Охотник за нечистью и Похититель Душ (СИ) - Видана Анастасия

— У него во всех городах, городках и сёлах свои люди были. Он же о мировом господстве мечтал: сначала людей покорить, а после и с самими богами попробовать потягаться! В ближних к Болотному замку поселениях тайные имена его слуги выведывали, а в дальние он отправлял тех, чей разум уже принадлежал ему.

— А ты-то ему за какой надобностью?

Венельд передёрнул широкими плечами:

— Бодрейв научился отнимать у одарённых существ их силу и присваивать её себе. А кто лучше Охотника выследит и пленит одарённого? То-то… Да и отомстить он хотел. Я ведь, оказывается, уже с ним встречался когда-то. Думал, честно тебе скажу, Гурт, что убил, а оно вон как вышло… Видно, удалось ему саму смерть обхитрить.

Гурт поскреб косматую бороду, покрутил головой:

— Делаааа…

Друзья в молчании доели похлёбку. От места, где они расположились, не было видно, что делается во дворе полуразрушенного замка, но Венельд запросто мог представить себе состояние бывших порабощённых, скинувших оковы чужой злой воли. Сколько он сам-то пробыл среди них, всего ничего, а ощущение премерзкое, будто бы душу вынули и грязными ногами по ней потоптались вдоволь… Охотник хмыкнул себе под нос, покачал головой. Давно ли чувствительным таким стал, Венельд, сын Осбальда?

Мысль о родителях вызвала смутное беспокойство. Вроде бы там, в серой комнате со змеями на стенах, к нему приходила мать и — Венельд похолодел — Рун. Не стала ли и она одной из порабощённых Бодрейва — или то были всего лишь видения, навеянные колдовством? Было и ещё что-то, что не давало ему покоя — какое-то ускользающее воспоминание, за которое никак не удавалось ухватиться.

Пока Венельд сидел, уставившись в одну точку, Гурт, неодобрительно покачивая головой и бросая на него встревоженные взгляды, свернул лагерь, убрал остатки провизии и погасил костёр. Пора было возвращаться: Тайманские Топи — не лучшее место для ночёвки, и дело тут не только в Бодрейве и его замке. Про Топи даже в Талсбурге болтали всякое… В общем, чем быстрее они отсюда уберутся, тем лучше.

Закончив со сборами, Гурт тронул Охотника за плечо. Тот перевёл на него сосредоточенный взгляд и неуверенно кивнул, явно думая о другом. Венельд сел на вороного, Гурт оседлал гнедого, и друзья тронулись в путь.

Первые сутки прошли в молчании — оба были неразговорчивы, каждый думал о своем. Возможно, именно поэтому общество друг друга их никогда не напрягало. Так что Гурт чуть не свалился с седла, когда на исходе второго дня Венельд вдруг натянул поводья и заявил:

— Мы должны вернуться!

— Да ты чего, парень, разум обронил? Эк тебя потрепало, гляди-ка… Ехать нам надо.

— Ты не понимаешь! — Охотник мотнул головой в сторону оставшегося позади болота. — В замке был ребёнок, маленькая девочка. Не можем же мы её бросить! У неё наверняка родители есть… Кто ей поможет?

— Не было у колдуна никаких детей и быть не могло! Говорю же тебе, я там поогляделся немного, когда приятеля твоего не обнаружил. Все, кого обвал не коснулся, выбирались понемногу во двор, озирались, оглядывались. Я так понимаю, слуг у колдуна было не так чтобы слишком…

— Она не показалась мне одной из порабощённых. Думаю, девочка там жила.

Гурт сердито сплюнул:

— Ну так может она дочь колдуна? Тогда туда ей и дорога, куда и папаше её.

— Надо вернуться, — взгляд Венельда стал упрямым.

Гурт вздохнул:

— А не приснилась она тебе? Сам же говоришь, Бодрейв к тебе в голову влез. Может, это просто чужое воспоминание?

Охотник приготовился было спорить, но перед глазами внезапно предстала Рун — такою, какой она приходила к нему в замке. Он видел её, как живую, и мог бы поклясться, что это было не видение, но… Рун ведь не было в замке?

Голова внезапно сильно заболела, перед глазами поплыли круги. Венельд покачнулся и едва не выскользнул из седла, но внимательно наблюдающий за ним Гурт успел подставить плечо, а ещё — разглядеть на лице парня сомнения, которыми тут же поспешил воспользоваться:

— Не было там никакого ребёнка, друг. Привиделась она тебе. Поедем!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Солнце понемногу клонилось за горизонт, когда Гурту удалось переубедить Венельда. Путники двинулись дальше. Несмотря на то, что Охотник чувствовал себя неважно после порабощения колдуном, друзья почти не отдыхали и привали устраивали коротенькие, только чтобы перекусить и набраться сил, а дремали прямо в седлах.

