Батареи Магнусхольма - Дарья Плещеева

Лабрюйер посмотрел на Пичу. Парнишка не аплодировал. Его сосредоточенная физиономия внушала опасения — ну как попытается, одолжив у кого-нибудь велосипед, проделать во дворе те же трюки?

Потом шпрехшталмейстер, пузатый мужчина во фраке, зычным голосом объявил выступление Иоганна Краузе — ученика прославленного Мифорта Реймса.

Для молодого атлета натянули проволоку на высоте в сажень. Он вышел, улыбаясь, показал работу с двухпудовыми гирями, потом жонглировал большими шарами — возможно, железными, потом один раз прошел по проволоке, неся на голове гирю. Особенно всем понравился «живой турник» — Краузе на прямых руках держал перед собой на уровне груди штангу с шарами, весившую не меньше трех пудов, а на штанге проделывал гимнастические упражнения мальчик-акробат, то повисая на подколенках, то принимая всякие сложные позы, и Краузе даже не шелохнулся. Вроде он и сделал немного, но был так красив, что дамы в первых рядах, пришедшие ради чемпионата по борьбе, сразу показали свое восхищение.

Завершалось первое отделение конным номером, для которого униформисты убрали ковер. Тут дамам не повезло — опилки из-под копыт так на них и летели.

В антракте Лабрюйер повел Яна и Пичу на конюшню — кормить лошадей. Нарочно для развлечения публики там стоял служитель с подносом, на котором лежала нарезанная кусочками морковь. На сей раз служителем был конюх Орлов.

— Нет ли новостей? — спросил его потихоньку Лабрюйер.

— Как будто нет.

— А мадмуазель Мари?

— Мадмуазель больше не появлялась. Толковали, будто ей содержатель других собак подарил, да только никто этих собак не видел. Может, дома, на заднем дворе, их школит? Чтобы и этих не потравили?

— Это было бы разумно. А что говорят про отравителя?

— А вы разве ее не поймали?

— Нет, еще не поймал.

— Так Аннушка же! Все к ней ведет, к дуре пьяной.

— В том-то и дело, что пьяная дура тут, кажется, не виновата. Есть другая особа. Если смогу доказать — приду и все расскажу.

— Да кто же?

— Пока сказать не могу.

— Найдите Аннушку да приприте ее к стенке! Ей Скворцова сперва очень даже доверяла. А потом — шум, крик, Аннушку — за ворота, а эту старую кобылу Марту Гессе — на ее место. Дура она, конечно, Аннушка, такого хорошего места лишилась, кто ее теперь возьмет?

Электрический звонок известил, что пора возвращаться в зал.

Второе отделение было целиком отдано бойцам. Началось с торжественного выхода — шпрехшталмейстер прославлял французскую борьбу и выкрикивал имена, при каждом — титулы и звания, оркестр играл невероятно помпезный марш, а восемь мужчин и две дамы сделали два почетных круга по манежу, причем каждый приветствовал публику на свой лад, один поднимал только правую руку, другой — обе сразу, дамы изображали руками что-то лебединое. Мужчины были в борцовских трико, прикрывавших только бедра, не принимать же всерьез узкую полоску на груди и лямочки; дамы — в белых блузках с короткими рукавами и смешных круглых штанишках, какие носят в исторических фильмах и пьесах юные пажи: мужчины были сытые, гладкие, дамы — полненькие. И у всех — ленты через плечо, утыканные звездами и медалями.

В первой схватке сцепились Штейнбах и борец в красном трико и красной полумаске. Лабрюйер в борьбе не особо разбирался, в цирке уже сто лет не был, но понимал — это еще не главная пара чемпионата. За его спиной сидели два знатока и комментировали удачно проведенные захваты, причем по-русски.

— У маски есть темное мышечное чувство, — вдруг сказал один.

— Выдумки, никакого такого чувства нет, а есть опыт, — возразил другой.

— Нет, ученые недавно открыли — оно есть. Это когда угадывают замыслы противника по малейшим движениям, даже по глазам. Видите, видите, как маска уходит от захвата? Это — оно!

Штейнбаху не повезло — более гибкий и верткий борец в маске одолел его.

Потом вышли дамы. Мужская часть публики оживилась.

— Тьфу! — довольно громко сказала Каролина. — Они пришли сюда ножки показать. Это не борьба. Женщины могут бороться не хуже мужчин, если захотят.

— Главным образом за воображаемые права, — ответил сзади один из знатоков.

И Лабрюйеру пришлось, забыв про схватку, успокаивать спорщиков. В результате он так и не понял, кто победил.

Потом схватились бороться «золотая маска» и некий Хиггинс, чуть ли не чемпион обеих Америк. Когда он отдал ленту с медалями на сохранение шпрехшталмейстеру, тот едва ее не выронил и всем видом показал: весит полтора пуда! «Золотая маска» вышел без ленты, но был моложе, стройнее и соблазнительнее. Дамы разгорячились и, когда чемпиона с некоторым трудом вроде бы уложили на лопатки, но он еще ерзал и брыкался, принялись вопить:

— Туше! Туше!

Оказалось, что наблюдать за публикой Лабрюйеру любопытнее, чем смотреть на потных полуголых мужчин. Его заинтересовал только прием «суплекс» — казалось, этот трюк противоречит всем законам физики.

Это чудо показал Иоганн Краузе. Он в схватке позволил противнику, «красной маске», навалиться на свою грудь, изогнулся, встал на «борцовский мост» — и вдруг, вытолкнув противника вверх, так что тот замолотил в воздухе ногами, кинул его через себя назад. При этом Краузе исхитрился на него же и упасть, прижав его к ковру лопатками, как — Лабрюйер не понял. Он только сообразил, что прием требует большой гибкости и очень сильной шеи.

Но тем для него чемпионат и кончился. Потому что Каролина потянулась к нему и прошептала прямо в ухо:

— Двое из этих шести — убийцы.

— Вы с ума сошли?

— Убийцы. Они удавили Пуйку и Марту. Они умеют. Они привыкли так делать…

И Лабрюйеру стало уже не до чемпионата.

Настало озарение — он словно попал вовнутрь Каролининой головы и видел все ее мысли разом. Но при этом еще управлялся со своими собственными мыслями, и все вместе они складывались в стройную и лишенную прорех конструкцию.

В версии Каролины была логика — хотя дамы не обязаны мыслить логично, но эмансипэ себя дамой не считала, и это как-то сказалось на умственных способностях. Но Каролина все еще не знала о следствии по делу об отравленных собаках и, значит, дивным образом включилась женская интуиция.

Итак — в цирк приехала мадмуазель Мари, она же «Птичка». Очень хорошая мысль — завербовать русскую девицу, она словно бы вне подозрений. Вместе с ней приехал некто, бывший ее любовником или просто соратником. Можно держать пари, что он — атлет, борец и выступает в чемпионате. Он тоже может быть русским — или малороссом, этих завербовать нетрудно. Фрау Берта подсмотрела кусочек свидания, но не узнала кавалера и решила, что он пробрался в цирк снаружи. А ему и пробираться было незачем — он совершенно спокойно входил и выходил через служебный вход, если же там ждали восторженные дамы, то его выпускали через ворота.