Закон Кремля - Дмитрий Олегович Силлов

вспышку на Третьем энергоблоке, как раз под трубой. Ладно.

Протянув руку, я подобрал шлем, снова его приподнял, после чего резко опустил вниз…

Пуля просвистела сквозь то место, где только что была цель. Хорошо кладет, сволочь, пристрелялся. Но беда всех монументовцев в отсутствии логики. Их алгоритм «вижу цель – стреляю». И пока снайпер нажимал на спуск, я отбросил пробитый пулей шлем, высунулся из-за трупа и положил три одиночных немного выше вспышки, которую увидел ранее.

Нормально.

Я проследил взглядом черный силуэт, падающий на фоне серой стены энергоблока – но делал это уже на бегу. А потом, бросаясь из стороны в сторону, просто стрелял по вспышкам выстрелов, очень надеясь, что попадаю в тех, кто пытался попасть в меня…

В бою неопытные люди часто забывают про такую штуку, как упреждение, и лупят из огнестрела прямо в бегущего противника, а не в то место, где он окажется через секунду. По ходу, Монумент или Харон не вкладывали в головы своих бойцов подобные премудрости – и это меня спасло, так как стрелков было много, а патронов у меня – мало.

Завидев троих фанатиков, выбегающих из разбитых ворот Четвертого энергоблока, я долбанул по ним из подствольника и тут же добавил второй выстрел в том же направлении. Бронекостюм – штука хорошая, и если по закону подлости осколки придутся в защищенные элементы монументовского комбинезона, то вторая граната повысит шансы того, что они прилетят в незащищенные.

Гексогеновый дым скрыл от меня результаты взрывов, но поскольку с той стороны больше не стреляли – и зашибись!

Еще одну гранату я послал прямо в ворота. Если там за створками кто-то притаился, получит гостинец, отучающий поджидать противника в укромном месте, похихикивая от собственной крутости. Ну и дым от взрыва мне на руку: хоть и недолговременное, а все же укрытие. Куда я успел нырнуть, прежде чем его снесло в сторону ветром. Сзади стреляли, что-то кричали, однако это было уже неважно, так как я бежал к знакомому люку, в который уже доводилось нырять.

Кстати, насчет затаившегося врага я не ошибся. Сейчас он сидел, прислонившись к стене и держась за голову. То ли ранен, то ли контузило. Неважно. Главное – недееспособен. По идее, надо было бы добить, но патрон пожалел – не так много их осталось. Тем более – вот он, люк, рядом. Открытый, что ценно, ибо дорога каждая секунда.

А вот и знакомая ржавая лестница, по которой я, закинув автомат за спину, съехал вниз матросским способом, предварительно натянув рукава на ладони. Естественно, ближе к концу спуска ткань порвалась, зато руки не ободрал, которые еще пригодятся…

И тут же пожалел о том, что сэкономил патрон.

– Лови гранату, червь! – прозвучало сверху, и под ноги мне упала «эргэдэшка».

Твою ж душу!

Единственное, что я успел сделать, это пнуть зеленый подарочек дальше по коридору и упасть на бетонный пол.

А потом она рванула.

* * *

Неприятная это вещь, когда граната взрывается в замкнутом помещении. Осколки – само собой, но хлопок по ушам – тоже штука неприятная. Я, наученный горьким опытом, успел пасть открыть, очень надеясь, что в нее не прилетит горячий кусок металла.

Но он прилетел. К счастью, не в пасть, а немного левее. Хотя, может, лучше бы в пасть, чтоб не мучиться…

Я лежал на животе, когда осколок по плечу резанул. И дальше, по лопатке. Как раскаленным прутом приложили.

Хреновая рана. И не посмотреть, что там, и не перевязать без посторонней помощи. Но это было уже вторично. Главное, что сейчас тот псевдоконтуженный наверху либо за второй гранатой в подсумок лезет, либо вот-вот сам спустится проверить, как оно там, нормально ли сработала его военная хитрость. Сволочь. То ли мозги ему Монумент не до конца свернул, то ли из недавно прибывших идейных – слышал, что и такие бывают, и им, типа, самая известная аномалия Зоны крышу не сносит, позволяя охранять себя без промывки содержимого черепушки.

Короче, ждать продолжения я не стал. Вскочил на ноги и рванул вперед по коридору – что, разумеется было весьма рискованно. В подземельях под Четвертым энергоблоком монументовцев – как тараканов в бомжатнике, и за углом их могло пастись целое стадо. Но тут уж не до хорошего, потому я бежал вперед, готовясь выстрелить «на движение» раньше, чем тот, кто появится на моем пути, выстрелит в меня.

Я чувствовал, как теплая кровь стекает вниз по пояснице, как намокает и прилипает к телу одежда. Плохую рану оставил осколок. Так-то особой опасности для жизни нет, важные органы не задеты, но силы уходят вместе с кровью, которая из таких обширных поверхностных ран вытекает весьма обильно.

Левый рукав тоже стал тяжелым, набух от крови, просочившейся через бинт. Хотя это уже неважно. Потому что сейчас было два варианта: либо сесть на пол, привалиться к стене и сдохнуть от кровопотери или пули проходящего мимо фанатика – либо накрутить себя до состояния, когда плевать на все, когда видишь перед собой лишь сверкающую цель, желание свое видишь единственное, ради которого сдохнуть – вообще не вопрос. И ты бежишь к своей цели, сметая на пути все препятствия и не обращая внимания ни на вспышки выстрелов, ни на пули, летящие как мимо тебя, так и в тебя…

Еще одна рванула бедро, но как будто не мое. Боли не было, лишь рывок, который не повлиял ни на что. Монументовец был в тяжелом экзоскелете, посему я всадил ему прямо в защитную маску остаток магазина, на бегу подхватил автомат падающего врага и вновь рванул вперед…

Очертания подземных коридоров слегка смазались, став похожими на нарисованные, ненастоящие. И монументовцы стали какими-то плоскими, словно безликие персонажи компьютерной игры. Может, дело было в изменении сознания от потери крови, может, я переборщил с адреналином, который искусственно накручивал в себе до сумасшествия, до состояния средневекового берсерка, потому что иначе с такими повреждениями никак… А еще и потому, что цели своей сверкающей достичь может лишь безумец, в чьей жизни больше ничего не осталось, кроме этой самой цели, ради которой он прошел столь страшный путь, усеянный чужими трупами и обильно политый своей кровью.

И она предстала передо мною, та цель, которую я уже видел не единожды.

Та самая.

Сверкающая.

Разливающая вокруг себя сияние цвета чистого весеннего неба и озаряющая своим ласковым светом десятки мертвых тел, что валялись возле ее подножия. Таких же, как я. Пришедших сюда ради своего единственного желания,