Туда и обратно - Клиффорд Саймак

Он вынул трубку изо рта и снова, тщательно прицелившись, плюнул в реку.

— Вы когда-нибудь читали Торо, парень?

Саттон покачал головой, пытаясь вспомнить. Это имя вызывало у него какое-то воспоминание. Был отрывок в учебнике по древней литературе, которую он изучал в колледже. Все, что осталось у него в памяти, так это впечатление, что это какое-то большое произведение.

— А его следует прочитать, — сказал старик, — у него были правильные мысли.

Саттон поднялся и отряхнул брюки.

— Оставайся, — предложил старик. — Ты мне не мешаешь. Совсем не мешаешь.

— Мне нужно идти, — объяснил Саттон.

— Найди меня когда-нибудь в другой раз, — продолжал старик, — мы можем еще поговорить. Меня зовут Клиф, но подчас меня уже называют старик Клиф. Спроси старика Клифа, меня каждый здесь знает.

— Как-нибудь я так и сделаю, — согласился Саттон вежливо.

— Не хотите ли глотнуть, прежде чем уйти?

— Нет, спасибо, — ответил Саттон, отодвигаясь, — нет, спасибо, спасибо.

— Ну, хорошо. — Старик поднял кувшин и сделал долгий булькающий глоток. Затем опустил кувшин и выдохнул воздух, но теперь это выглядело менее внушительно: не было бабочки.

Саттон поднялся по берегу и вышел под обжигающее солнце.

— Да, конечно, — сказал работник станции. — Саттоны живут как раз за рекой, в округе Грант, можно добраться туда несколькими способами. Какой предпочитаете?

— Самый длинный, — ответил Саттон. — Я не спешу.

Луна уже всходила, когда Саттон поднялся на холм, приближаясь к мосту. Он не спешил, поскольку в его распоряжении была вся ночь.

33

Земля казалась дикой, более дикой, чем любое место, которое посещал Саттон на его родной земле, покрытой подстриженными газонами, аккуратно подрезанными деревьями в парках с искусственным поливом. Местность поднималась вверх и была загромождена громадными валунами, как будто огромная рука разбросала их в ярости в какие-то давно забытые времена. Каменные гряды устремлялись наверх, покрытые кое-где могучими деревьями, которые тоже стремились достичь той же высоты, того же могущества, что и каменные нагромождения. Но остановились, не сумев этого сделать, и теперь стояли, убежденные в том, что представляют собой нечто меньшее, чем каменные громады, но все же сохранив достоинство и терпение, которым они обучились раньше когда-то, стремясь стать такими же.

Летние цветы прятались между камнями или же прижимались к основанию огромных деревьев, покрытых мхом. Белка сидела где-то неподалеку на ветке и издавала свое щелканье, как будто возмущалась, что уже встает солнце.

Саттон с трудом поднимался вверх по узкой долине, которая вилась от дороги. Иногда он шел, но чаще полз на четвереньках, пробираясь сквозь заросли. Он часто останавливался и отдыхал, прислонившись к дереву и вытирал пот с лица. В долине внизу грязноватая река подчас принимала голубоватый оттенок и становилась похожей на небо, которое отражалось в ней. И воздух над ней был кристально чистый. Более чистый, чем тот, которым когда-либо приходилось дышать Саттону. Ястреб упал с неба в пространстве между голубизной неба и реки, и Саттону показалось, что он может увидеть каждое отдельное перышко его сложенных крыльев.

Сквозь деревья он увидел небольшую расщелину в каменных нагромождениях и понял, что это то самое место, о котором упомянул Джон К. Саттон в своем письме.

Солнце взошло только около двух часов назад. И у Саттона-младшего еще было время, так как Джон К. Саттон как раз только что поговорил с тем неизвестным, о котором рассказывал в письме, а затем пошел обедать.

С этого момента Саттон стал двигаться не спеша, постоянно наблюдая за расщелиной в камнях. Он наконец достиг вершины и оглядел тот самый большой камень, о котором упоминал его предок. Саттон нашел его удобным для сидения.

Он сел на него и взглянул в долину, с благодарностью приняв прохладу деревьев. Здесь царило спокойствие, как говорил Джон К. Саттон. Мир и спокойное достоинство того, что он видел перед собой. Странное свойство трех измерений пространства, которое было как бы живым существом, раскинувшимся над долиной. И необычность, необычность ожидания… И чего-то, что могло произойти.

Он посмотрел на часы. Половина десятого. Саттон сошел с камня и прилег в ожидании за кустами. Почти сразу же раздался мягкий шуршащий звук двигателей. Вниз спускался корабль, очень небольшой, рассчитанный на одного человека. Он опускался по поисковой траектории над деревьями и сел на пастбище за изгородью.

Человек вышел из корабля и облокотился на него, глядя на небо, на деревья, как бы испытывая удовлетворение, оттого что достиг места назначения.

Саттон внутренне улыбнулся, успокоившись.

«Как декорация в театре, — подумал он. — Явление совершенно необычное и неожиданное, тем более если испортился двигатель. Нет никакой нужды объяснять свое присутствие. Теперь нужно только подождать, пока придет человек и заговорит с вами. Самая естественная ночь в мире. Вы его не ждете, он видит вас и подходит, конечно, начинает разговор. Здесь нет нужды идти по тропинке, открывать калитку, стучать в дверь и говорить: «Я пришел для того, чтобы узнать обо всем скандальном в вашей семье, чтобы извлечь любую грязь, которая имеет отношение к семейству Саттонов. Вы разрешите присесть и поговорить с вами?»».

Но вполне естественно приземлиться на пастбище, если у вас испортился корабль, и сначала поговорить о кукурузе и траве на пастбище, о погоде, а затем перейти к вопросам, касающимся семьи Саттонов.

Этот человек достал ключ и начал что-то делать с кораблем.

Кажется, приближался тот самый момент.

Саттон приподнялся на руках и внимательно огляделся сквозь сплетенные ветви кустов миндаля.

Джон К. Саттон спускался вниз по холму. Тучный человек с аккуратной белой бородой, в старой черной шляпе. В его походке было нечто неуклюжее и в то же время изящное.

34

«Неудача, — подумала Ева Армор. — Вот как она ощущается. Сухость в горле, тяжесть в сердце, усталость в мозгу. Я зла, — сказала она себе, — и у меня есть все основания, чтобы быть такой, хотя я и устала метаться и испытывать неудачи и острота подобной злости притупилась. Психометр в комнате Адамса остановился, так сказал Херкимер, и экран погас, когда он выключил видеофон. От Саттона не осталось и следа, поэтому психометр не мог его контролировать. Это означало, что Саттон… но он не мог быть мертв, потому что является историческим фактом то, что он должен написать книгу. А он пока еще не написал ее».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});