогие друзья! — звало письмо-обращение. — Вам предстоят серьезные бои. Мы вновь идем на ратные подвиги. Наступил праздник и на нашей улице. Хвастливые немцы уже поджали хвосты. Теперь они и летом отступают под ударами Красной Армии. Освобождены от поганой немчуры Ростов-на-Дону, Орел, Белгород, Харьков, Таганрог, многие города Донбасса».

Письмо-обращение звало к подвигам во имя социалистической Родины.

Мы — на Кальмиусе, недалеко от знаменитого Матвеева Кургана. Кальмиус — немноговодная, извилистая, заросшая камышами, тальником, чапыжником речка. Она — один из опорных и крепких участков «Миус-фронта». Не сама речонка крепка, ее переплюнуть можно, а высоты, что сразу по западному берегу поднимаются за ней. Все они начинены дотами, дзотами, минными полями, густо изрыты окопами, траншеями, огорожены колючкой.

Перед нашим полком на этот раз была высота 107,7. За нею виделась другая, отмеченная на оперативных картах цифрой 277,9 и примечательная тем, что на ней расположено древнейшее захоронение — Саурова Могила. Не сегодня-завтра мы пойдем здесь на прорыв. На совещании командиров подразделений замполит Ковальчук сказал, что пора кончать с остатками их хваленого «Миус-фронта» и не слезать с седла до самого… Берлина.

Наш прорыв назначен в ночь с 9 на 10 сентября. Но немцы упредили. Они атаковали нас ранним утром 8 сентября, рассчитывая, видимо, расстроить наши приготовления и, если удастся, сорвать наступление. Их было не менее двух полков пехоты, поддержанных полутора десятками новейших тяжелых танков со звериным названием «тигр». С такими казакам встречаться еще не приходилось. Но мы знали, что на Курской дуге этих «зверей» хорошо колошматили.

До поры до времени наша оборона молчала, не отвечая на выстрелы танковых пушек, на минометный и пулеметный обстрел с высоты. Такой был приказ. Но вот передние машины противника достигли берега речки. И в этот момент разом заговорили артиллерийские и минометные батареи всех полков и дивизионный 182-й артиллерийско-минометный полк. Земля глухо дрогнула, а на том берегу Кальмиуса поднялась на дыбы. Весь берег сразу затянуло дымом и поднятой пылью.

Для новых «зверей» артиллеристы приготовили и новое угощение. Огонь они вели не бронебойными, как обычно, снарядами, а подкалиберными, которые не пробивали броню, а прожигали ее и только тогда, внутри машины, взрывались и плавились. Взрывы срывали башни, как сильный ветер срывает шляпы с головы, и часто разворачивали всю коробку. В первые же минуты на поле боя зачадили дымом или остались без башен восемь вражеских танков. Остальные стали пятиться и уходить.

И тут заиграли «катюши». Весь склон от берега реки до вершины, до самого гребня, потонул в огне. Горело все: трава, кустарники, сама земля. Горели гитлеровцы. Их смертный, нечеловеческий вой доносился до нашего переднего края. Молотили по склону и мы, минометчики, ступеньками перенося огонь все выше и выше.

Недобитые «тигры» покидали поле боя. Обезумевшая от огня пехота, точнее, остатки ее, свое спасение тоже искала в бегстве. Можно ли было упустить такой случай и не рвануть вслед за отходящим, убегающим противником? Можно ли было дать гитлеровцам время на то, чтобы очухаться, прийти в себя? Это было бы непростительной оплошностью. Куй железо, пока горячо. Третий и четвертый эскадроны нашего полка, а затем других полков, перемахнув речку, начали преследовать противника и скоро оказались на вершине высоты. Казаки первого и второго эскадронов, по боевому расписанию входящие в передовой отряд, сели на коней и оголили шашки. Вместе с батареей «сорокапяток», с ромадинским взводом минометчиков и танковой ротой, развивая успех, крепко сели на плечи в беспорядке отступающего противника. Отряд с ходу занял железнодорожную станцию Игнатьевну и проскочил до хутора Чичерина. В образовавшуюся брешь в обороне противника вошли все полки дивизии.

Самое удивительное в этой дружной и напористой контратаке было то, что потери полка оказались совсем минимальными: пять человек убитых и двенадцать раненых. Гитлеровцы же оставили на поле боя восемь танков, а на гребне высот две артиллерийские и одну минометную батареи, большой склад боеприпасов. И до двух батальонов убитыми. Получилось истинно по-суворовски: «Повелевай счастьем, ибо мгновение решает победу».

Полк дорожил мгновением. У хутора Чичерина казаки первого эскадрона наскочили на сильный пулеметный огонь врага. Эскадрон спешился. Казаки по-пластунски стали подбираться к вражеской обороне. А в это время второй эскадрон по балке на конях обошел хутор с другого конца и атаковал гитлеровцев. Немцы, увидев мчавшихся на них казаков с шашками наголо, побежали. Началась паника. Не давая врагу опомниться, казаки освободили еще три населенных пункта и подошли к большому хутору Графскому. Здесь, как стало известно от пленных, у гитлеровцев стояли танковая часть и пехотное подразделение.

Элемент внезапности теперь был утрачен. Противник, конечно же, приготовился к обороне. Надо было провести тщательную разведку и уточнить силы врага. Эскадроны спешились, в роще укрыли коней, стали окапываться. В полк послали донесение и попросили помощь. Помощь не замедлила явиться. И из полка, и из дивизии. В штабах внимательно следили за развитием событий. Из полка кинули к Графскому мою минометную батарею, из дивизии вот-вот должны были подойти танковый полк и несколько эскадронов из других полков. Пока подкрепления подходили, мы, минометчики, заняв огневую позицию, начали обстрел хутора, чтобы выявить огневые средства противника. Под вечер мы всей силой навалились на хутор, и он был занят. Гитлеровские танки почему-то не вступали в бой. Они ретировались из хутора до того, когда наши «тридцатьчетверки» только выходили на исходный рубеж для атаки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});