Тайманские Топи остались далеко позади, когда Венельд снова прервал молчание — и нельзя сказать, что Гурту не принесли облегчения его слова.

— Дальше я не поеду.

— То есть как это?

— Я… В замке колдуна у меня были… видения. Мне нужно разыскать одного человека.

— Ту девочку?

Венельд мотнул головой:

— Нет. Я не вполне уверен, что она вообще существует. Но в моей жизни когда-то был человек… девушка. Я плохо с ней обошелся.

Гурт насупился. С одной стороны, разговор, на который он не решался, можно было не начинать, а с другой… Нет, нужно все прояснить!

— Андея-то моя…

— Знаю, — кивнул Венельд. Кустистые брови Гурта поползли вверх:

— И давно?

— Не так чтобы.

— Что же, она сама тебе… рассказала?

Венельд усмехнулся:

— Нет, нет! Андея разумная девушка и всегда вела себя более чем сдержанно. Просто… Как бы она ни старалась, глаза ее выдают. Я видел, как она на меня смотрит.

Гурт воинственно задрал бороду:

— А ты что же?

Охотник выдавил слабую улыбку:

— Не мог же я подложить тебе такую свинью, дружище! Я не создан для семьи: нынче здесь, завтра там, перекати-поле. В общем, в Талсбург я с тобой не вернусь.

Оба помолчали — прощаться они не умели.

— Куда ты поедешь? — спросил, наконец, Гурт. Венельд пожал плечами. — Вот что, парень… Ты, конечно, волен идти, куда угодно, но и про нас не забывай, лады? И береги себя. Пускай моей Андее ты и не пара, но в Талсбурге у тебя есть семья.

— Спасибо — улыбнулся Охотник.

Друзья обнялись, а затем Венельд развернул вороного, свистнул Дарвелу и поехал в другую сторону, а Гурт еще долго смотрел ему вслед…

Глава 33. Встреча

Отряд въехал в ворота и остановился. Уставшие с дороги люди покидали седла, бросали поводья подбежавшим конюхам, переговаривались, улыбались.

Крепкий светловолосый великан спустился на землю одним из последних. Протянув руки, он подхватил маленькую девочку, ехавшую в седле перед ним, и поставил ее подле себя. Взгляд его голубых глаз был насторожен и хмур, малышка же, напротив, казалась безмятежной.

Ансур, начальник отряда, отправил одного из стражников доложить об их прибытии, хоть и понимал, что во дворце об этом давно известно, но тут великолепные резные двери — работа лучших мастеров Сантаррема! — распахнулись, и во двор выбежала богато одетая молодая женщина. Песочного цвета шальвары и белая туника ее были расшиты золотом, кожаные сандалии украшены драгоценными камнями, а укрывающая голову и плечи широкая накидка цвета слоновой кости поражала серебряной вышивкой самой искусной работы.

Увидев ее, светловолосый норавиец замер, она же бросилась прямо к малышке, протягивая руки, смеясь и плача.

— Мама? — полувопросительно произнесла та и неуверенно шагнула навстречу. — Мама!

Ничуть не заботясь о своем дорогом наряде, женщина упала на колени, и девочка тут же очутилась в ее объятиях.

— Айрис, Айрис, — шептала сквозь слезы Рун на незнакомом всем присутствующим во дворе языке. — Драгоценная моя девочка!

— Это ты, — запинаясь и с трудом подбирая слова, ответила ей дочь на том же наречии. Это был древний канмейский — мертвый язык погибшей цивилизации. Рун с рождения дочери говорила с Айрис на нем, и теперь девочка понемногу припоминала знакомые фразы. — Как хорошо, что ты здесь! Я уже начала тебя забывать…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Не выпуская дочь из своих объятий, Рун подняла ее на руки, выпрямилась и взглянула в лицо могучему норавийцу, так и стоящему подле них.

— Это мой друг, мама, — шепнула ей Айрис. — Его зовут Тур, — она лукаво улыбнулась мужчине, будто бы знала и другое имя (а может, и знала, подумалось Туру, с нее станется). — Он хороший. Я спасла его от Древа, когда Бодрейв решил принести его в жертву, а он не отпустил меня одну с этими незнакомцами — хоть я и говорила ему, что они друзья! — и заботился обо мне в пути.